– Ну ты махнул три-четыре! – Эд втянул голову внутрь фургона и быстро закрыл стекло. – Скажешь тоже. В темноте померещилось. – Отирая с ладоней песок, который, казалось, забил все щели салона, он напомнил: – Время Димыч, поехали.

Беспрестанно оглядывая обочины, они поехали дальше. Из темноты впереди уже проступал знакомый горный уступ, за которым находилась стоянка.

Он разделся по пояс, смочил полотенце и стал торопливо обтираться, смывая липкий разъедающий пот. Вдали сорвалась на лай собака. После грубого окрика охранника она замолчала.

Связь по-прежнему отсутствовала. Старшему экспедиции так и не удалось выйти на столицу. Вызвать профессиональную охрану не получилось. И не получилось отправить в ассоциацию сообщение о странном положении дел в районе раскопок. Лагерь самым что ни на есть мистическим образом оказался лишён связи со всем остальным миром.

Он набросил полотенце на верёвку, расправил. Забрался в палатку, натянул футболку с длинными рукавами и сверху толстый свитер. Затем улёгся на походный коврик и укрылся одеялом.

Он долго лежал, слушая, как стихают вечерние звуки, как отдаётся благословенному отдыху уставшая земля. И как внезапно поднявшийся ветер с лёгким посвистом треплет палатку, волнами колыша тонкое полотно.

Сердце тронуло беспокойство, неприятно кольнуло тоской. Непонятная тревога мешала погрузиться в полноценный сон, рывками выдёргивая из подступающей дрёмы. Появилось предчувствие беды, ощущение затаённого поблизости зла.

Сходит оно на землю, едва на пустыню опустится ночь.

Кругами обходит лагерь.

Бродит бесшумно, и мягкий песок

Скрывает

его

ша-ги-и…

Он вздрогнул.

Казалось, всего-то смежил веки, но тут же очнулся снова.

И вновь содрогнулся. На стене палатки лежала вытянутая чёрная тень. Пока он вглядывался, пытаясь понять, что её отбрасывает, тень к его ужасу сдвинулась. В груди трепыхнулось сердце. Отчаянно забились спутанные мысли. Щёки вмиг стали холодными. Он судорожно сжал одеяло и обомлел, услышав приглушённый утробный рокот. Звероподобная тень приблизилась, стала чётче. Задрав голову, потянула носом и задрожала в нетерпении изголодавшегося.

Онемев и боясь шевельнуться, он смотрел, как таинственный зверь ткнулся мордой в стену палатки. Ткань обрисовала клыкастую пасть. Когтистая лапа скребнула по полотну, пробуя на прочность. Ещё раз. Ещё…

Вдали жалобно заскулила псина. К ней присоединилась вторая, затем третья. Зверь напрягся. Махом развернулся на сильных задних лапах и отпрыгнул. По палатке зашелестел взметённый песок. Внезапно собачий вой оборвался.

Ступор медленно покидал объятое слабостью тело.

«Почему такая тишина?»

Он понял, что просто не дышит.

Чуть слышный шорох за спиной сменился надсадным дыханием. Ноздрей коснулся влажно-горячий смрад тухляка.

Он медленно повернул голову, встретился с узкими хищными зрачками. И ни о чём не успел подумать…

Тварь налетела столь стремительно, что пресекла все попытки защититься. Голос пропал. Разорванные связки не издали ни звука. Скованный леденящим ужасом и ослепляющей болью в располосованном теле, он угасающим сознанием понял, что его вытащили из палатки и уносят в чёрную ночь. В разверстый в беззвучном крике рот забился жёсткий песок, хлынул в горящие огнём лёгкие. Глаза залепила раздирающая пелена.

И погасли звёзды…

– Как твоя шея?

Лин вопросительно глянула на заходящего под навес Ситника.

Тот сбился с шага, с удивлением обнаружив, что болезненный зуд его больше не беспокоит, и потёр гладкую кожу на месте укуса.

– Спасибо, что направила меня к Марго, – произнёс он рассеянно и оглянулся. – А что с завтраком?

Огонь не был разведён, вычищенные котелки и кастрюли стояли нетронутыми в ящиках. С верёвок засушенными коржами свисали наброшенные с вечера полотенца и тряпки. А на столе стоял приметный электрический чайник профессора, который Лин притащила из шатра.

