Лето 1998. Андрей.

На асфальте мелом

Ты рисуешь лето,

Ласковое море

Трогаешь ладонью.

Воду, воздух, время,

(Маленькую тайну)

То, чего не знаешь,

(Никому не скажешь)

И беспечной птицей

В небо улетаешь.

© «Иванушки International» — «Тополиный пух»

Со смесью удовольствия и странной радости рассматриваю взбешенную Ваську. Хотя… Какая она Васька, позвольте?

Невысокая, изящная, офигительно красивая девушка с волосами цвета мёда, плавящегося на солнце.

Дух захватывает от увиденной картинки!

И даже то, что мы в двух шагах от нашего дома, меня не останавливает.

Плюхаюсь обратно на сиденье и подмигиваю деду, наблюдающему на нами со стороны.

Когда только я успел выйти? Не заметил, поглощая волны эмоций, по которым, как оказалось, безумно соскучился.

Отрезвляет, как ни странно, голос Марины.

Хотя… Что значит, «странно»? Закономерно: она моя девушка, я привез её знакомить с родными, а сам поплыл, стоило увидеть заклятую подругу детства.

Не, так не пойдет!

— Давай, дед, мы домой, а ты тогда Василису подкинь, да?

Снова берусь за ручку, чтобы совершить обратное недавнему действие. Со стороны выгляжу, походу, как неадекват, скачущий то в салон, то из него.

— Вместе прокатимся, заодно Шурке спасибо скажешь.

— Нуууу, — тяну, хотя и так понятно, что отказом не ответишь.

Пыхтящая то ли от злости, то ли от жары Василиса устраивается сзади, хмуро кивнув Маринке.

Та платит взаимностью. Повернув к себе зеркало заднего обзора, вижу поджатые губы своей девушки, и…

Залипаю на прикушенной губе Васьки.

Хотя какая она Васька…

А, да. Это уже проходили. Кажется…

Мозг, ау⁉ Жара жарой, но утекать никуда не надо.

Растираю лицо, словно только проснулся, и возвращаю зеркало в исходное положение.

Пока занимался самокопанием (а если откровенно, страдал хренью), успели подъехать.

Уютный дом ни капли не изменился, разве что…

— Перекрасили? Раньше же вроде зеленый был?

— Давно уже, — отзывает Василиса ровным голосом.

Странно, что мирно.

Первой выходит из машины и терпеливо ждёт, когда я достану ей из багажника сумку с продуктами.

Хмыкаю изобретательности деда, успевшего подстелить под сетку тряпку.

Улыбка сама собой расползается шире, когда в тряпке (чистой!) узнаю ту самую простынку. Каракули до сих пор не отстирались, тусклыми чернилами напоминая про желание маленькой Васи украсить моё постельное бельё.

— Тоже помнишь?

— Нет. Спасибо. Пока. Рада была…

Вася обрывает себя на полуслове, дергая сумку, но я не расцепляю пальцев.

— Донесу. Заодно поздороваюсь. Я же для этого приехал.

Нагло двигаю за прямой спиной, то и дело соскакивая взглядом не туда, куда должен смотреть.

Однозначно палящее солнце действует на меня губительно. Отвык, вот и… припекло…

Баба Шура, выскочившая на крыльцо, перетягивает моё внимание, давая передышку.

Объятия, поцелуи в макушку, для чего приходится практически сложиться в два раза, причитания на тему, как «вырос и возмужал мальчик», снова объятия…

Когда процедура повторяется по третьему кругу, сзади раздаются шуршащие шаги и в поле зрения возникает Маринка.

— Здравствуйте, Тамара Ивановна! А Андрей так соскучился за вами, что забыл меня позвать. Я Марина, невеста.

Баб Шура открывает и закрывает рот, а Маринка вдруг тянет руки, чтобы её обнять.

Эээ…

— Марин, — успеваю дёрнуть её на себя. — Это не моя бабушка.

— Не его бабушка, — подтверждает баба Шура. — И не «за вами», а…

До старушки, видимо, только доходит всё сказанное, потому что она комкает передник, и поднимает его, зажатым в кулаке, прикрывая рот.

— Невеста? Ох, ты ж… Мальчик-то как вырос… Как вырос… Жених уже, слышишь, Вась?

Слышит ли Вася, узнать не удаётся, она не выходит.

