Я размышлял довольно долго, пребывая в томительном ожидании собственной участи. Наконец, за дверью послышались шаги. Скрипнул железный засов. Я прижался спиной к противоположной от входа стене, готовясь драться.

— Выходи, — буркнули из темноты коридора.

— И не подумаю, — спокойно ответствовал я. — По какому праву меня держат взаперти?

С той стороны возникло озадаченное молчание. Затем другой голос заговорил.

— Гм… сударь… Покинь камеру и следуй за нами. Говорить будешь с комендантом.

— Где я нахожусь?

— Под стражей, — резонно ответил первый голос.

— Очень смешно, — сообщил я, но всё-таки направился к выходу.

Оказавшись в коридоре, я имел удовольствие лицезреть двух типов, одетых в форму городового полка. Тёмно-синие лацканы кунтуша надетого поверх зелёного жупана смотрелись слегка комично, хоть и в нужной степени представительно. Оба не имели при себе оружия, кроме коротких дубинок. У меня тотчас отпало желание попытаться захватить подобную ерунду в бою. К тому же, за дверью в конце коридора я слышал разговор ещё как минимум двоих.

«Не дёрнуться, не подпрыгнуть, — мысленно резюмировал я. — Они спокойны, поскольку знают, пленнику некуда деваться».

Шли не долго. Пройдя по коридору и дважды свернув, мы очутились на широкой площадке без окон и только с двумя дверями. Одна была широкой и решётчатой, рядом с ней располагался подъёмный механизм, у которого скучали четверо здоровенных детины. Они весело резались в кости, то и дело прописывая друг другу щелбаны. Завидев нас их физиономии немного скисли, но ребята безропотно поднялись, не заставляя себя просить, и замерли, готовые нас поднимать. Лифт уже ждал. Когда мы погрузились, бугаи принялись вращать громадную лебёдку. У её парных рукоятей помещалось по два мужчины с каждой стороны. Захрустели ржавые шестерни, надтреснуло застонал трос, и лифт начал подниматься. Мы проехали несколько этажей, мелькнувших чадящими факельными отблесками, прежде, чем остановились. Тюремщики выкрутили мне обе руки, заваливая лицом вниз, и таким образом потащили дальше.

«Видимо, на этом этаже уже присутствует начальство и всё по уставу. Выслуживаются».

Наконец, открыв очередную дверь, меня доставили в допросную. Здесь вместо факелов мрак разгоняли несколько свечей. В их тусклом свете, согнувшись над бумагой, восседал на стуле пожилой мужчина. Он был близорук на столько, что не помогали даже очки. Дознаватель едва не касался носом бумаги, которую читал. Пепельные от седины кудри были коротко острижены. На болезненном продолговатом лице горбатой картофелиной расцвёл красный от простуды нос. Мужчина то и дело шевелил ноздрями и подшмыгивал.

— Задержанный лазутчик доставлен по вашему приказу, — отрапортовал один из тюремщиков.

— М-м-м, да. Вижу, — медленно и словно нехотя ответил мужчина. — Усаживайте.

Меня подвели к массивному деревянному креслу, установленному через стол от дознавателя. На подлокотниках были прикручены металлические наручи с замками. Я безропотно продел в них кисти, и дождавшись, пока щёлкнут замки, сообщил:

— В этом нет нужды, поскольку я не являюсь лазутчиком и не опасен.

— Это не вам решать, сударь, — не глядя на меня обронил дознаватель, копаясь на заваленном бумагами столе. — Таков порядок. Выйдите, я позову, как мы закончим, — бросил он, махнув рукой в сторону тюремщиков.

За моей спиной с шумом закрылась дверь. Мужчина долго рылся в ворохе исписанных бумаг и засаленных папок. В какой-то момент, я даже подумал, что моего дела мужчина не найдёт. Но дознаватель явно не в первый раз разгребал этот завал. Он совершенно никуда не спешил и попросту начал прибираться, ведя себя так, словно бы меня тут нет.

— Так, вот она, папочка, — довольным голосом проговорил дознаватель, являя на свет совсем тощий пакет документов. — Гм… Тут не указано ваше имя, сударь, — всё так же, не глядя на меня, сказал он. — Извольте, назваться.

— Иляс Гатчевой, — соврал я.

