— Сжалься! Стой! — выкрикнул громила, закрывая голову руками, тем самым лишая себя зрения.
Последний удар влетел аккурат под поднятые руки, в шею, заставляя его замолкнуть на веки.
— Проклятие, — прошипел я, подхватывая с мостовой разряженный пистолет.
Из проулка неподалёку уже слышался чей-то топот. Я выхватил второй пистолет и прицелился. Едва из-за поворота показался человек, я выстрелил, специально забирая сильно выше его головы. У меня не было цели убить его, а только напугать. Так и вышло, вжав голову в плечи, он с криками бросился обратно. Шаги его и ещё по меньшей мере двух человек, стали удаляться.
«Наверное, на шум первого выстрела бежали», — подумал я, перезаряжая оружие и нервно оглядываясь по сторонам.
— Кретин, — злобно обронил я, глядя на исполосованный, будто на него напал тигр, труп. — Мог бы просто расстаться со своей чёртовой белой повязкой и полежать оглушённым часик другой. Все карты мне смешал.
Стараясь не наступить в кровь, я обошёл тело и быстрым шагом направился в противоположную от несостоявшихся зевак сторону. По правую руку в стене дома была небольшая дверь, задержавшись у неё, я различил дыхание. Кто-то затаился, выжидая, пока я покину место преступления.
— Пять серебряных монет, если впустишь меня и выпустишь по ту сторону дома на соседнюю улицу, — быстро сказал я, приставляя дуло пистолета к двери. — Или стреляю на малейших шорох.
— Умоляю не стреляйте, — взмолился женский голос. — У меня дети, господин! Умоляю не стреляйте!
— Дверь! — прорычал я, стальным голосом. — Немедленно отопри или стреляю!
— Умоляю, не делайте этого, — заливаясь слезами повторяла женщина.
Дверца отворилась.
— Закрой глаза и сядь на пол, — скомандовал я.
— Да, да, конечно, я всё сделаю. Умоляю не стреляйте. Денег не надо! Ничего не надо! Умоляю.
Я шагнул в дом, тотчас закрывая за собой. На коленях передо мной стояла хрупкая и маленькая женщина, в давно выцветшем и перелатанном многочисленными заплатами платье. Я услышал детский шёпот под кроватью и сдавливаемое всхлипывание.
— Вот твои деньги, — проговорил я, мгновенно трезвея от ярости, что заполнила мою кровь в драке.
Я бросил рядом с ней на пол, не отсчитывая, значительно большую сумму, чем посулил.
— Будут спрашивать, что видела, не ври, — добавил я, проходя через комнату к двери, напротив. — Только про деньги помалкивай, нето отберут.
Захлопнув за собой, я оказался в длинном коридоре со множеством одинаковых дверей.
«Доходный дом, — догадался я. — Удачно вышло. В такой дыре каждый день кого только не бывает. Не заметят».
Пройдя к лестнице, я спустился вниз. Попавшийся мне на пути старикашка, сидевший на нижней ступеньке, что-то проскрипел про шум, но даже не поднял глаз. Я подбросил с большого пальца мелкую монету. Не успела она звякнуть об пол, как пропала смахнутая ловкой, хоть и костлявой рукой. Я мог себе позволить платить за многое и даже больше, но привычно экономил. В вещах покойного полковника Лескова я обнаружил кругленькую сумму в валютах разных стран. Готов биться об заклад, что, если хорошенько обшарить карету, можно было бы найти ещё, возможно, даже больше. Но жадность никогда не входила в число моих пороков, а времени потрошить карету вокруг которой разбросаны трупы у меня не доставало.
Выскочив на улицу, я смешался с гудящий толпой. Заварушка с подавленным в зародыше бунтом против новой церкви оказалась подавлена в зародыше. Не оставалось сомнений, что это лишь один из многих эпизодов, которые ещё предстоят перенести этому городу, а то и всей стране.
«Если всего лишь ненароком оброненные слова молитвы возымели такой эффект, что будет, когда у воспротивившейся слепо подчиниться новому курсу веры толпы появится диктатор?».
Я тотчас одёрнул себя. Ещё не хватало ввязываться в религиозные дрязги на чужой территории. У меня и без этого хватало нерешённых дел. В сущности, все они могли быть связаны, этого тоже не стоило с ходу отметать. По счастью, убиенный в переулке мордоворот не успел замарать мою одежду кровью, а значит я всё ещё мог свершить задуманное, то, ради чего я и вышел в люди.