Поплакав от радостной новости, баба Шура еще раз обнимает меня, поздравляем Маринку, и отправляет нас домой. Мол, бабушка заждалась.

Да я и сам понимаю это, пообещав заскочить завтра на пироги, и всё-все рассказать.

Уже в машине, где сел сзади к подруге, рассматриваю её и задаю вопрос, что вертится на языке:

— Какая Тамара Ивановна? Ты же слышала, что мы едем к другой бабушке. Что за нах, Марин?

Не могу объяснить, но мне… Черт, мне стыдно за поведение моей девушки. Вроде бы ничего противозаконного она не совершила, да и выглядит как с картинки, но червячок внутри точит, обещая мне, что эта выходка ещё аукнется.

— Перепутала, — демонстративно перекатывая во рту жвачку, Маринка отворачивается к окну. — Море классное!

Отведешь меня сегодня? Хочу занырнуть.

— Отведу, — наблюдая за ней, соглашаюсь. — Вечером. Сейчас без привычки опасно.

— Какая привычка, Андрюш? Это же море…

— Вечером, — повышаю голос, посматривая на деда, слышал или нет.

Вроде бы нет — он увлечен парковкой, загоняя свою бэху задом в гараж.

— Дед, погоди, выйду, — в нетерпении открываю дверь и ступаю на коротко выкошенную траву. Давлю в себе желание стянуть кроссы и утонуть в прохладной зелени ступнями.

Сделаю это позже, а пока вытаскиваю за руку Маринку и, оставив ее на месте, бегу к родной женщине, подхватывая её на руке.

Бабушка хохочет и в шутку отбивается, но я же вижу, что ей нравится. Лицо залито слезами, а сама улыбается едва ли не шире моего.

— Вернулся, блудный ты кот.

Хмыкаю и осторожно спускаю бабулю на землю.

— Ба, знакомься, это Марина, моя подруга, — опережаю выпад этой самой подруги. Для бабушки и так шок, я не предупреждал, что приеду не один.

— Приятно познакомиться, — пищит Савельева.

— Очень приятно, — вторит ей бабуля, переводя взгляд на меня.

Ухмыляюсь, перекатываясь с пятки на носок. Вырос, ага.

— А мы Шуркину Васю встретили, довезли, — дедушка спасает положение. — Сумки потом заберешь?

— Точно! Сумки!

Вспоминаю про подарок бабуле, да и деду презент тоже лежит. Не для бабушкиных глаз, конечно.

С удовольствием осматриваюсь в гараже. Сколько же времени я здесь проводил! Обожал копаться в запасных деталях, инструментах. Дед многое переделал, но мне все равно приятно оказаться в любимом с детства месте.

С сумками наперевес возвращаюсь в дом, куда уже переместились все остальные.

— … гоняют девку почём зря. Шура ещё пожалеет, а от Людки теперь не дождёшься.

— Кого проклинаете? — застываю в дверях, втягивая запах пирогов.

Дома. Я дома, чёрт побери!

— Про Васю говорим. А ты иди, Андрюш. Я твою гостью в Наташину спальню определила пока?

Вроде бы бабушка не спрашивает, но получается, что как будто ждет моего одобрения.

— Спасибо, — бодро отзываюсь, испытывая лёгкое смущение.

Уверен, все всё понимают, но шокировать стариков совместными ночёвками не стоит. По крайней мере, просыпаться мне определённо лучше у себя, а уж чем мы заняты…

Короче, тут понятно.

— Сполосну руки во дворе. Заодно пройдусь. Пять минут, ба.

Надо бы Марину позвать, но сначала сам.

Даю себе больше пяти минут, прохожусь по знакомым местам.

Все грядки на месте, кусты разрослись, а деревья стали казаться не такими высокими.

Спускаюсь к морю, преодолев полоску горячего песка. Ложусь на живот и погружаю руки в холодную воду, создавая волны и без причины хохочу, когда брызги попадают на лицо.

Позже приведу сюда Маринку, а пока…

Пока переворачиваюсь на спину и смотрю в голубое небо.

Лежу и ни о чём не думаю до тех пор, пока ветер не доносит возмущенный голос Марины:

— Ты где? Ааандрееей⁈

Лето 1998. Андрей.

Дым сигарет с ментолом

Пьяный угар качает.

В глаза ты смотришь другому,