Зато благодаря такой известности нам не приходится просить ничьего разрешения. Даже на посещение преступницы Мареоны.

Настоящей тюрьмой, впрочем, это место не выглядит — обычный кхелотский дом, даже вполне зажиточный. Есть лишь два отличия: обилие охраны да наглухо закрытые ставнями окна.

Сама женщина заперта в дальней комнате без окон вообще.

Когда мы подходим, из-за двери слышится монотонный голос Рах Шана:

— …должна быть благодарна. В твоих интересах признать вину полностью и смиренно ждать решения старейшин.

Пока Владычица что-то запальчиво отвечает, мы переглядываемся. Стоит ли мешать воспитательному процессу?

Гайла качает головой — ждать подходящего времени она не намерена. Решительно подходит к двери и распахивает её.

— Ну вот, все предатели в сборе, — раздаётся насмешливый голос Мареоны. — Да у меня сегодня просто праздник какой-то.

— Нет, не праздник, — зловеще отзывается Гайла. — Пришла пора тебе за всё ответить, матушка.

Бывшая Владычица сидит на единственном стуле, а советник нависает над ней всем своим немаленьким ростом.

— Не понимаю, о чём ты, — Мареона складывает руки на груди, будто защищается. — Как можно отвечать за то, что выполнял свой долг?

За время, пока я её не видел, женщина сильно изменилась. Не то чтобы постарела и подурнела. Скорее, поблекла и выцвела, как ткань на солнце.

Но явно старается держаться по-прежнему, хоть в простой обстановке и обычной одежде большого эффекта это не производит.

— Долг… — между тем усмехается девушка. — На всё у тебя ответ единый, правда?

Мареона горделиво задирает подбородок:

— Правда. Поэтому можешь уходить — всё равно ничего другого не услышишь.

— Тут не ты отдаёшь приказы, — негромко напоминает Рах Шан. — Забудь уже о своём привилегированном положении.

Женщина бросает на брата яростный взгляд, но отвечать, видно, считает ниже своего достоинства.

— Так что ты хотела мне сказать? — спрашивает сухо. — Говори и убирайся.

Гайла подступает к матери поближе, испытующе на неё глядя.

— А что? — произносит медленно. — Боишься смотреть мне в глаза? Неприятно видеть перед собой свою первую жертву?

Лицо бывшей Владычицы кривится, будто от боли.

— Когда приходится делать выбор между личным и всеобщим благом… — начинает она.

— Хватит! — Гайла резко наклоняется к женщине и сжимает её плечи, чуть встряхивая. — Ты меня этими разговорами чуть не с самого рождения пичкаешь! Не надоело?

Мареона улыбается с вызовом:

— Такова судьба власть имущих. Мне казалось, что ты — именно и только ты! — меня понимаешь. Жаль, что проклятые росы тебя испортили.

Гайла отступает на шаг, изумлённо качая головой, будто не верит собственным ушам.

— Она сама кого хошь испортит, — бурчит Эфения под нос, но в тесном помещении её слышат все.

— И мерзкие новые расы, — холодно кивает ей бывшая Владычица. — Которым вообще лучше не существовать.

Рах Шан страдальчески закатывает глаза и трёт переносицу.

— Ты сама-то себя слышишь? Такие речи порочат не только твой титул, но и весь наш народ. Не стыдно?

— Кхелоты всегда были закрытой общностью, — высокомерно фыркает Мареона. — И жили в согласии с божественной волей.

— Закрытой, но не враждебной, — парирует Рах Шан. — А ты собирала так называемых «экстранов» на острове лишь затем, чтобы скормить их своей зверушке. Разве настоящий бог потребовал бы такую жертву?

Женщина цинично усмехается:

— Лучше они, чем мы. Но тебе не понять, правда? Ты ведь не нашёл ничего лучше, чем просто сбежать.

— Конечно, — застыдить советника не получается. — Поддерживающая меня фракция всегда была сильна. А после того, как мы пробудились без бога в незнакомом мире, стала ещё могущественнее. Я не хотел новой попытки переворота.

С каждым словом брата дыхание Мареоны становится всё глубже, будто она пытается сдержаться. Но хватает её ненадолго.