— Гат-че-вой, — старательно выводя пером на обложке мою фамилию, прошептал дознаватель. — Меня зовут Исаак Ковальский. Я являюсь дознавателем по особым делам при губернаторе города Дракул-Тей.

— Я вас очень внимательно слушаю, — проговорил я, подавшись вперёд.

— Гм… Нет. Слушать буду в основном я, — возразил собеседник. — Расскажите мне при каких обстоятельствах вы попали под стражу.

— С какого момента? — уточнил я.

— С того, с которого посчитаете нужным.

— Извольте. Примерно один год назад я был назначен адъютантом полковника Лескова Никиты Сергеевича, командующего второго гренадёрского полка псковской волости.

— Так, — кивнул Исаак, делая пометки на бумаге.

— После окончания войны наш полк был возвращён по месту регулярной службы в Н-ский уезд.

— В какой-какой? — переспросил дознаватель.

— Н-ский, — повторил я. — Это военная тайна, господин Ковальский, и выдавать подобные сведения я не намерен.

— Хорошо, — хладнокровно кивнул тот. — Дальше.

— Два месяца назад полковнику Лескову было поручено доставить в Поларнию бумагу, затем получить ответ и возвратиться.

— Кем поручено?

— Мне это не известно.

— Отчего же?

— В мои функции входило обеспечение безопасности полковника и только.

— Хорошо, продолжайте, — кивнул Исаак.

— По ходу следования к Авашре, наш дилижанс был атакован неизвестными бандитами. Нам удалось отбиться, но в результате длительного преследования, мы были вынуждены изменить маршрут.

— Очень любопытно.

— Последовало ещё три нападения. Последнее стало роковым для нашей группы. Полковник Лесков был убит. Будучи при смерти, он передал мне послание, наказав доставить его в канцелярию князя Сигизмунда Денгофа.

— Вы выполнили это поручение?

— Нет.

— По какой причине?

— Я был отравлен в таверне, после чего оказался за решёткой, а теперь беседую с вами.

— Вам есть, что ещё добавить?

— Прошу, как можно скорее, вернуть мне письмо, личные вещи и отпустить, поскольку моё задержание не имело законных оснований, — надменно выдал я, стараясь поймать его взгляд.

— Так и запишем, ходатайствует об освобождении из-под стражи, — пробормотал Ковальский, продолжая писать. — Что-нибудь ещё?

— Нет, это всё.

— Всё, так всё, — степенно согласился Исаак, и отложив перо, скрестил перед лицом пальцы, одаривая меня долгим и внимательным прищуренным взглядом. — Вам известно содержание письма?

— Нет.

— Письмо было вскрыто. Вам известно кем?

— Нет.

— То есть вы перевозили зашитое в подкладке письмо, которое было вскрыто, но об этом ничего не знали? — невинно осведомился дознаватель.

— Я сам зашил в подкладку письмо, в силу обстоятельств… — сказал я, сделав многозначительную паузу. — Мне чудом удалось пережить четыре нападения. Что же до того, что оно открыто… У меня есть две версии. Первая такова, что письмо вскрыли те, кто распарывал мой кафтан, то есть ваши люди. Банальная неаккуратность. Версия вторая, письмо вскрыли те, кто меня отравил. Я не знаю ничего о том, что со мной происходило по меньшей мере на протяжении суток. Возможно, именно тогда содержание письма стало достоянием третьих лиц.

— Понятно, — кивнул Исаак. — Кто может подтвердить ваши слова?

— Никто, — хмуро ответил я.

— Какие ваши последние воспоминания, прежде, чем вы оказались здесь?

— Я остановился в трактире, чтобы пообедать. Заказал куриное бедро, кусок сыра, жбан пива, затем ничего не помню.

— Как назывался трактир?

— Я не помню.

— Где он располагался? Хотя бы примерно…

— Я впервые в Дракул-Тей и совсем не ориентируюсь в городе. Кажется, рядом я видел почтовую станцию.

Исаак замолчал, что-то обдумывая. Затем захлопнул моё дело, и откинувшись на спинку кресла, сложил кисти в замок и принялся вращать большими пальцами. Он тяжело вздохнул, извлёк из кармана кружевной платок, промокнул лоб, а затем шумно высморкался.

— Мне не нравится ваше дело, — посетовал дознаватель.