Он быстро набросал на доске формулы. Гастев одобрительно кивал, делая пометки в блокноте.
— А теперь практическая часть, — объявил профессор. — Разбиваемся на группы. Первая — к тренажеру загрузки печи. Вторая — отработка движений по циклограмме. Третья — работа с хронокартами.
В углу зала установили точную модель загрузочного устройства — детище институтских конструкторов. Рычаги и приводы в точности повторяли настоящие.
— Становись! — скомандовал инструктор в форменном кителе ЦИТа. — Засекаем время. Начали!
Бригадиры по очереди отрабатывали движения. Хронометристы с секундомерами фиксировали результаты. На специальном графике появлялись все новые отметки.
Я наблюдал за процессом из дальнего угла. Величковский и Гастев создали уникальную систему, соединив академическую науку с практикой производства. Такого не было даже в Германии.
— Леонид Иванович, — ко мне подошел Зотов, — разрешите вопрос? Мы с ребятами придумали, как ускорить загрузку шихты. Если модернизировать механизм, можно добиться существенного ускорения.
— Оформляй предложение, — кивнул я. — Завтра в восемь утра показываешь схему Величковскому.
Его глаза загорелись:
— Есть! Мы уже начали чертежи делать.
В этот момент в зал быстро вошел Глушков:
— Леонид Иванович, срочное сообщение. На железнодорожной станции задержан вагон с бракованными огнеупорами. В накладных печати не нашего завода.
Я нахмурился. Значит, конкурент перешел к активным действиям. Попытка сорвать производство путем поставки некачественных материалов. Серьезный ход. Это уже диверсия.
— Документы оформили? — спросил я.
— Да. Акт составлен, образцы изъяты. Товарищ Рожков просил передать, материалы уже у следователя.
— Хорошо. Усильте контроль всех поставок. И… — я сделал паузу. — Пусть наши люди проверят качество огнеупоров на заводе Крестовского. Возможно, там найдется что-то интересное.
Глушков понимающе кивнул и исчез.
А в учебном зале продолжалась работа. Гастев объяснял принципы разметки операций, Величковский демонстрировал расчеты на доске. Будущее рождалось здесь, в этом сплаве науки и практики.
До сдачи первой партии оборонного заказа оставалось двенадцать дней и два часа. Время неумолимо отсчитывало минуты.
Глава 2
Рекорд мартеновских печей
К полудню жар мартеновских печей раскалил воздух в цехе, несмотря на январский мороз за окнами. Я стоял на смотровой площадке, опершись на железные перила.
Да, кстати, сейчас на мне простая рабочая форма. Суконная куртка-френч «Ленинградодежда» с накладными карманами и кожаным ремнем, брюки из плотного молескина, заправленные в хромовые сапоги. На груди поблескивал значок ВСНХ, в нагрудном кармане — блокнот «Союз» и логарифмическая линейка. Не отличить от обычного сталевара.
После того памятного разговора со Сталиным я принципиально отказался от кабинетного костюма. Завод должен видеть, директор работает вместе со всеми. Только хронометр «Павел Буре» на цепочке напоминал о статусе, да и тот сейчас использовался для замера операций.
Головачев принес обед прямо к печи. Кувшин с горячими щами, черный хлеб, завернутый в вощеную бумагу, и котлеты в эмалированном судке. Секретарь неодобрительно качал головой, глядя, как я пристроил судок на краю пульта управления.
— Леонид Иванович, в кабинете-то посподручнее было бы…
— Некогда, Артурович, — ответил я, не отрывая глаз от показаний приборов. — Сейчас главная плавка пойдет.
У первой печи бригада Лебедева готовилась к рекордной плавке. Новая технология, разработанная Величковским, должна дать небывалый результат.
— Температура тысяча шестьсот сорок! — докладывал мастер, вглядываясь в пирометр «Арденн». — Шихта подготовлена по новому составу!
Сталевар Громов, черный от копоти, но в идеально чистых защитных очках «ЗН-1», колдовал у смотрового окна. Его движения, отточенные по системе Гастева, были точны как у хирурга.
