«Такие же как я ночные странники? Мы не видим друг друга? Или только я?».

Меня окатило волной жара, сменяющейся холодом. Виски начало ломить, будто бы их сжимали тисками. От удивления, я едва не вскрикнул, а может это и произошло. Я оставался в плену сумрачных иллюзий спящего города. Обычно для того, чтобы очнуться мне приходилось вернуться назад, словно сматывая распущенный клубок ниток. Однако теперь меня словно что-то удерживало. Что-то или кто-то, не давая завершить уже ставший привычным ритуал. Осознав, что сопротивление лишь усиливает давление, я попытался расслабиться, игнорируя боль. Представив себе материальное тело моего двойника, я заставлял его силуэт сиять, мысленно выгоняя чужеродное влияние, вытравливая как болезнь. Мало-помалу мне удалось ослабить незримую удавку. Тогда окончательно успокоившись, я затаился и принялся ждать.

В тумане иллюзорного видения повисла картина: большой доходный дом, несколько десятков комнат, трое, а то и вчетверо больше постояльцев. Почти все спят, лишь некоторые неспокойные души исторгают эмоции. Я смотрел на здание как бы одновременно и снаружи, и изнутри. Размеренно бьющиеся сердца спящих людей стучали в унисон друг другу. Вдруг что-то произошло. В дом ворвалось пламя, сотрясая его до основания.

«Пожар!» — мелькнула пугающая мысль.

Но нет, то было пламя совершенно иной природы. Жар исходил от искрящихся сущностей, что вышагивали по длинным коридорам доходного дома. От них тянуло уверенностью, твёрдой решимостью. Они кого-то искали, и я тотчас почуял — ненавидели их.

«Инквизиция, — прошептал я, не разжимая губ. — По чью душу вы здесь?».

До меня доносились отдалённые отзвуки творящегося безумия. Стук в двери, крики, отчаянные возгласы встревоженных и перепуганных людей. Спокойные и серые точки их душ вспыхивали алыми пятнами, сердца стучали быстрее, а жар становился невыносимым. Все что представало моему взору теперь, уже походило на растревоженный муравейник. Люди бежали прочь, прыгали из окон, прятались, а иные покорно замирали и ждали своей судьбы. Вдруг среди прочих я уловил одну тень, что отличалась. Она была почти прозрачной, тусклой, словно выцветшей. Но в ней не чувствовалось и толики страха. Тень двигалась уверенно, собранно, быстро. Когда поблизости оказались две дребезжащие непонятной силой искры, тень подобралась и накинулась на них. Я готов был поклясться, что в «тени» этой тени, две пытающие сущности едва не потухли. Их свечение стало слабее. Она из искр на миг зависла, а затем камнем устремилась вниз.

«Выбросили из окна! — догадался я. — Да там бой!».

Оставшиеся на этаже пылающая сущность и тень сцепились, будто дворовые коты. Мне мерещились тёмные когти, что вспарывали пространство, и пылающие наконечники стрел, что били в ответ. Я заметил, как на этаж, где схлестнулись две неведомые силы, потянулись другие искры, одна, две, три… пять.

«Сейчас тень настигнут остальные, тогда ей конец», — с грустью осознал я, наблюдая за тем, как она пытается вырваться.

Мысленно потянувшись к огненной сущности, я вновь ощутил жар, который уже испытал, когда незримая удавка душила меня. Наплевав на осторожность, я потянулся сознанием к беснующейся и искрящей субстанции, пытаясь схватить несуществующими руками. Клянусь, в какой-то момент мне показалось, что ладони горят, будто я держу в руках висящий над костром котелок с похлёбкой.

«Так ничего не добиться. Оно сильнее и опытнее!».

Тогда взглянув на тень, я принялся действовать иначе. Жар клокотал уже повсюду. Мне казалось, что если всё взаправду, то здание не выдержит происходящего и начнётся настоящий пожар. Сосредоточившись на блёклом силуэте, я начал проделывать то, что помогло мне чуть ранее в противоборстве с незримой силой, что пыталась подчинить. Мысленная рука протянулась к одиночке, застигнутой врасплох. Я раздувал в ней силу, словно тлеющий уголёк, вливая собственную. Тень вздрогнула, ощутив внезапную поддержку. Мне даже показалось, будто на мгновение она оглянулась, посмотрев на меня. Это был краткий миг, очередное наваждение, вспышка, в которой удалось разглядеть лишь два глаза — рубиновую вспышку, от которой тотчас захотелось закрыться рукой. Но я не ослабил собственной хватки, невидимые руки тянулись к блёклой тени, что застыла, как загнанный зверь у обрыва. Моя сила потекла ей навстречу, питая и насыщая. На этаже было уже семь пылающих сущностей, как вдруг… Тень воспарила над ними, заполняя собой всё вокруг. В её силуэте угадывались острые серпы и косы, а может то были зубы и когти. Она обрушилась на замерших и опешивших светлячков, смяла… рассеяла!

