— Все сказано! — первой прервала молчание невеста, садясь напротив зеркала. Голос, до этого звучавший мягко и задорно, приобрел знакомые ледяные нотки. — У меня нет времени обсуждать эти пустяки…

При звуке ее голоса Алия представила себе судью в мантии, который выносил обвинительный приговор. Каждое слово ранило Ильяса, словно в него поочередно вбивали колышки. Он резко отвернулся от окна.

— Надия, дорогая, пойми, это для меня так важно… — былая спесивость исчезла, уступив место боли…

— Для тебя? — в голосе блондинки скользнула ирония. — Ну да, разумеется, ты ведь у нас — пуп земли! Так вот, представь себе. Я тоже не каждый день собираюсь замуж. Ты здесь только благодаря Гамиду. И скромным присутствием во время церемонии ты свою миссию выполнишь. Ничего более почетного ты не удостоился. Это твой же выбор…

— Сестра… — попытался вмешаться Гамид.

— Нет, Гамид! — девушка подняла руку вверх характерным жестом. — Все решено, я хочу, чтобы это сделал Роберт.

— А Роберт не хочет, пока не узнает, что решила моя взбалмошная сестрица… — бросил Эгиев, подводя свою спутницу к креслу. Девушка послушна села, чувствуя себя неуютно под испытующим взглядом присутствующих. — Хотя, если ты решила отказаться от брака и утопить жениха, я с радостью возьмусь помочь тебе…

— Роб! — Надия пронзила братца гневным взглядом. — Я не шучу!

— Ну да, я прямо-таки самый веселый шут из присутствующих… — колко заметил Роб, бросив выразительный взгляд на костюм отца. Но тот лишь переводил недоуменный взгляд с Алии на Роберта, а затем на Гамида. На лице Гамида проступила тень озарения, но многозначительный взгляд Алии подсказал ему заткнуться.

— Ильясик, может мы… — впервые подала голос «девушка-лаванда», но умолкла под взглядом Эгиева-старшего.

— Азалия!

— Чего ты так кипятишься, а, Ильясик? — сделав акцент на последнем слове, поддел отца Роберта. — Или она тебе уже надоела, как и предыдущие? Рановато…

— Ах ты, молокосос! — Ильяс в два шага бросился к креслу, следом за ним метнулся Гамид, но Роб оказался проворнее, и во весь рост выпрямился перед разгневанным Ильясом. По его довольному виду было ясно, что он этого и добивался.

Слишком давно, со слишком большим трудом он избавился от всего того дерьма, который ассоциировался у него с именем Ильяс. И не собирался снова лезть в это. Помимо воли, Алия вскочила с места, не зная, как поступить. И ее движение в сторону Роберта не осталось незамеченным: об этом свидетельствовала его довольно загадочная ухмылка, брошенная в ее сторону, что заставило девушку остановиться. Пробормотав что-то, и Роб готов был биться об заклад, что приличные дамы даже слов таких не знают, она подобрала подол платья и вышла из комнаты. Все, с нее хватило скандалов с Габазовыми по самый гроб жизни, только «веселенького вечера» семейки Эгиевых ей не хватало!

Роберт чертыхнулся. «Нет, просто уму непостижимо, это уже входит у нее в преступную привычку!» Он отстранился от отца, направившись к дверям, но путь ему преградила Надия.

— Уж поверь мне, тебе еще предстоит со мной объясниться, но до этого мне предстоит стать женой Оскара! И черт меня побери, если я позволю, чтобы к алтарю ты сопровождал меня в неподобающем виде…

— Боже, я воспитал эгоистичного монстра… — театрально усмехнулся Роберт.

— Гены… — пожала плечами Надия, не веря в столь быструю капитуляцию брата. Но он отступил, сколь бы подозрительным ей это не казалось.

— Окей, сегодня твой день. Раз уж Гамид отказался, другого кандидата в семье нет… — Роб вернулся к своему креслу, демонстративно не обращая внимания на отца, который побагровел от гнева. Гамид что-то пытался ему втолковать, но по его лицу было заметно, что слова не достигали его сознания. Его только что прилюдно выдвинули за границы семейного очага…

— Ах ты, ублюдок!

— Смею заверить, к сожалению, это не так… — Роб перевел на него циничный взгляд. — С великим прискорбием должен признать, что я был рожден в законном браке. Хотя… — его улыбка превратилась в хищный оскал, глаза блеснули, — кто знает…

Но прежде, чем Ильяс успел возразить, комнату огласил оглушительный хлопок. «Без пяти минут жена» стояла прямо перед отцом, голубые глаза девушки метали молнии.

