А Фретинил бросается провожать Эгодалимо и её детей.

— Как приятно, — говорит Эгодалимо уже на улице. — Прохладно и свежо… — протянула она, отрывисто и звонко цокая каблуками по тишине пустынной набережной.

И вправду — оба чувствуют себя бодро и раскрепощено, словно только что вышли из духоты — духоты не столь физической, сколько эмоциональной.

Эгодалимо кутается в тёплую длинную кофту, а Фретинил замечает:

— Похоже, ночью будут заморозки.

— Возможно, — вдыхая свежесть сумерек, Эгодалимо даже жмурится от наслаждения.

— А нам завтра ехать в Большой город, — вслух рассуждает Фретинил.

— Ого! — мечтательно произносит Эгодалимо. — Везёт — хоть какое-то разнообразие. С Ямтлэи поедешь?

— Да, если согласится.

Эгодалимо рассмеялась.

— Ты уж его уговаривай, а то — полдня одному не очень-то весело.

— Постараюсь.

— Если не согласится — возьмёшь меня с собой? — шутит она.

— Поехали! — на полном серьёзе ответил Фретинил, понимая, конечно, что её не отпустят — не та должность, разъезды и следственные мероприятия не входят в обязанности чисто кабинетного служащего.

— Я бы с удовольствием, — тихо говорит Эгодалимо, после чего некоторое время оба молчат.

Дети уходят чуть вперёд.

— Года, — наконец решился Фретинил, — а всё же: что ты хотела мне сказать?

— Сказать? — встрепенулась Эгодалимо. — Что — сказать? Когда?

— В селию. Помнишь, ты подошла ко мне и пыталась что-то сказать, но нам помешали?

— Ах, ты об этом… — вздохнула она и едва заметным, чисто женским движением уронила волосы на лицо.

Как тогда, в глухом тупике участка, прячется за густыми, жёлтыми вперемежку с тёмными, прядями.

— Забудь, — холодно ответила Эгодалимо после минутной паузы. — Ничего серьёзного… Просто показалось…

— В самом деле? — с сомнением спросил Фретинил. — Что показалось-то?

— Ерунда… — наигранно и нервно улыбается Эгодалимо. — Просто, одна чепуха пришла в голову, — говорит она спокойно, но не искренне.

Утренний подъём был долог и мучителен. Всё же, Фретинил уже не в том возрасте, когда можно полночи гулять и не спать, а на утро быть бодрым и довольным. Не те уже годы, и с этим приходится считаться, как прискорбно бы это не звучало.

К тому же, сегодня афия, позади четыре рабочих дня, а в эту семидневку они были особенно напряжёнными и отняли много сил.

Но самое тяжкое — это осознавать, что это ещё не всё, не конец: выходные будут только завтра, а на сегодня запланирован ряд мероприятий и встреч, и это означает, что пора вставать. Уныло и беспросветно.

Отчего-то молчит Арэмо, демонстративно и неоднозначно — то ли обиделась, то ли просто в себе, в своих мыслях, далёких и туманных. Фретинил не может припомнить каких-либо причин к ссоре и решает не придавать этому большого значения. Бывает у неё такое, пройдёт вместе со временем.

Позавтракали, не произнеся ни слова. По опыту Фретинил знал, что попытки заговорить бесполезны, поэтому просто собрался и вышел в утреннюю прохладу, а Арэмо в задумчивости так и осталась сидеть за кухонным столом.

Размышляя о превратностях поведения супруги, он неспешно спустился по лестнице. Привычным движением подтолкнул входную дверь, покинул подъезд, где и увидел это…

Возможно, сыграло свою роль хмурое, неприветливое утро.

А может быть, дело только в том, что на Фретинила в последние несколько дней навалилось слишком много. Он порядочно издёргался и всего-то — ведь не может же представшее перед ним зрелище пугать настолько, что Фретинил буквально остолбенел.

Он замер, удивлённо разглядывая стену. Внутри противно похолодело.

Под толстой белой полосой, с недавних пор украшавшей фасад дома Фретинила, появилась ещё одна — тоже белая, тоже толстая, но не прямая, а изогнутая. Кривая широкой, щедрой и правильной дугой соединяет оба конца старой линии, образуя при этом…

Нет, конечно, семидневка складывается для Фретинила не самым лучшим образом: несколько новых и, кажется, довольно глуховатых дел, общение с матёрым и плетущим свою игру Знёрром, непонятного происхождения труп из Хейиси и подозрительное изделие оттуда же — всё это кого хочешь запутает, собьёт с толку и заставит просыпаться по ночам.

