— Нет, — слишком резко ответила Алия, — К чему все эти вопросы? Я просто не хочу ребенка!

— Алия, — тем же спокойным тоном продолжила женщина, скрестив руки перед собой, — Выдолжны понимать: аборт — необратимая вещь. Сейчас вы можете изменить свое решение, но потом будет слишком поздно. — девушка кивнула, скорее почувствовав, чем увидев, как Оливия дернулась на месте, но сдержала себя. — Ну что ж, давайте вас осмотрим. — Алия легла на стол осмотра, поставив ноги на холодные металлические стремена. Доктор задала ей пару вопросов, одновременно умело ощупывая пальцами живот. Девушка отвечала «на автомате», а взгляд был прикован к плакату над головой. Перед глазами стоял ее сын. Она и сама не знала, почему, но была уверена, что это будет мальчик. Он бегал, играл, смеялся. Маленькая копия своего отца.

— Хорошо… — Доктор закончила осмотр. — Когда вы хотите…?

— Сегодня.

— Я скажу медсестре, чтобы она подготовила вас. Операцию сделаем часа через полтора. Пойдет?

— Пойдет… — прошептала Алия.

Она лежала на больничной койке, закрыв глаза, ожидая, когда вернется доктор. Алия больше не могла видеть мученического выражения лица подруги, поэтому велела той выйти из палаты. На стене тикали большие часы. «Твой сын, твой сын…» — словно повторяли они.

— Знает ли он, что должно с ним случится? — полушепотом спросила девушка, ни к кому конкретно не обращаясь. Она едва сдержала, чтобы не коснуться живота, резко закрыла руками уши, чтобы не слышать тиканья часов. Дыхание участилось, на лбу выступил пот.

Скорее почувствовав присутствие кого-то, девушка открыла глаза.

— Вы хорошо себя чувствуете, Алия? — доктор Гюнуль настороженно наблюдала за ней.

— Я хочу, чтобы все поскорее закончилось…

Женщина кивнула, взяв в руки шприц.

— Демерол и финерган, — словно читая лекцию в институте, прокомментировала она. — Чтобы вы расслабились. Затем в операционной вам сделают общую анестезию и дадут кислород….

«Зачем она мне все это рассказывает? Зачем эти подробности? Я не хочу всего этого слышать…»

— …А потом, при помощи металлический расширителей, мы раздвинем шейку матки и сделаем чистку. Вопросы есть?

Девушка покачала головой. По телу волнами расходилось тепло, в голове был туман. Очертания предметов стали расплываться. Она хотела о чем-то спросить доктора, но не могла вспомнить, о чем. Что-то насчет ребенка. Но это было уже не важно… Самое главное, что все будет так, как она решила…

Алия погружалась в сон. Какие-то люди подняли ее с постели и переложили на каталку. Через тонкую больничную пижаму она ощутила холодный металл. Когда ее везли по коридору девушка принялась считать плафоны на потолке. Ей казалось очень важным не сбиться со счета, хотя девушка не понимала причины. Теплая рука легла ей на лоб, сквозь туман в голове девушка разглядела каштановые кудри. Оливия? Она опять хочет отговорить?… Кто-то отстранил от нее брюнетку, и каталку покатили дальше.

Когда ее ввезли в операционную, Алия словно обдало холодом. «Здесь умрет мой ребенок…» Из глаз хлынули слезы. «Сейчас…Сейчас это произойдет…» Кто-то положил ей на лицо маску… В свете ламп сверкнул холодный металл. Инструмент, который убьет ее сына…В голове сиреной пронесся детский плач. Собрав воедино последние силы, девушка отцепила маску от лица. Она услышала крик:

— Стойте! Стойте!

Увидев удивленные лица, девушка осознала, что это был ее крик. Кто-то надавил на кислородную маску. Алия попыталась сесть, но затянутые ремни не давали ей этого сделать. Все закрутилось в водовороте, все быстрее и быстрее.

Последнее, что она помнила, — это яркий белый свет, который нестерпимо резал глаза.

***

Тем временем в коридоре больницы молодая девушка с каштановыми локонами отчаянно пыталась найти в телефоне подруги номер.

— Черт! Черт!

