На заводской путь уже подавали паровоз. Из трубы валил густой дым, машинист развел пары до максимума. Электрики в брезентовых рукавицах тащили тяжелые кабели с медными жилами.

— Леонид Иванович! — подбежал Соколов, главный инженер. — В компрессорной проблемы с подачей воздуха. Без электричества давление падает.

— Штром! — я заметил начальника прокатного цеха. — Ваши дизели в рабочем состоянии?

— Ja, — кивнул педантичный немец. — Zwei «Русский дизель», по сто лошадей…

— Снимайте и сюда! Подключим к компрессорам!

В этот момент раздался тревожный крик от третьей печи:

— Температура тысяча пятьсот пятьдесят! Металл густеет!

— Сорокин! — я обернулся к молодому инженеру. — Где обещанная мощность?

— Сейчас! — он возился с регулятором оборотов. — Турбина набирает силу.

Вдруг все аварийные лампы мигнули и погасли. Аккумуляторы «Тюдор» сели. В огромном цехе остался только багровый отсвет от печей.

— Зотов! — крикнул я в полумрак. — Ваша схема готова?

— Последние соединения! — донеслось от паровоза. — Еще пять минут!

Я снова взглянул на хронометр. До критической точки оставался час. Надо успеть, а иначе это будет полная катастрофа.

От паровоза протянули силовые кабели «УКРК» в медной оплетке. Зотов, перепачканный машинным маслом, лично проверял каждое соединение.

— Включаем! — его голос эхом разнесся по цеху. — Машинист, полные обороты!

Динамо-машина паровоза натужно загудела. Стрелка вольтметра медленно поползла вправо. По проводам побежал спасительный ток.

— Есть напряжение! — выкрикнул Сорокин, не отрываясь от приборов. — Триста восемьдесят вольт!

Огромный кран «Демаг» дрогнул и медленно пополз вдоль цеха. В его кабине радостно махал рукой старый крановщик Петрович:

— Пошла, родимая!

Из темноты вынырнул Штром, его педантично отглаженный китель был выпачкан солидолом:

— Герр директор! Дизели запустили, компрессоры работают!

— Температура тысяча пятьсот семьдесят! — доложил Величковский, протирая запотевшее пенсне. — Стабилизировалась!

В этот момент в цех ворвался Глушков:

— Леонид Иванович! Аварийная бригада Мосэнерго прибыла! Три грузовика с оборудованием!

— Направьте к подстанции! — я уже спешил туда. — И усильте охрану периметра!

Когда я прибыл, у разрушенной подстанции кипела работа. Электромонтеры в брезентовых робах раскатывали тяжелые барабаны с кабелем. Тускло светили керосиновые фонари «Летучая мышь».

— Через час дадим напряжение! — доложил седой мастер в потертой тужурке. — Временная схема, конечно, но цех запитаем.

На заснеженном карнизе подстанции я заметил странный металлический предмет. Нагнулся — обломок взрывателя немецкого производства. Такие использовались еще в Гражданскую.

В темноте мелькнул отблеск керосинового фонаря. Из мартеновского донесся победный крик:

— Первый ковш пошел! Разливка началась!

Я глянул на хронометр — успели. Теперь металл точно не остынет. Но кто организовал диверсию?

К полудню следующего дня завод работал в полную силу. Аварийная бригада Мосэнерго восстановила энергоснабжение, плавки шли по графику. В моем кабинете снова горела настольная лампа под зеленым абажуром.

Рожков появился неожиданно, бесшумно, как обычно. Его потертый коричневый костюм-тройка казался неуместным в январский мороз.

— Любопытные результаты, Леонид Иванович, — он достал из портфеля из свиной кожи несколько бумаг. — Вот обломки взрывателя. Немецкий, времен Гражданской. Партия таких недавно исчезла со склада в Ревеле.

— Еще у нас есть следы на снегу, — Рожков уселся напротив и закурил «Герцеговину Флор». — Три человека, один прихрамывает на правую ногу. Обувь добротная, явно не местная шпана.

— Люди Крестовского? — я пододвинул ему тяжелую бронзовую пепельницу.

— Нет, — он стряхнул пепел. — Его группа под полным контролем. Тут другой почерк. Профессиональный.

