Немцы переглянулись. Сумма более чем щедрая. Это понятный им знак. Швейцарские франки в Москве 1929 года говорили о многом. О надежности, о связях с европейскими банками, о серьезности намерений.

Штрассер медленно протянул руку к документам:

— Надеюсь, вы понимаете, герр Краснов… Если что-то пойдет не так, мы рискуем головами.

— Все продумано. Завтра получите документы на новые имена. Через неделю уедете с остальными. А еще через две недели в Москву прибудут герр Вальтер Бауэр и герр Курт Вегнер, специалисты из Вены. С безупречной легендой и рекомендательными письмами.

Майендорф аккуратно спрятал конверт во внутренний карман:

— Знаете, а ведь эта идея с молибденом… Она действительно может сработать.

— Обсудим детали завтра, — я поднялся. — В восемь вечера, в моем кабинете. А сейчас, господа, наслаждайтесь ужином. Милочка, — подозвал я официантку, — сколько там? Дай счет, я оплачу.

Выйдя на вечернюю Мясницкую, я глубоко вдохнул морозный воздух. Где-то вдалеке слышался гудок паровоза.

В свете газовых фонарей кружились редкие снежинки. Два лучших немецких специалиста остаются у нас. Значит, главную часть технологии мы сохраним. А там и своих инженеров подготовим.

В этом направлении «Сталь-трест» просчитался. Думали ударить по нашим технологиям — а только помогли избавиться от зависимости от немецких концернов. Теперь наши лучшие специалисты будут работать напрямую на нас, без оглядки на Берлин.

Пора возвращаться на завод. Впереди большая работа.

Я стоял у окна мартеновского цеха завода в Златоусте, наблюдая за первой самостоятельной плавкой. Всего три дня назад здесь еще командовали немецкие специалисты. Теперь же мы должны справиться сами.

— Температура тысяча пятьсот восемьдесят градусов! — четко доложил молодой мастер Рогов, сверяясь с пирометром. — Начинаем загрузку легирующих.

Величковский, не отрываясь от приборов, быстро делал пометки в журнале:

— Отлично. Все точно по новой технологии. Видите, Леонид Иванович, наши ребята даже лучше справляются. Немцы перестраховывались, держали температуру ниже оптимальной.

Старый мастер Кузнецов одобрительно кивал:

— За два дня все освоили. Молодежь схватывает на лету. Никакой лишней суеты, все по делу.

Бригада молодых сталеваров работала слаженно, четко выполняя каждую операцию. Вчерашние ученики немецких специалистов сегодня уже сами проводили сложнейшую плавку.

— Помните, как Книспель кричал, что без них мы и недели не продержимся? — усмехнулся Рогов, проверяя показания приборов. — А мы за три дня все их премудрости освоили. Да еще и улучшили кое-что.

Он двигался четко и быстро.

— Температура тысяча пятьсот восемьдесят градусов! — вскоре доложил он. Новенькая спецовка еще не успела пропитаться характерным запахом горячего металла. — Анализ шлака в норме!

— Превосходно, — Величковский сверился с графиками. — За эти дни вы освоили процесс лучше, чем я ожидал. Теперь надо точно соблюдать режим охлаждения.

Кузнецов, которого я срочно перебросил с московского завода, довольно покручивал седые усы:

— Степан у нас толковый. Еще при немцах все их ухватки подмечал, каждую мелочь в блокнот записывал. Теперь вот сам других учит.

В этот момент из печи брызнул сноп искр. Начинался самый ответственный этап плавки. Рогов мгновенно оказался у пульта управления:

— Внимание! Даем кислород! Следите за температурой!

По цеху разнеслась короткая команда, и умные приборы, еще недавно бывшие для местных рабочих загадочными «немецкими диковинами», послушно ожили под уверенными руками вчерашних учеников.

Кузнецов, потомственный сталевар с сорокалетним стажем, внимательно следил за работой бригады:

— Вот ведь как бывает, — проворчал он одобрительно. — Три дня назад немцы нос задирали, мол, без них все встанет. А мы не только справились, но еще и по-своему процесс наладили.