Ни одного абонента по имени «Роберт», «Роб», «Эгиев», ничего похожего. Это был конец….

Алия

Оцепенение сковывает не только тело. Вся сущность словно парит где-то в облаке, сквозь сгустки тумана наблюдая за происходящим, словно сквозь оптические очки, которые вам совершенно не подходят. Сознание пытается пробиться через этот вязкий туман. В голове то и дело пытается сформироваться какая-то важная мысль, но сознание отторгает ее. Что же я должна сделать? Что-то очень важное… Меня словно медленно тащили по тупым лезвиям бритвы, раз за разом сознание отказывалось сформулировать мучивший меня вопрос. Что это? Защитная реакция организма? Или просто страх? Страх открыть глаза и узнать правду… Истину, которую я допустила своими руками… А ведь меня пытались отговорить…

Я понимала, что это блаженное неведение не может длиться вечно, и с каждой секундой пожирающее меня пламя будет разгораться все сильнее, пока не выжжет меня до тлеющих угольков. Но придется пройти через это, через все, что мне уготовано. Казалось, будто меня переместили в чужое тело, настолько чуждыми казались любые движения.

Медленно разлепив веки, я невидящим взглядом уставилась в потолок. Чуть левее непрерывно работал кондиционер, спасая от удушливого запаха лекарств. Над головой размеренно тикал какой-то прибор, и его тонкий писк раздражал, но сил вырвать из горла хоть один звук не было. Я медленно пошевелила рукой, чувствуя, как постепенно к пальцам возвращается чувствительность. Странное покалывание во всем теле стало менее явным. Рука двинулась вверх по прохладной простыне, нащупав у изголовья небольшой пульт.

Я заставила тело подчиниться, медленно повернув голову. Из приспущенных жалюзей едва просачивался яркий утренний свет. Сколько же успело пройти времени? Взгляд метнулся к креслу у подножья кровати: на ручке было небрежно отброшено одеяльце. Оливия? Она ночевала здесь?

У подушки был расположен небольшой пульт вызова медсестры. Сглотнув комок в горле, я со всей силы надавила на кнопку, загоревшуюся красным огоньком. И снова. И снова. И снова, словно пыталась вдавить несчастную кнопку.

В дверях показалось лицо испуганной медсестры, я едва приподнялась на локтях, но не успела даже попытаться заговорить, как она быстро убежала. Силы пошли на убыль, пришлось столь же резко упасть обратно на подушки. Я прикусила губы, сжав в ладонях края одеяла. Руки не смели дотронуться до тела, понять, находится ли все еще ребе…

— Мусафина? — в дверях показалась доктор Гюнуль, секунду спустя за ним показалась фигура Оли. Доктор подошла ближе, моя рука инстинктивно вцепилась в ее халат.

— Мой ребенок… — По горлу сложно полоснули лезвием. — Он умер?

Не знаю, что она увидела в моем лице, но ее голос взвинтился до верхних нот.

— Нет-нет, госпожа, он жив. И судя по вашей уверенности, не удивлюсь, если это будет мальчик.

Я понимала, как это глупо и жалко, но не смогла себя сдержать. Женщина, отчаянно желавшая сделать аборт и передумавшая в последнее мгновение, плачет на глазах у врача как малолетняя школьница. И что?

Не знаю, были это слезы от облегчения или просто от счастья, но тело тряслось словно в судорогах. Какой-то частью сознания я заметила, как Оливия поблагодарила доктора и пыталась меня успокоить, но в данный момент она не смогла бы мне помочь. Отныне только я смогу это сделать. Отныне я ответственна не только за свою жизнь. И осознание этого факта придало мне сил. Ноша создана для плеч достаточно сильных, чтобы ее нести. У меня сильные плечи, и я вынесу все тяжести, что уготованы мне — с такими мыслями я заснула сегодня. Передо мной открылся враждебный мир, где надо бороться, чтобы выжить.

Десять дней спустя:

— Нет, Оли, я даже обсуждать это не хочу. — Я отставила в сторону уже порядком приевшийся чай, глотнув апельсинового сока. — Как ты себе это представляешь? Мы ведь даже не знакомы с его сестрой. И то, что Гамид проявил себя джентльменом, не значит, что он имел ввиду…