— И поэтому всё дерьмо вынуждена была разгребать я! — рявкает женщина совсем не по-Владчески. — Отец взбунтовался, мать и брат самоустранились. Дочь пришлось отправить куда подальше, иначе она бы мне весь остров вырезала со своими припадками. Сын…

Про Цеада она даже говорить не хочет, просто машет рукой как на бракованную вещицу. И всхлипывает:

— А потом какой-то пришлый хлыщ заявляет, что бог поставил меня за главную только ради того, чтоб я облажалась…

— Необязательно было его слушаться, — прерываю её нытьё. — Даже если у него на тебя были планы, ты всё равно могла сделать по-своему. Но предпочла действовать по установленной программе, даже понимая, что творишь дичь.

На это бывшей Владычице возразить нечего.

— Последний волей наш бог даровал нам свободу, — нарушает Гайла недолгое молчание. — И я воспользуюсь его милостью.

Глаза Мареоны расширяются:

— Нет, ты не можешь…

— Могу и хочу, — жёстко отрезает девушка. — Позже я объявлю об этом официально. Но мне хотелось, чтобы ты узнала самой первой.

Мареона смотрит на дочь в священном ужасе. А взгляд Гайлы способен воробья в полёте заморозить. И голос, когда она продолжает, тоже:

— Отныне я не принадлежу острову Кхь. Я отказываюсь от служения своему народу, от всех прав и обязанностей, которые оно налагает. Теперь я сама буду выбирать свою дорогу и нести ответственность только за себя. И первым делом я последую за Максом. В Великую Росию.

С каждым её словом Мареона будто сдувается и пригибается к полу. А к финалу выглядит так, словно из неё вытянули все силы.

— И ты, дочь… — только и может прошептать она.

Тоже мне, Цезарь. Если только салат.

Гайла оборачивается к Рах Шану:

— Вы слышали, чистейший. С этого момента относитесь ко мне как к любому из своих подчинённых.

Советник качает головой и машет ладонью перед собой:

— Не перегибай палку, хеё. Долг, служба — это одно, кровное родство — совсем другое. Не отказывайся сгоряча. Есть не просит, а в трудные времена пригодится.

Девушка церемонно кланяется:

— Благодарю. Поразмыслю об этом на досуге. А пока что ухожу. Здесь мне больше делать нечего.

Гайла разворачивается и, чуть ли не чеканя шаг, действительно уходит прочь. Эфения бросается за ней следом. Я же слегка замешкиваюсь.

— В чём я была не права? — голос бывшей Владычицы шелестит, как сухие ветки на ветру. — Я ведь всё отдала, и даже больше.

— Возможно, твоя ошибка заключалась именно в этом, — Рах Шан смотрит на сестру без злости, даже с жалостью. — Шла напролом. Слишком сильно стремилась к идеалу.

— Или отдавала не то, — а вот я жалеть еë не намерен.

За свои поступки надо отвечать. С меня тоже спросят, когда придëт время.

Тяжёлый взгляд Мареоны впивается в моë лицо.

— А что же по-твоему «то», рос? — вопрошает она.

Пожимаю плечами:

— Справедливость. Закон. Милосердие. Тебе должны быть лучше моего известны потребности твоего народа. Подумай на досуге.

Выхожу вслед за девушками, плотно закрывая дверь. Последнее, что слышу, — это голос советника:

— Ну что, отдохнула? Продолжим…

Гайла с Эфенией ожидают меня поблизости. Фейри с серьёзным видом поглаживает свежеиспечённую подругу по плечу.

Утешает, значит.

Но расстроенной Гайла не выглядит. Скорее — собранной и серьëзной.

— Я снова приняла решение единолично, не посоветовавшись с тобой, — без тени сожаления винится она. — Надеюсь, ты не в обиде.

Усмехаюсь:

— На обиженных воду возят. В любом случае, без твоих кхелотских заморочек будет даже удобнее. Раз уж мы с тобой связаны…

— А со мной? — тихо спрашивает Эфения.

— И с тобой, — вздыхает Гайла. — Меч и щит — неплохая комбинация, правда?

Эфения изумлённо замирает — и вдруг радостно взвизгивает. А после — бросается Гайле на шею. Та, будто бы нехотя, обнимает еë в ответ.

— Я вам не мешаю? — интересуюсь куда сварливее, чем сам от себя ожидаю.