— Засекаю время! — крикнул хронометрист, не отрывая глаз от секундомера.
Я быстро проглотил котлету, запив горячими щами из термоса. Сейчас было не до церемоний, каждая минута на счету.
Величковский, против обыкновения тоже в рабочей куртке поверх профессорского костюма, напряженно следил за показаниями приборов:
— Начинаем загрузку. Первая порция — пять тонн…
Огромный завалочный кран «Демаг» бесшумно двинулся под закопченными сводами. Молодой крановщик в новой системе защиты (разработка ЦИТа — особые очки и асбестовый капюшон) точными движениями подвел мульду к загрузочному окну.
— Пошла загрузка! — голос мастера эхом отразился от стен.
Раскаленная добела печь приняла первую порцию шихты. Громов и его подручные работали как единый механизм, ни одного лишнего движения, все по циклограмме.
— Семь минут от начала операции! — выкрикнул хронометрист. — На три минуты быстрее нормы!
Сорокин, весь взмокший от жара печи, быстро делал пометки в журнале наблюдений. Его очки в стальной оправе, как обычно, запотели, но он даже не замечал этого.
— Температура растет! — доложил лаборант, не отрываясь от пирометра. — Тысяча шестьсот пятьдесят… шестьдесят… семьдесят!
— Великолепно! — Величковский возбужденно потер ладони. — При такой температуре легирующие элементы войдут в расплав намного быстрее!
Я машинально отхлебнул остывший чай, не отрывая взгляда от печи. Сейчас решалось все, и будущее завода, и судьба оборонного заказа.
— Вторая порция! — скомандовал мастер.
Снова поплыл кран, снова точные, выверенные движения сталеваров. На огромной доске показателей секундомер неумолимо отсчитывал время плавки.
— Двенадцать минут! — голос хронометриста звенел от возбуждения. — Мы опережаем график на пять минут!
Вокруг печи уже собрались рабочие других бригад. Даже вальцовщики из прокатного цеха пришли посмотреть на рекорд.
— Анализ пробы! — Сорокин схватил протянутый лаборантом листок. — Состав идеальный! Углерод, марганец, хром — все по новой формуле!
Величковский схватил листок дрожащими руками:
— Поразительно! Такой гомогенной структуры я не видел даже в Германии!
Громов тем временем уже командовал завалкой третьей порции:
— Давай! По системе товарища Гастева, ни секунды промедления!
Его фигура четко вырисовывалась на фоне огненного зева печи. Капли пота испарялись, не долетая до пола.
— Пятнадцать минут! — хронометрист не скрывал восторга. — Немецкий рекорд побит!
Действительно, на заводах Круппа аналогичная плавка занимала двадцать две минуты. У нас гораздо быстрее.
— Анализ готового металла! — Сорокин впился глазами в новые результаты. — Прочность превышает расчетную на двенадцать процентов!
Величковский схватился за сердце:
— Это… это переворот в металлургии! Такого качества при такой скорости еще никто не добивался!
— Время! — голос хронометриста перекрыл гул печи. — Восемнадцать минут сорок секунд! Абсолютный мировой рекорд!
Цех взорвался аплодисментами. Громов стянул защитные очки, его закопченное лицо светилось гордостью.
В этот момент заводское радио разнесло по цехам голос диктора:
«Внимание! Бригада товарища Лебедева установила мировой рекорд скоростной плавки! Качество металла превышает все известные стандарты! Да здравствует советская металлургия!»
Я пожал руки сталеварам, их ладони, даже сквозь рукавицы, были горячими от печи.
— Премия всей бригаде — тройной оклад. И представление к ордену Трудового Красного Знамени.
— Служим Советскому Союзу! — Громов вытянулся по-военному. — Разрешите начать следующую плавку?
— Действуйте, — кивнул я, и повернулся к Величковскому: — Николай Александрович, готовьте развернутый отчет. Это именно то, что нужно для оборонного заказа.
Профессор уже строчил в блокноте, бормоча что-то про «революцию в металлургии».
Глушков, незаметно возникший рядом, тихо доложил:
