– Меллгрей станет императором в момент коронации. До того он остаётся наследником престола.

– Понятно.

Кенред помолчал, потом искоса взглянул на Киру. И продолжил:

– На следующий день после коронации тебе нужно будет обязательно посетить императрицу. И на этот раз – пожалуйста – в нормальном наряде. Она предложит тебе место своей придворной дамы – исключительно жест вежливости. Ты можешь отказаться, но обязательно сделай это очень вежливо.

– Мне нужно будет остаться в столице, или я вернусь в Ярим?

– Мы это обсудим позже. – Он осушил бокал и покрутил его в пальцах уже намного смелее. Но не уронил. – Нам вообще стоило бы сесть и всё как следует обсудить… Как-нибудь на днях.

– Мою манеру одеваться?

– Дело совсем не в манере одеваться. Она – лишь следствие. Ну, сейчас в любом случае не время… Давай-ка я представлю тебя герцогу Альдахаре, и покончим с этим.

– Он здесь?! – охнула Кира. Даже вздрогнула.

– Разумеется. Будь с ним сдержанной и не торопись улыбаться. Ты ведь понимаешь? Вежливость и холодность. – И после короткой паузы добавил. – Уверен, ты отлично справишься и с такой задачей. Больше никогда не поверю, будто ты боишься общества и не представляешь, как себя вести.

Кира напряглась, но ненадолго. Герцог Альдахара, похоже, и сам ощущал себя неловко. Заметно было, как публика держится от него в стороне, а если поодиночке и подходит пообщаться, то как-то отстранённо и как бы ни о чём. Лишь обозначает любезность. На Киру этот немолодой герцог взглянул с недоумением и лёгким отвращением, словно на очередное демонстративное унижение, но поприветствовал сдержанно. Она ему задумчиво улыбнулась, лишь уповая, что у неё получилось сделать это именно так, как хотелось – как снайпер может улыбнуться жертве в прицел винтовки. Она была уверена, что история противостояния Альдахары и Кенреда далеко не окончена, но, разумеется, собиралась держать свои соображения при себе.

Когда Кира была маленькой девочкой, она ярко воображала себе всякие пафосные церемонии – и то, как смотрит на них со стороны, и то, как участвует – и упивалась своими фантазиями. На деле всё оказалось намного сложнее и, уж конечно, совсем не так приятно, как можно было подумать. Во-первых, поверх белого мундира на неё надели длинную тяжёлую парчовую мантию, а во вторых, на плечи возложили увесистую золотую цепь с имперскими знаками – изображениями двустороннего ключа и венца. Всё это предстояло тащить на себе не один километр, и Кира слегка приуныла. «Тяготы и лишения военной службы, – подумала она. – Ну да»…

Уже встав под аркой, откуда следовало начинать путь, она расслышала, как за её спиной вполголоса переговариваются дамы. И вдруг осознала, что ей предстоит возглавить женскую половину процессии вовсе не потому, что она – супруга канцлера. Оказывается, все ждали, что это место займёт то ли старшая фрейлина её высочества, то ли какая-то её родственница, но Меллгрей лично распорядился насчёт Киры, и никто не понимал, почему. Обсуждали, что, видимо, он так привязан к своему канцлеру, что уж не знает, как выказать ему милость. Высокопоставленные дамы шёпотом делились предположениями, что, раз всё так, значит, война предстоит долгая и опасная, и будущий император это чувствует. Они высказывались – и голоса их, тихие, как дуновение ветра, вовсе замирали от страха и смятения перед лицом будущего.

А у Киры именно теперь появилось подозрение, что Меллгрей и в самом деле запомнил о той услуге, которую она ему оказала. Что его «Поверьте, я этого не забуду» было самым что ни на есть настоящим.

Она постаралась выбросить эту мысль из головы. Хуже нет, чем раздразнить аппетит, а потом вдруг понять, что очередных милостей не будет. Да, собственно, принц уже сделал для неё всё что мог. Эта его снисходительная реакция на вызывающее нарушение этикета, этот открывающий бал танец, эта роль на церемонии коронации должна была решить все основные проблемы Киры с высшим светом. Если будущим император принял её, то как сможет имперская аристократия её чураться? Меллгрей не оставил им такой возможности.