В этот момент в кабинет постучали. Вошел Глушков с папкой документов:

— Нашли свидетеля. Сторож из трамвайного парка видел «Фиат» с рижскими номерами.

— Рига… — задумчиво протянул Рожков. — А ведь на прошлой неделе там была встреча некоторых интересных людей. Очень интересных. Не могу говорить, но если бы вы знали, вы бы очень удивились.

Он достал из портфеля снимок:

— Узнаете кого-нибудь?

Я всмотрелся в групповую фотографию у ресторана «Отто Шварц». И замер. То самое лицо, я его где-то уже видел. Но этого просто не могло быть.

— Пока рано делать выводы, — Рожков спрятал фотографию. — Но советую усилить охрану. По всей границе завода. И… — он помедлил. — Будьте осторожны. Похоже, против вас играет очень серьезная публика.

— Серьезнее Крестовского?

— Намного, — он поднялся. — Кстати, через два дня в Ригу уходит поезд. Некоторые пассажиры будут представлять для нас особый интерес.

Когда он ушел, я достал из сейфа папку с документами. Среди бумаг хранилась старая фотография. Группа инженеров на фоне Путиловского завода, 1916 год. Среди них то же лицо, что и на снимке Рожкова. Но что он делает в Риге? И какое отношение имеет к диверсии на заводе?

Ответ пришел неожиданно — в памяти всплыл разговор с отцом незадолго до революции. О предательстве компаньона, о потере контракта, о разорении семьи…

Я потянулся к телефону:

— Соедините с товарищем Рожковым.

Пока ждал ответа, снова посмотрел на старую фотографию, лежащую передо мной. Теперь я все вспомнил.

Это группа инженеров Путиловского завода. В центре — Ветлугин, у него характерная широкая окладистая борода и глаза навыкате. Тогда, в шестнадцатом, отец прежнего Краснова называл его «змеем, пригретым на груди».

— Глушков! — я снова позвонил по телефону и нарвался на секретаря. — Вызовите ко мне Глушкова.

Начальник охраны появился немедленно, поправляя кобуру на ремне:

— Слушаю, Леонид Иванович!

— Утройте охрану ключевых объектов. На проходных — полный досмотр. Всех незнакомых задерживать для проверки.

— Будет сделано. Уже запросил подкрепление из ВОХРа, — он развернул на столе план завода. — Здесь и здесь поставим вооруженных людей с прожекторами. Патрули усилим ветеранами с боевым опытом.

В дверь постучали. Это наверняка Сорокин, только он может соблюдать правила вежливости в такой ситуации. Вошел как раз мой гениальный помощник.

— Леонид Иванович! Мы с Зотовым разработали схему аварийной сигнализации. Если подключить телефонную станцию «Сименс», можно настроить получение оповещения в любой момент.

— Действуйте, — перебил я. — И еще, переведите все ценные документы в бронированное хранилище. Особенно расчеты по новой стали.

Снова зазвонил телефон. На этот раз Величковский:

— Срочно спускайтесь в лабораторию! Здесь… — он понизил голос. — Здесь странные следы на снегу под окнами. И отпечатки ладоней на стекле…

Лаборатория располагалась в старом кирпичном корпусе с высокими арочными окнами. Величковский нервно потирал ладони:

— Смотрите, — он указал на подоконник. — Здесь пытались снять мастику с креплений стекла.

Под окном на свежем снегу действительно виднелись следы. И не простые. Характерный рисунок подошв армейских ботинок «Salamander», немецкого производства.

— Они охотятся за документацией, — Глушков присел на корточки, разглядывая отпечатки. — Явно профессионалы. Обратите внимание: все следы разного размера, но одинаковой модели обуви.

В этот момент в лабораторию вбежал молодой охранник в шинели ВОХР:

— Товарищ начальник! На товарной станции задержали подозрительного. Крутился у вагонов с оборудованием.

Я переглянулся с Глушковым:

— Едем.

Мой «Бьюик» с потушенными фарами медленно двигался вдоль заснеженных путей. Степан вел машину предельно аккуратно, повсюду гололед. В свете станционных фонарей поблескивали рельсы.

Задержанного держали в пустом пакгаузе. При виде меня он дернулся, но часовые с винтовками «Мосин» крепко держали его за локти.