— Все, ты уже перешел всякие границы, — ее голос был тих, но тверд. — Ваши перепалки с Робом я еще могла вынести, но как ТЫ посмел вспомнить маму?! — Такого поворота не ожидал никто из присутствующих. Даже улыбка Роберта слегка застыла, словно маска, помимо воли он поднялся с места, готовый в любую секунду заступиться за сестру. — Вон! Когда я выйду из этой комнаты, ты и твоя пассия должны исчезнуть!

Ни на одном слове ее голос не сорвался, размеренный голос врача, разъясняющего последствия удаления омертвевшего органа. Деловая констатация фактов, без чувств, без эмоций.

Подойдя к братьям, девушка взяла их под руку, показав тем самым, что разговор окончен. Азалия подошла к Ильясу, шепча ему что-то на ухо и силясь провести его к дверям. Но особых усилий приложить не пришлось: расправив плечи, тот военным шагом направился к дверям, не обернувшись хлопнув дверью.

Надия поймала заинтересованный взгляд Роберта, иронично изогнутая бровь и морщинки в уголках глаз выдавали его удивление.

— Только посмей…! — девушка подошла к зеркалу, следя за отражением брата за спиной. Ошарашенный Гамид вышел проверить последние приготовления.

— А я пока ничего не сказал… — хмыкнул он.

— И с каких это пор тебе надо использовать слова вместо взгляда?! — копируя его мимику, бросила она, поправив контур карандаша.

И когда Надия снова повернулась к брату, он впервые со всей ясностью осознал, что с этого момента она уже не будет полностью и безоговорочно принадлежать только ему. Она отдалялась, создавала собственный уголок. И кто знал, какое место будет отведено ему в ее новом мире? В груди болезненно кольнуло, и он решил сменить русло мыслей.

— Надеюсь, он понимает, какое счастье ему выпало… — бросил он, набросив ей на лицо воздушную фату.

— Не устаю ему напоминать об этом, — улыбнулась девушка, обняв брата за шею. Она понимала, что вступает в новый этап, и отныне ее беспечные деньки были сочтены. Но перспектива всю оставшуюся жизнь провести рядом с таким человеком, как Оскар, не оставляла повода для сомнений… Единственное беспокойство она связывала с Робертом: что же будет с ним? И что за история с девушкой в серебристом платье? Нет, она точно устроит ему допрос с пристрастием!

Алия:

Что ж, кто сказал, что если тебе что-то не удалось, то это значит, что нельзя радоваться успеху других? Мне была чужда подобная идея. И сейчас, наблюдая за плавными движениями невесты, идущей по белоснежному ковру вдоль прохода, увитого цветами, внутри словно заиграл торжественный гимн. И дело было не в женской солидарности или прочей подобной чуши. Просто внутри все расцветало от окутывающей атмосферы праздника: прямо на моих глазах складывалась новая пара, новая семья. Взгляд метнулся к жениху, облаченному, вопреки обычным требованиям, в белоснежный костюм.

Ладно, не будем зацикливаться на прошлом. Вы спросите, почему же я не сбежала с церемонии, когда выдалась такая возможность. Справедливый вопрос. Не стану таить, такая мысль возникла, и я почти поддалась искушению, как моя принципиальность перешла в боевой режим. Черт, и почему я должна сбегать отсюда, словно преступница?! И нет, тот факт, что он запретил мне это делать, тут не при чем! Как и то, что я не смогла бы спрятаться от него настолько надежно, чтобы он, при желании, не смог бы меня найти. В отличие от него, я не настолько хорошо знакома с Бодрумом, и я скорее затеряюсь среди мощеных улочек, чем смогу найти убежище. Но ключевое слово здесь — желание. Его желание…

Внутри что-то холодело при мысли о том, что я чрезвычайно все усложняла: а захотел бы он вообще меня искать? Ведь в прошлый раз он, подобно доблестному рыцарю их моих детских мечтаний, не запрыгнул на своего верного коня…пардон, в самолет, и не бросился на поиски, чтобы сразиться с огнедышащим драконом, то бишь — с семейкой Габазовых во главе с Эмине. Да и с чего ему так поступать? Он ведь ясно все обговорил — сделка есть сделка. И в те самые моменты, когда мне казалось, что за каменным безразличием скрывается его настоящая сущность, которой не чужды человеческие слабости, он вдребезги разбивал мои иллюзии, словно желая доказать обратное. Чего он этим добился? Не знаю, быть может перспектива подозрений о том, что у него есть сердце, могла бы разбить его пиар дельца. Или это было истиной. Теперь уже этого не узнать. Говорят, душевные раны рубцуются — бездумная аналогия с повреждениями телесными, в жизни так не бывает. Такая рана может уменьшаться, затянуться частично, но это всегда открытая рана, пусть не больше булавочного укола. След испытанного страдания скорей можно сравнить с потерей пальца или зрения в одном глазу. С увечьем сживаешься, о нем вспоминаешь, быть может, только раз в году, — но, когда вспоминаешь, помочь все равно нельзя.