Также можно заподозрить Фретинила в хронической усталости и инертности внимания, но нельзя просто так списать или отбросить как ложное явную схожесть полученной фигуры с полумесяцем.

И Фретинил рад бы ошибаться, гораздо проще было бы, недоумённо пожав плечами, пройти мимо, но он не может себе этого позволить. Не того склада характера, чтобы закрывать глаза на очевидные вещи.

Точно — полумесяц, — думает Фретинил, зачем-то осторожно осматриваясь по сторонам. Он украдкой приближается к стене и прикасается к полосе рукой, ловя себя на том, что то же самое делал три дня назад, когда появилась первая черта.

И опять его действие лишено смысла, совершено из странной привычки проверять: разглядеть повнимательнее, услышать малейшие нюансы, при позволяющих условиях — потрогать руками.

Это ведь чья-то шутка, — думает он. Без сомнения, кто-то решил пошутить, пусть даже не самым остроумным способом. И Фретинил уже не подозревает Омжлусо. Вот делать ему будто нечего, как по ночам размалёвывать стены домов, — размышляет Фретинил, оттирая пальцы от двух крохотных пятнышек белой краски.

Да и вчера, на вечеринке, Омжлусо произвёл неплохое впечатление. Показался парнем вполне адекватным, понравился, кажется, даже Гийре. С чего бы ему?..

Фретинил сбит с толку и теперь связывает появление полумесяца непосредственно с собой и своей служебной деятельностью. Навязчивое ощущение, прямо-таки наваждение, пристало, и отделаться от него будет непросто.

Фретинил отходит от стены и занимает место посреди дворовой площадки, а сам думает о том, что, похоже, уже вся Карамюста знает, что в канале нашли какой-то там полумесяц. Возможно даже, что кто-то из окружающих, из тех, кто сейчас, может быть, наблюдает Фретинила в окно, знает об изделии больше, чем сам Фретинил.

Какую осведомлённость проявил Куныз, — думает он. А в Карамюсте каждый десятый — мошенник и имеет представление о нелегальном хождении товаров.

С центра площадки видно намного лучше, и Фретинил усиленно ищет рисунку альтернативную интерпретацию. Буквально заставляет себя найти как можно больше отличий от общепринятого изображения полумесяца. Пустое занятие — сражаться с очевидностью, и получается не очень удачно.

Просто, слишком много думаю о работе, — успокаивая себя, не отступает Фретинил. А тут — весьма отдалённое сходство. Устал, вот и внушаю себе невесть что. Просто линии какие-то, при чём здесь полумесяц?

Не полумесяц это вовсе, а улыбка, зловещая и многообещающая, — размышляет Фретинил, разглядывая фигуру, верхний рог которой тычется прямо в окно его спальни.

Указывает или, может быть, заглядывает в окно, и от этого кажется ещё более неприятным…

Фретинил встряхнул головой. Понимая, что слишком задержался, а созерцанием делу не поможешь, он сбрасывает с себя оцепенение и собирается уходить.

А из-за угла появляется уборщик. Ещё не проснулся, идёт понуро и будто бы принуждённо. Мельком взглянул на Фретинила, но не стал задерживать на нём своего внимания.

Вероятно, уборщик уже был тут ранним утром, поскольку сейчас даже не удивился произведению неизвестного маляра. А лишь достал мокрую тряпку и принялся оттирать загадочное начертание.

Они встретили его перед входом в участок.

Мгновение — и озабоченный взгляд его оживился, глаза защурились в типичной для торговца, какой-то скупой улыбке. Выражение лица самодовольное, будто хочет сказать, что дела идут, а ситуация под контролем — вид, в целом, успешный.

— Ох, инспектор! — воскликнул Фожин Куныз. — Как рад вас видеть! Какими судьбами? — шутит он, оборачивается и снизу вверх смотрит на величественные колонны здания участка. — Впрочем, не спрашиваю, — усмехается так, будто его шутка может претендовать на изящность или искромётность юмора.