И о большем она даже просить не вправе. Всё остальное уже придётся выдирать из стальных челюстей судьбы собственными руками.

Это вполне справедливо. Вот только ей ни на черта не сдался этот их высший свет. В гробу она его видела в симпатичной обуви. Однако тут никто не услышит и просто не поймёт её нежелания. Какое оно имеет значение? Её сделали частью высшего света. Придётся его возлюбить.

По любезному приглашению одного из распорядителей Кира шагнула из-под арки под солнечные лучи, и дамы последовали за ней, шурша шелками юбок и мантий. Вести их самой ей пришлось недолго – вскоре женская процессия встретилась с мужской и слилась с нею, а Кира положила ладонь на руку Кенреда, которую он ей предложил.

Этот путь был долгим – достаточно, чтоб Кира успела уйти мыслью очень и очень далеко. Она краем глаза поглядывала на публику, собравшуюся по сторонам дорог, во всех окнах, на всех балконах, крышах и вообще везде, где только было возможно. Наверное, с фонарей всех любопытствующих просто поснимала императорская гвардия.

А ещё, что отметила Кира – никакой особой пестроты среди публики заметно не было. Народ был очень однороден, и, хотя суть этой однородности она не уловила – поведение ли это, примерно одинаковая одежда или что-то другое – но задумалась: не по сословному ли признаку распределены здесь места? Может ли такое вообще быть? Наверное, да. Она пообещала себе чуть позже спросить Кенреда. Нет, не Кенреда. Его реакцию на такой вопрос трудно предугадать. Спрашивать нужно либо Алерама, либо Эдельма, а лучше обоих, и сравнить ответы. Не то чтобы она подозревала, будто кто-то из них ей солжёт, просто вдруг не вполне поймёт её интерес и суть вопроса.

Городской проспект наконец привёл их всех к огромной лестнице – подножию храма и одновременно горы. В единый момент особняки и дворцы, теснившиеся по сторонам проспекта, вдруг закончились, и глазу предстала панорама храмового комплекса, старинного и великолепного. Процессия же направлялась к главному собору. Собор был построен так, что человеку, который поднимался по ступеням, казалось, будто он направляется к самому небу, в его объятия или к его ногам – как кому представится.

И ступенек здесь было очень много. Шагая по ним, Кира подумала, каково придётся пожилым дамам, следующим за ней, и старалась умерять шаг, заодно притормаживая Кенреда. В этом помогала и музыка, сочившаяся неизвестно откуда – это был далеко не марш и, уж конечно, не полька. Под неё как раз шагалось очень неспешно, так что к вершине лестницы Кира даже не запыхалась и почти не устала. Вот только ноги ныли. Что ж, с последствиями переломов теперь предстоит мириться всю оставшуюся жизнь.

Ничего, она потерпит.

Кира заняла своё место почти у самых дверей, лицом к Кенреду – теперь им предстояло ждать, пока по тем же ступеням сквозь живой коридор из знати пройдут будущие государь с государыней. Стояли довольно долго, так что Кира успела и успокоиться, и заметить, какая волна неодобрения и презрения исходит в её сторону от некоторых дам, стоящих рядом. Осторожно покосившись, она узнала герцогиню Альдахара – та в её сторону даже не смотрела, но выглядела настолько холодно-оскорблённой, что и без слов всё понятно. Что ж, иного и не стоило ожидать. Оглянуться Кира не могла, поэтому какое-то время развлекалась, гадая, кто именно сверлит её спину так, что мантия чуть ли не дымиться.

При этом искренне удивляло то, что среди высших аристократок явно хватало и тех, которые не испытывали к новой герцогине Ярим особой агрессии, реагировали спокойно или никак, и от них не тянуло злостью в её адрес. Собственно, и на балу тоже были женщины, которые охотно подходили знакомиться, если их мужчины решали их представить, и общались с Кирой вполне доброжелательно, с любезным уравновешенным любопытством. Кира, которая ждала от представительниц высшего света одного раздражения и тотальной ненависти, была приятно поражена.