Я почувствовал полное опустошение. Будто вся радость и счастье, которые и без того не баловали моё естество, навсегда исчезли. Будто бы я и не знал их никогда. Голова закружилась.

«Слишком много отдал, — прошептало сознание чужим, хриплым, надорванным голосом. — Теперь точно… смерть».

Вернувшееся давление в висках стало запредельным. Я закричал, не слыша себя, пробуждаясь, и тотчас понял, что от боли слепну. Покатившись по полу, я лихорадочно стучал сапогами и выл. Боль надвигалась слоями. С каждой секундой она становилась невыносимой. Снятая комната подёрнулась пеленой. Вращение, в котором оказалась голова, напрочь выбило опору из-под ног. Не было ни сил, ни воли не то, что сопротивляться, а даже встать.

«Доигрался!».

Вдруг в голове что-то щёлкнуло… и боль начала отступать. Боясь вспугнуть нежданное облегчение, я опасался даже шевельнуться, даже вздохнуть.

«Что это был за щелчок? — сокрушённо подумал я. — В голове что-то лопнуло? Ох, не парализовало бы только…».

— Вы вопили слишком громко, сударь, — с укором произнёс детский голос рядом со мной. — Если отец услышал вас из зала и явится сюда, я не смогу объяснить, как оказалась в вашей комнате.

Я попытался открыть глаза, но тотчас отказался от этой затеи. Головокружение мгновенно вернулось, грозя обрушить новую волну боли. Но на моём лбу отчётливо ощущалось тепло чьей-то маленькой дрожащей ладошки.

— Не надо, — строго произнёс голосок Лиси, дочери хозяина постоялого двора. — Вам нужно лежать, пока не заснёте сударь.

— Что со мной? — хрипло протянул я полушёпотом, боясь спровоцировать приступ кашля.

— Не разговаривайте, — шикнула на меня девочка. — Я слышу чьи-то шаги… Если это папаня, то…

— Лиська?! — громыхнул в коридоре знакомый голос. — Тебя где носит? Ты здесь?

— Ну, вот, услышал, — разражённо протянула девочка. — Ох, что теперь будет…

Скрипнула дверь. Затем два тяжёлых башмака протопали внутрь.

— Лиси?! Что ты тут делаешь? — грозно осведомился отец.

— Пап, тут такое дело…

— Какое такое? Что ты делала в комнате мужчины ночью?! — взревел он.

Девочка шумно вздохнула. Мне отчего-то подумалось, что она закатила глаза, но я по-прежнему не видел обоих, и лежал плотно зажмурившись.

— Я услышала крик и бросилась на помощь! Это наш постоялец, а моя обязанность…

— Так и бросилась? — перебил её отец.

— Ну да…

— А может всё было иначе?

— Нет, папочка именно так!

— А давай я скажу, как было дело?

— Не думаю, что ты можешь это знать, поскол…

— Помолчи, — строго и грозно прервал дочь трактирщик. — Смыслю я, что никуда ты не бежала на крик. Он тут чё валяется-то в корчах? Пришиб кто, стал быть, да? А кто, ко ли окромя тебя тут нет никого?

— Пап, всё не так…

— Молчать! — крикнул он, тотчас добавив шёпотом. — Молчать! Ты прям точь-в-точь, как твоя мамаша! Та в четырнадцать уже юбку задирала, а ты, значит, в двенадцать уже собралась, да?

Я почувствовал, как от девочки пахнуло яростью. Её злость и бессилие перед пустыми обвинениями отца наполнили комнату ядом, от которого наверняка можно было бы помереть. Её трясло от негодования, но мужчина воспринял это иначе. Он решил, что, то робость и смущение девицы.

— Что он успел сделать? — прошипел отец.

— Ничего не было, — процедила сквозь зубы девочка.

— Не успел, стал быть? Вот и славно… А валяется, чё? Испугалась в последний момент, да хватила его… этой своей… силою, так?