Фретинил поднял невысокий воротник, опустил взгляд, но это не помогло.

— Фафе! — повторился окрик сзади. — Постой, пожалуйста.

Он нехотя повинуется и, воззвав к терпению, оборачивается, стараясь выглядеть занятым и торопящимся. Вполне естественно — спешит на службу.

Но Гийру это не интересует:

— Ты говорил с ним?

— С кем?

Догадаться, кого Гийра имеет в виду, вообще-то, нетрудно. Переспрашивает Фретинил специально — выиграть время на обдумывание дальнейшего поведения. Тактика не очень удачная, но ничего другого в голову пока не пришло.

— Со звездочётом, — угодливо пояснила Гийра. — С Омжлусо.

— С Омжлусо? — Фретинил делает озадаченное лицо, многозначительно и неспешно оглядывает стену дома. Сначала сверху вниз, потом по диагонали. Даже приподнимает руку и указывает на вчерашнее художество: — А что? — произносит он, выдерживает паузу, после чего дополняет: — Новых полос не появилось.

— Не появилось, — соглашается Гийра, словно ожидала такой отговорки. — Так ведь я и не об этом! — кажется, она входит в раж.

Сейчас начнётся, — думает Фретинил, чуть отступает назад и осторожно спрашивает:

— Что на этот раз? — голос у него флегматичный и отвлечённый.

— Перила на лестнице сломал. В подъезде. Между первым и вторым, — горячится Гийра и делает большие глаза. — Ну, ты же знаешь: у нас они такие… не очень хорошие были. В прошлом году ещё отремонтировать хотели…

— Сломал? — перебил Фретинил, не желая выслушивать информационный шум.

— Но в прошлом году не получилось: ты же знаешь, что непросто это сделать. Непростое это дело — ты же знаешь… А теперь… Представляешь, сегодня утром выхожу… Как же теперь на ремонт подавать? Надо же будет…

— Прямо-таки сломал? — Фретинил меряет Гийру холодным, на грани неприязни взглядом.

— Да.

— И именно он? Омжлусо? — Фретинил испытующе всматривается в её лицо. — Сама видела?

— Почти, — Гийра на полшага приближается к Фретинилу и доверительно берёт его за локоть. — Слушай, вот ещё что хотела…

— А когда это было?

— Вчера. Он. Точно.

Фретинила эти слова, разумеется, не убеждают. Он с сомнением смотрит на белую полосу на стене, вспоминая вчерашний разговор и словно намекая на него. Гийра, кажется, улавливает его недоверие и, желая утвердить свои позиции, переходит в очередную атаку.

— Слушай, — протянула Гийра на тон ниже. — Утопленник-то ваш…

— Какой утопленник? — спохватился Фретинил.

— Ваш… — тихо говорит Гийра и оглядывается по сторонам. — Тот, про которого ты сейчас расследуешь…

— Откуда ты знаешь, что я «расследую про утопленника»? — ошарашено произнёс Фретинил.

— Да кто ж не знает? — совершенно буднично ответила она. — Вся Карамюста только об этом и говорит… Слушай, Фафе, в этом деле точно замешан Омжлусо! — чуть ли не шёпотом произносит Гийра и замолкает в ожидании реакции.

— Омжлусо? В чём замешан? — Фретинил, вполне естественно, сбит с толку.

— Ага, звездочёт наш, — невпопад подтверждает

Гийра и кивает в сторону четверти Омжлусо, будто бы без этого не понятно, о ком идёт речь.

— Но каким образом? — удивляется Фретинил и, чтобы исключить двусмысленности, конкретизирует: — Как Омжлусо может быть связан с нашим утопленником?

— Знаем мы таких звездочётов, — будто не замечая предыдущей реплики, говорит Гийра, словно бы в сторону, как пояснение по ходу. — Бездельники, зря только их содержим… — возмущается она, нисколько не смущаясь тому, что сама живёт исключительно на гражданскую ставку.

Некоторое время назад Гийра решила, что трудовой доход ей ни к чему, и бросила службу. Положенной любому гражданину всеобщей ставки ей вполне хватает, а свободное время, как и принято, Гийра использует на любимые занятия — склоки и пересуды.

Несчастная, в общем-то, женщина — не получилось найти себя на поприще созидания, отсюда и произрастает её неприязнь. Зависть к везунчикам, к тем, кто обрёл смысл жизни, своё призвание и находится на своём месте.