Девушка отставила кружку с кофе.

– Я здесь уже минут двадцать сижу и Таонгу не видела.

– Проспал, что ли?

На исполнительного работника, каким являлся немногословный африканский юноша, это было непохоже. Таонга изо дня в день вставал раньше всех и шёл разводить огонь, чтобы приготовить завтрак на целую ораву рабочих. Да и в палатку он уходил последним, пока не перечистит всю посуду и не уберёт продукты на хранение.

– Что передают, какие новости в цивилизованном мире? – кивнул Ситник на одиноко лежащий на столе мобильник.

– Не знаю, – пожала она плечами и потыкала пальцем по экрану. – Связи нет.

– Так и нет?

– Таонга! – забежал под навес белый как полотно Мунаш. – Там… там…

Он с трудом сглотнул и уставился на Лин и Вадима.

– Что там?! – схватил его за локоть молодой учёный. – Толком сказать можешь?

Ужас, написанный на лице паренька, передался Алине. Она поднялась с лавки и, прижав к груди кулаки, переводила испуганный взгляд с одного парня на другого. Мунаш открывал и закрывал рот, точно выброшенная на берег рыба. Будучи не в силах говорить, он ткнул рукой в сторону палатки, где собирались рабочие. Сорвавшись с места, Вадим побежал к растущей толпе. Алина с Мунашем кинулись следом.

Спальное место Таонги представляло из себя ворох окровавленного тряпья. Широкий размазанный след вёл до порога, переходил в пропаханную борозду и, змеясь между палатками, резко обрывался метрах в десяти за лагерем. Тела парня нигде не было видно. Будто его затащили под песок либо растерзали без остатка.

– А ты! – вскинулся на Мунаша Ситник. – Как же ты ничего не слышал?.. Что, совсем?!

На глазах подростка выступили слёзы.

– Я спал, – выдавил он.

– Да что ж ты! – Со всех сторон его обступили угрюмые рабочие. – Рядом с тобой второй раз чертовщина происходит.

– Отстаньте от него! – прогремел Буру. Растолкав толпу, он навис над Ситником. – Наша палатка рядом стоит, так и мы ничего не слышали.

Он поднял кулак, сравнимый в размере с головой Ситника, и поднёс близко к лицу археолога. Тот отшатнулся. С кожаного ремешка, зажатого в пальцах, вязко стекали кровяные сгустки. По толпе прошёл общий вздох: растерзали ещё одну псину!

Отшвырнув ошейник, Буру, недовольно оглядел собрание:

– Ночью тихо было, – сказал он. – Собаки молчали. Так, пару раз брехнули, и всё.

После слов бригадира никто не посмел заговорить. Помимо мощи и свирепой жестокости, приходящие хищники обладали ещё одной неприятной особенностью. Они оставались незамеченными, а потому практически неуловимыми.

– Сандал предупреждал, что эти твари очень коварные, – добавил подходящий Лебедев.

Все разом повернулись к учёному.

– Профессор, что с охраной?

– Связи нет, – отозвался тот. – Я ни до кого не могу дозвониться.

– А домой? – спросил Ситник. – Пусть ассоциация озаботится нашей безопасностью.

– Свя-зи-нет, – раздельно повторил профессор. – Всю ночь ждали, без толку. Надо отправлять машину.

– Мать твою! – раздалось из толпы. – Так нас всех по одному и передавят. А охрана что? Как просмотрели-то?..

– Они сами не могут объяснить, как так получилось, – ответил Буру. – Говорят, в одночасье сон срубил. Очнулись уже под утро и ни черта не помнят.

Оставив взбудораженную толпу, профессор тяжело опустился на ящик с инвентарём, спрятал лицо в ладонях и с горечью вздохнул. Размышляя о судьбе экспедиции, краем уха учёный невольно прислушивался к разговорам рабочих.

– Дядя?

Лебедев поднял голову. К нему подходила племянница. Она присела рядом на контейнер и взяла его за руку.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Зря я позвал тебя с собой, – произнёс он упавшим голосом.

Она выпустила его ладонь, извлекла из нагрудного кармана заколку и сколола на макушке волосы.