И где-то там, в кремлевских кабинетах, уже решена моя судьба. Сам Сталин… Надо же. Что ж, по крайней мере теперь я знаю масштаб игры.
Осторожно, чтобы не разбудить Анну, я начал одеваться. Поскольку Степан уехал, я поймал такси «Рено NN».
В предрассветной мгле машина скользила по пустынным улицам. Степан привычно объезжал выбоины в брусчатке.
Я откинулся на спинку сиденья, пытаясь собраться с мыслями. В кармане пальто что-то мешало, и вдруг я нащупал конверт. Письмо Лены, про которое совсем забыл.
В тусклом свете уличных фонарей я разорвал конверт. Знакомый изящный почерк, тонкий аромат французских духов…
'Дорогой Леонид Иванович,
Прежде всего, надеюсь, у Вас все благополучно. Здесь, в Берлине, весна, но я не могу наслаждаться ею, слишком тревожные новости приходят со всех сторон.
На прошлой неделе в торгпредстве состоялась примечательная встреча. Представители ВСНХ вели переговоры с группой немецких инженеров, и не просто инженеров, а специалистов именно по металлургии. Их интересовали те же технологии, что внедрены на Ваших заводах.
Случайно услышала разговор Межлаука (он здесь с делегацией) с кем-то из местных промышленников. Речь шла о том, что эти специалисты будут работать на бывших заводах Краснова, именно «бывших», Леонид Иванович. Они говорили об этом как о деле решенном.
Но самое невероятное я узнала вчера от жены советника посольства (Вы ее помните, та самая дама, что так увлекается Шубертом). Ее муж проговорился, что вопрос с Вашими заводами решен на самом верху. Решение принял лично товарищ Сталин.
Простите мою прямоту, но я должна предупредить Вас, они готовят какую-то крупную операцию. Что-то связанное со «Сталь-трестом». Будьте предельно осторожны.
Помните нашу последнюю встречу в Москве? Я тогда сказала, что у Вас слишком опасные враги. Вы только рассмеялись. Теперь я понимаю, что даже не представляла истинного масштаба угрозы.
Берегите себя. И не пренебрегайте опасностью, на этот раз она слишком реальна.
Искренне Ваша,
Елена
p.s. Не пытайтесь ответить на это письмо. Я уезжаю в Вену, затем в Париж. Новый адрес сообщу позже'.
Я медленно сложил письмо. Значит, Анна подтвердила то, о чем Лена предупреждала еще неделю назад. И если сложить все вместе.
В предрассветной мгле деревья отбрасывали причудливые тени на мокрую брусчатку. Я трескуче рассмеялся. Таксист оглянулся на меня.
Оказывается, не надо искать диверсантов и предателей на заводе. Я их уже нашел.
Итак, что мы имеем? Сталин принял решение о ликвидации частных заводов в оборонке. «Сталь-трест» получил карт-бланш на операцию против меня. Уже подобраны немецкие специалисты, которые займут место моей команды. И сегодняшний разгром на испытаниях только первый шаг.
Масштаб игры оказался куда больше, чем я предполагал. Это уже не просто конкуренция. Это… смена эпох. Конец НЭПа в оборонной промышленности.
Где-то в глубине души шевельнулось горькое чувство иронии. Анна, сама того не зная, выдала мне важнейшую информацию. Лена, несмотря на нашу размолвку, осталась верным другом. А я… я оказался между двумя женщинами и двумя мирами, уходящим и наступающим.
Письмо Лены жгло карман. Как жгло душу воспоминание о теплых губах Анны и ее невольном признании.
* * *
Где-то за неделю до начала событий. Кремлевский кабинет Сталина
Глава государства неторопливо прохаживался вдоль длинного стола, покрытого зеленым сукном. В окно лился холодный мартовский свет. На столе лежала толстая папка с личным делом Краснова.
— Знаешь, Серго, — Сталин остановился у окна, разглядывая кремлевский двор, — я внимательно изучил все материалы по этому товарищу Краснову.
Орджоникидзе сидел в кресле, привычно поглаживая усы:
— Толковый хозяйственник, Коба. И технологии у него передовые.
— Вот именно, — Сталин развернулся, прищурив желтоватые глаза. — Слишком толковый. Слишком ловкий. За два месяца создал целую империю. Крестовского потопил, хотя сам еще щенок, молоко на губах не обсохло. Немцев переиграл, банкиров вокруг пальца обвел, военных заказов набрал… — он помолчал, раскуривая трубку. — А ты не задумывался, Серго, зачем ему это все?
— Как зачем? Производство развивает…
— Производство… — Сталин усмехнулся. — Ты посмотри на него внимательнее. Это же типичный нэпман. Делец. Капиталист. Сегодня он производство развивает, а завтра что? Завтра он потребует долю в управлении промышленностью. Потом — места в правительстве. Это же буржуазия, Серго. Новая буржуазия, которая опаснее старой. Те самые хищники, против которых мы делали революцию. Капиталисты.
Орджоникидзе нахмурился:
— Но его технологии… Его броня лучше немецкой. И он подконтролен нам.
— Вот именно поэтому он особенно опасен, — Сталин снова начал ходить по кабинету. — Он создает впечатление незаменимости. Но, — он поднял палец, — у меня есть план.
Он подошел к столу и раскрыл папку:
— Сейчас «Сталь-трест» готовит против него операцию. Рыков и его люди хотят отобрать у Краснова заводы. Пусть. Мы не будем мешать.
— А как же производство? Военные заказы?
— Терпение, Серго, — Сталин прищурился. — Когда Рыков его хорошенько прижмет, наш делец прибежит к нам. К партии. За защитой. И вот тогда…
Он выдержал паузу:
— Тогда мы поможем ему. На наших условиях. Пусть сам отдаст контроль над заводами. Добровольно. А потом… — он снова усмехнулся, — потом он конечно не справится с заказами. Сорвет сроки. И вот тогда мы его окончательно уничтожим. Уже за дело.
— А «Сталь-трест»? — Орджоникидзе хмуро смотрел на друга юности.
— А что «Сталь-трест»? — Сталин пожал плечами. — Рыков думает, что он очень хитрый. Пусть думает. Пока они будут драться с Красновым, мы получим и заводы, и технологии. А потом… — он сделал характерный жест рукой, — потом разберемся и с правым уклоном товарища Рыкова.
Он вернулся к окну:
— Главное сейчас — не спугнуть дичь. Пусть они думают, что играют друг против друга. А на самом деле… — он затянулся трубкой. — На самом деле это мы играем против них обоих.
— Коба, — Орджоникидзе поднялся, — но ведь Краснов действительно принес пользу…
— Все нэпманы приносили пользу, — перебил его Сталин. — И все они были врагами. Просто некоторые этого еще не поняли. Кстати, — он повернулся к Серго, — ты возглавишь комиссию по проверке качества его продукции. Лично. Это должно выглядеть убедительно. Хотя нет, пусть будет Межлаук. А ты позаботься о том, чтобы испытания провалились. С помощью Славы Менжинского. Ну там, сам знаешь. Какие-нибудь фокусы с контрольным материалом.
Орджоникидзе молча кивнул. Сталин вернулся к столу:
— И вот еще что… Когда будешь говорить с ним о помощи партии, будь убедителен. Он должен поверить, что мы на его стороне. — Сталин усмехнулся. — Пусть думает, что нашел защиту. До самого последнего момента.
За окном накрапывал весенний дождь. В его монотонном шуме словно слышался погребальный звон по эпохе НЭПа. И по всем, кто связал с ней свою судьбу.