— О чём ты?

Цвет радужки Азерона переключается на красный.

— Система — это особое умение одного из неназываемых, — произносит он медленно. — В отличие от других, он не гнушается вести дела со смертными. И черпает от них свои силы.

Вороний бог надолго замолкает. Кажется, с владельцем Системы их связывают не самые лучшие отношения.

— Когда этот мир угодил в сферу его интереса, я пытался противостоять, — наконец продолжает он глухим, будто сдавленным, голосом. — Но мой противник снова оказался сильнее. Сейчас ты видишь всё, что от меня осталось.

Присвистываю. Если один его глаз настолько огромный, то какого же размера должна быть сама птичка? Да и птица ли этот ваш Вороний бог на самом деле? Теперь уже вряд ли узнаешь.

— И всё же мне удалось кое-что ему противопоставить, — в голосе бога проскальзывают нотки сдержанной гордости. — Для начала я вывел кхелотов из игры и дал им подходящего Владыку.

— Зачем? — пока что его действия совсем не выглядят для меня чем-то вроде «противопоставить».

Взгляд бога снова возвращается ко мне.

— В игре должны принять участие все разумные обитатели планеты — хотя бы по одному от каждой расы. Так они подтверждают своё согласие на всё, что будет происходить с ними дальше. Я оставил лазейку, которой, видимо, сумели правильно воспользоваться.

Скептически хмурюсь:

— Так себе план, как по мне. Малейшая случайность — и всё идёт коту под хвост.

— За могущество неназываемым приходится платить, — вздыхает глаз. — Каждый из нас ограничен определёнными условиями. Система, например, работает лишь на основе добровольного соглашения с пользователями. А я вынужден полагаться на произвольные стечения обстоятельств.

— Ладно, — киваю, принимая к сведению. — А что насчёт Владычицы? Говоришь, она самая подходящая?

Вот уж ни за что с этим не соглашусь!

— Конечно, — судя по тону, Вороний бог усмехается. — Кхелоты с давних пор слишком сильно полагаются на мою милость. Пришла пора им начинать думать самостоятельно. Мареона же способна разрушить мой культ до основания.

— Ну ты и жук! — возмущённо тычу в него пальцем. — Вместе с культом она ещё кучу людей уничтожила. И продолжает это делать. Трудно было кого нормального поставить?

— Вы, смертные, по-другому не понимаете, — спокойно отзывается Азерон. — И память у вас чересчур короткая. Пройдёт сто лет — и потомки пострадавших от действий Мареоны станут мечтать о том, чтобы её времена вернулись. Но пусть лучше так, чем рассчитывать на несуществующего бога.

— Так ты, вроде, пока ещё здесь.

Глаз меняет цвет на пронзительно-синий.

— Это ненадолго, — произносит он. — Для внешнего мира я уже не существую. Там осталась лишь моя последняя воля и проход в это измерение. Но теперь, после гибели стража, он окончательно закроется.

Глаз замолкает и приближается, зловеще нависая надо мной.

— Именно поэтому моё откровение придётся принять тебе, чужестранец. Кхелот был бы лучше, но, за неимением оного…

— Не-не-не, — я аж вскакиваю на ноги. — Даром мне не нужны твои откровения! Ты меня вообще-то обещал обратно отправить. Забыл что ли?

— А это в качестве бонуса, — нагло отвечает глаз. — Последний подарок ставшему родным миру. Ничего личного. Просто именно тебе посчастливилось его передать.

Радужка глаза вдруг вспыхивает ярким свечением. Успеваю зажмуриться, но его видно даже через сомкнутые веки — будто на солнце смотрю.

И стоит сиянию погаснуть, как я слышу за спиной шелест огромных крыльев.

Да ладно, не может быть!

С нарастающим удивлением ощупываю новоприобретённые конечности. Они самые обычные — если так вообще можно выразиться про крылья, принадлежащие человеку.

— Ты что со мной сделал, поганец?! — внезапно соображаю, сколько мороки будет с этой дрянью. — А ну верни, как было!

— Надо же! Этот в порядке, — довольным тоном произносит глаз. — А Фех Цуд в прошлый раз не выдержал. Жаль, его убить тогда не получилось.

— Что значит «не выдержал»? — интересуюсь сварливо.