— И производительность выше, — подтвердил Величковский, сверяясь с самописцем. — Степан, покажи-ка молодым тот прием с продувкой, что ты вчера опробовал.

Рогов кивнул и быстро отдал несколько команд своей бригаде. Молодые рабочие, недавно робевшие перед немецкой техникой, теперь уверенно управлялись со сложным оборудованием.

— Михаил Егорович, — окликнул я старого мастера. — Как думаете, справимся с военным заказом в срок?

Кузнецов хитро прищурился, поглаживая седую бороду, тронутую рыжими искрами от печи:

— А то как же не справимся? Смотрите сами. Вон Степан со своими орлами уже третью плавку без единой ошибки ведет. Да и остальные бригады подтянулись. Надо только не мешать молодежи работать. Они все сами сделают.

В этот момент из печи взяли пробу. Рогов сам поднес ложку к глазам, внимательно изучая излом. Его движения были точными, уверенными. Совсем как у немецких мастеров.

— Идеально! — воскликнул он. — Николай Александрович, взгляните, структура точно такая, как вы говорили.

Величковский склонился над пробой:

— Превосходно, молодой человек. Такой стали у нас еще не было. Думаю, теперь можно с уверенностью сказать. Мы не только освоили немецкую технологию, но и улучшили ее.

Я посмотрел на часы. Всего три дня прошло с отъезда немецких специалистов, а завод уже работал как хорошо отлаженный механизм. Молодежь, получившая теоретическую подготовку от Величковского и практические навыки от таких мастеров как Кузнецов, уверенно вела сложнейший процесс.

«Сталь-трест» явно просчитался, рассчитывая парализовать наше производство отзывом немецких специалистов. Наши люди умеют учиться. И учиться быстро.

— Готовьте следующую плавку, — распорядился я. — Завтра начинаем работу в полную силу. Немцы нам больше не нужны.

За окнами занимался рассвет. Новый день обещал быть жарким — и в прямом, и в переносном смысле.

В тот же вечер, поговорив с Горшковым и Седовым, руководителями завода в Златоусте, мы вылетели обратно в Москву.

Старинный особняк в Архангельском переулке встретил меня гулкой тишиной и теплом натопленных печей. После промозглого уральского ветра московский вечер казался особенно уютным. Я только успел снять пальто и прошел в кабинет, когда Михеич, мой старый швейцар и нянька, доложил о приезде Котова.

Главный бухгалтер выглядел непривычно встрепанным. Его всегда безупречно отглаженный сюртук был помят, а в глазах читалась плохо скрываемая тревога.

— Простите за поздний визит, Леонид Иванович, — он достал из потертого портфеля толстую конторскую книгу в черном коленкоровом переплете. — Но дело не терпит отлагательств.

Я кивнул, опускаясь в кожаное кресло у камина:

— Что случилось, Василий Андреевич?

— Как вы знаете, благодаря интригам «Сталь-треста», Промбанк отзывает кредит, — голос Котова дрогнул. — Я проверил ситуацию. Она гораздо хуже, чем мы полагали. Банк отзывает весь кредит, под все уральские заводы. Требуют погасить задолженность в течение двух недель.

В кабинете повисла тяжелая тишина. Только потрескивали поленья в камине да мерно тикали старинные напольные часы «Мозер».

— Сколько? — я с трудом заставил себя говорить спокойно.

— Два миллиона триста тысяч рублей, — Котов раскрыл гроссбух. — Плюс проценты за последний квартал, а это еще сто восемьдесят тысяч.

Комната словно качнулась перед глазами. Такой суммы у нас просто нет. Все средства вложены в модернизацию, в новое оборудование, в обучение специалистов… Каждая копейка в обороте и на счету.

— А наши резервы?

— Четыреста двадцать тысяч на московских счетах. Еще около трехсот можно собрать с уральских заводов, но это если остановить все текущие платежи.

Я встал и подошел к окну. В вечерней темноте поблескивали редкие фонари, где-то вдалеке слышался гудок паровоза. На секунду накатило отчаяние — все рушится, все планы, все достижения последних месяцев.

Но я тут же одернул себя. Нет, они именно этого и добиваются. «Сталь-трест» бьет по самому больному месту, по финансам. Значит, будем бодаться.