Гийра продолжает тараторить, и Фретинил не может уяснить себе, как относится к её словам: то ли признать их отборным бредом, то ли всё же есть сомнения относительного того, что в них содержится что-то рациональное.

— Точно тебе говорю: замыслил он что-то. Не может это просто так быть… — нисколько не смущаясь реакции Фретинила, рассуждает Гийра. — К тому же — стук этот… В стену… Знаешь, отрывисто так: раз-два-три… А потом тишина. Ты уж поговори с ним, пожалуйста.

— Опять… — только и хватает Фретинила.

Он делает шаг назад, отстраняясь от собеседницы.

Понятно же, — говорит себе Фретинил, — она его просто терпеть не может. Терпеть не может Омжлусо, которого Фретинил теперь про себя называет бедным и ни в чём не повинным. Напрямую со звездочётом совладать не получается, вот и строит козни. Чужими руками прищучить парня, который ей несимпатичен, а на самом деле, кажется, вполне безобиден. Просто замкнутый в себе — что в этом такого-то?

Понятное дело, ничего необычного в этом нет, вполне естественная для Гийры манера поведения.

Неприятно другое: после того как она упомянула об утопленнике, да ещё и напрямую указала на связь утопленника и Омжлусо, Фретинил, как инспектор, не может пройти мимо. Не имеет он права игнорировать её слова, к которым теперь, между прочим, следует применять официальную категорию — показания. Именно показания — показания свидетеля по делу.

Что там за связь, Фретинилу, конечно, неясно. Да и есть ли она, эта связь? — вопрос сомнительный. Но отреагировать Фретинил теперь просто обязан. Не отмахнёшься, не оправдаться потом, случись что, мол — знаю я эту дамочку, не в себе она. Вот и не придал, мол, значения её словам — не пройдёт такая отговорка, и Фретинилу это вполне очевидно.

— Когда поговоришь с ним, Фафе, а? — Гийра заглядывает ему в глаза, а тот не знает, что ответить.

— Хм, — неопределённо произносит он и прячет руки в карманах куртки.

— Можно прямо сейчас! — предлагает Гийра с таким видом, будто Фретинил об этом только и мечтает.

— Нет, — спешно ответил он.

— Он сейчас у себя — я видела. По утрам он всегда дома.

— Нет, сейчас не могу, — категорично отвечает Фретинил и вновь пятится от наседающей Гийры.

— Тогда, может быть, вечером? — не унимается Гийра.

— Может быть, — неопределённо согласился Фретинил. — Может быть, — повторяет он, и вид у него при этом подавленный и загадочный.

— Как бы чего не случилось до вечера, — нагнетает она, а Фретинил смотрит на неё почти с ненавистью.

— Да что может случиться-то? — упрекнул он.

— Мало ли… — многозначительно сказала Гийра.

Хотя в нём и угадываются прямоугольные черты, больше всего чёрный предмет похож на бесформенное пятно. Неопределённая вещь, потерявшая первоначальный облик от долгого пребывания в воде.

Ямтлэи положил чёрное пятно на свой стол. С полминуты постоял в нерешительности, наблюдая, как из предмета сочится грязная жидкость. Чуть подумал, после чего брезгливо, двумя пальцами схватил пятно и бросил его к стене, прямо на пол.

Отряхнул руки и, сев на своё место, небрежно смахнул со стола воду.

Инспектор поднимается со стула, подходит к стене и осматривает пятно с близкого расстояния. Он тоже опасается прикасаться к предмету и, подчёркивая свою неприязнь, упирает руки в бока.

— Обычная сумка, — заключил инспектор через пару минут. — В таких, как правило, носят фольгу или что-то в этом роде.

Ямтлэи, не глядя на находку, замечает:

— Барахло.

— Возможно, — сказал инспектор. — А кто нашёл?

— Случайный прохожий, — ответил Ямтлэи. — Утром шёл по набережной Хейиси, в районе Зрелищницы Созидателей, и увидел в канале сумку.

— И решил её достать?

— Да, — ответил Ямтлэи с уверенностью, однако почти тут же на лице появляется тень сомнения. Он заглядывает в лежащую перед ним фольгу, ищет что-то, переворачивает один лист, смотрит в другой. — А, нет, — поправляет он сам себя. — Рядом был дозорный, и прохожий указал ему на плавающий в воде предмет. Вместе они вытащили сумку на берег. Собственно, вот рапорт, если интересно, — Ямтлэи протягивает листы инспектору.