Вороний бог на мгновение замолкает, словно подбирая слова.

— Повредился рассудком, — отвечает наконец. — Не выдержал просветления. А ты ничего, даже не почесался. Впитал жадно, будто сухой песок.

— Ну, спасибо большое, — бормочу уязвлённо. Никаких изменений, кроме проклятых крыльев, я за собой не замечаю. — И что мне теперь с этим богатством делать?

Азерон равнодушно отзывается:

— Что хочешь. Главное, засвидетельствуй окончание Вороньей эры среди кхелотов. А ещё разберись с моей последней волей. Негоже оставлять её в том виде, который есть. А я сам уже ни на что не сумею повлиять.

Молодец, бог! Важно уметь брать ответственность в свои руки и перекладывать на плечи кого-нибудь другого.

Качаю головой:

— Это называется «я умываю руки». Даже не думай, что я стану следовать твоему приказу.

Висящий в темноте глаз вдруг впервые с моего появления здесь моргает — и начинает выцветать, становясь прозрачным.

— Столкновение неизбежно, — провозглашает он, будто издалека. — Вот только когда и с кем? Никто не является верным союзником. Никто не является заклятым врагом. Цвет фигур на доске постоянно меняется. На которую поставить — решать только тебе.

— Ну, это и ежу понятно, — хмыкаю. — А с крыльями твоими что теперь делать? Как мне теперь на спине спать, ирод пернатый?

Короткий смешок служит ответом на мой вопрос. «Прощай, человек», — шепчет темнота на разные голоса.

В смысле, «прощай»?!

В том месте, где только что был божий глаз, чернота трескается и осыпается причудливыми обломками.

А я понимаю, что полулежу, прислонившись спиной к неровной стене. И на фоне тёмного неба трепещут чуть светящиеся цветные крылья Эфении.

— Эй ты! — не своим голосом вопит фейри. — Морда клювастая! Спорим, тебе меня ни за что не поймать, дылда!

Что она творит? Собирается смахнуться с апостолом хаоса, не иначе. Кажется, пока я впитывал божественное откровение, крыша поехала у фейри, а не у меня.

— Хаос! — выкрик твари звучит совсем близко, аж уши закладывает.

Эфения, вместо того, чтобы где-нибудь укрыться, бросается навстречу мелькающей впереди тени. Точно чокнутая!

Что, помереть решила, пока я не вижу?!

Подрываюсь с места, машинально расправляя за спиной чёрные крылья.

Ну, сейчас я тебе устрою разбор полётов, зараза мелкая!

Жуткий птеродактиль громко щёлкает клювом, предвкушая скорую поживу. Чему ты радуешься, она ж тебе на один зуб!

Но Эфения явно вознамерилась накормить несчастную зверушку — вон, несётся к ней сломя голову.

Сам не замечаю, как поднимаюсь в воздух. Сейчас мне не до восторгов. У меня лишь одна цель — остановить бестолковое создание!

Изо всех сил тяну руку вперёд.

Поймал!

Пальцы смыкаются вокруг тельца фейри. Надеюсь, после такого обращения крылья остались в порядке.

Потому что я выдёргиваю мелкую разбойницу чуть ли не из разинутой пасти — и отшвыриваю в сторону! Смотреть, куда она там упала, некогда: взбешённый птеродактиль уже нацеливается на добычу покрупнее.

Ага, так я тебе и сдамся!

Пуляю огненным шариком нападающему прямо в морду. Просто так, чисто пристреливаюсь. Хитрая «птичка» вовремя отшатывается назад и в сторону.

Как же непривычно в этом вашем полёте!

— Хаос! — верещит тварь.

Шустро группируется и, будто выпущенный из арбалета болт, несётся навстречу.

Запутываюсь в крыльях, кувыркаюсь в воздухе. Не успеваю увернуться!

Острый клюв тыкается в невидимую преграду и с душераздирающим скрежетом отклоняется в сторону. Ого, щит! Значит, с непутёвой фейри всё в порядке.

Физически чувствую, как отпускает напряжение. Заставила же она меня поволноваться…

Но тормозить некогда — птеродактиль заходит на новый круг. Кое-как управляюсь с крыльями. Стараюсь не смотреть вниз и не думать, что случится, если новоприобретённые части тела вдруг откажут.