Почтовая станция представляла собой цилиндрическое строение, высотой порядка десяти саженей. Неподалёку располагалась большая конюшня, типографский цех, и ещё странное здание без окон, из тяжёлого огнеупорного кирпича. Поразмыслив, я догадался, что это ни что иное как банк. Остановившись у входа на почту, я оглядел вывеску: «Грозовой пегас. Виорик и сыновья».
«Дерзко и со смыслом, — мысленно оценил я. — Смею надеяться, что качество услуг под стать амбициям».
Толкнув дверь, я очутился в скромном закутке, что мог бы вместить едва ли трех-четырёх человек. На узкой скамье восседал пузатый седовласый мужчина с длинными лоснящимися усами. Растопырив ноги в стороны словно жаба, он запрокинул голову назад упираясь макушкой в каменную стену. Рядом с ним ютилась совсем молодая особа, чьё лицо было сокрыто под вуалью. Изящные перчатки до локтя, кружевной воротник и ярко выраженный корсет, доводящий талию до критически минимального диаметра не могли оставить равнодушным ни одного мужчину. Кроме меня. Я покорно занял очередь, встав справа от женщины, таким образом, что она могла бы смотреть на меня, разве что нагло подняв голову вверх.
«Мне не нужны ни свидетели, ни случайные знакомства. В другой жизни, я бы поднял этого жирного ублюдка, какого бы ранга он ни был. Я бы нашёл нужные слова. Но не теперь».
Тем временем, у единственного окна принимающего отправления, появилась веснушчатая физиономия молодого клерка.
— Господа, прошу согласно очереди, — писклявым голосом заявил длинноволосый парень в смешной фуражке с фамильным вензелем «В».
Пузатый тип, выдохнув, словно только, что совершил марш-бросок, поднялся, и в раскачку направился к приоткрытому окну клерка.
— У меня три пакета предоплаченной корреспонденции, — сообщил мужчина, бухнув на прилавок объёмные свёртки, обмотанные материей и запечатанные сургучом. — Нужно отправить немедля.
— Немедля не выйдет, — тотчас отрапортовал юноша в фуражке. — Перекладные только отбыли. Сможем отправить не ранее, чем будущим утром.
Пузатый немного помолчал, почёсывая морщинистый лоб, а затем разразился бранью, которую, как мне показалось, он старательно накапливал, лишь бы шокировать молодого работника.
— Какого чёрта ты мне тут лепишь?! У вас полная конюшня или где? Это не почта, а публичный дом! Я собираюсь оплатить срочную депешу, а ты мне предлагаешь обождать?! Может, мне пойти к начальнику стражи? А?! Сообщить, что почтовые не справляются и служат врагу?
— В этом совершенно нет необходи… — начал было юноша, но жирный клиент его нагло прервал.
— Я плачу серебром! Мне нужен долбанный курьер, который довезёт эти долбанные документы! Я просиживаю битый час в вашей конто…
— В почтовой компании Грозовой пегас, Виорик и сыновья, — с готовностью подсказал клерк.
Мне показалось, что он специально выделил все слова названия, будто гордясь принадлежностью к названной организации.
— Да! — закончил полный и потный истерикан. — И оплачивая столь щедрый тариф…
— Всё будет отправлено незамедлительно, — сообщил низкий голос, сменивший в окне юношеский. — Прошу простить моего сына, у него был тяжёлый рабочий день. Действительно, в настоящий момент наша конюшня опустошена. Но специально для вас я лично найму станционных лошадей, дабы доставить очень важную депешу в срок.
Усатый скандалист от удовольствия аж зарделся. Важно проведя большим пальцем правой руки по усам, закручивая их в спираль, он, тяжело дыша, заявил:
— Я рад, что был услышан. В конце концов именно такого обхождения я и ожидал.
Пока служащие оформляли посылку, а жирный скандалист кряхтел, выкладывая на прилавок посылки, я смотрел в потолок, ничем не выражая собственных чувств. Конечно, мне был противен и клиент, равно как и служащий. За время моего «нежития» у меня начали формироваться довольно странные и не совсем обычные для живых привычки, как и взгляды. Например, я мог сутками смотреть на небосвод, находя это занятие не только полезным, но и приятным. А ещё я выучился ненавидеть. Не так, как раньше, когда для этого нужна была определённая обида, разночтение во взглядах или же прямая вина оппонента в каком-либо явлении. Я нутром чувствовал человеческую гниль. Так я начал это называть. Я даже находил это забавным, в особенности с учётом того, что именно мертвец может разбираться, как никто иной, в сортах гнили.