Мама, конечно же, приехала не одна. Да и как бы она приехала, если не умеет водить? И машины у неё нет. Она есть у маминого мужа.

— Андрей, — тяну время и замедляю шаг, видя напряжённое лицо Барса. — Ты чего?

Губы Андрея сжаты в тонкую линию, а на лице выделяются желваки. Выглядит это… опасным. Да, Барс сейчас полностью оправдывает свою фамилию, когда стоит посреди дороги и раздувает ноздри, сжимая и разжимая кулаки.

В голове мелькает мысль, что он мог догадаться, но я её прогоняю. При всей прозорливости Барсика, она бы не смог понять, что именно я скрываю. Когда-нибудь, возможно, я бы нашла смелость рассказать, но больше «нет», чем «да».

— Ты знала? Василиса, ты знала?

Глухой и словно бы даже чужой голос заставляет вздрогнуть. По мере того, как Пётр приближается к нам, Андрей буквально свирепеет. И его злость, она… направлена на меня?

— Скажи мне, ты серьёзно думала, что я никогда… Зачем, Цветочек? — шёпот, сбивающийся на свист или шипение…

Я растерянно перевожу взгляд с отчима на Андрея и обратно. Ничего не понимаю. Между нами остаётся шагов пять, когда я отмираю и также шёпотом задаю свой вопрос:

— Что я должна была знать? Что, Андрей?

Неужели всё-таки догадался?

Пётр первым сокращает расстояние и протягивает руку Барсу. Они примерно равны по росту, Андрей чуточку выше, но отчим шире в плечах и раза в три толще. Ненавижу его гадскую фигуру и мерзкое брюхо, которым она меня несколько раз прижимал в углу.

— А вот и моя любимая дочурка, — отвратительно веселым голосом, в котором только глухой не услышит издёвки, тянет наглая сволочь, — со своим другом.

Я шарахаюсь в сторону и прячусь за спиной Барса. Андрей ответно руку не протягивает. Наоборот демонстративно прячет кисти в карманы шорт.

— Друг детства, я правильно понимаю? Андрей? А я Пётр. Будем знакомы, — отчим всё ещё держит руку на весу и рассматривает нас с усмешкой.

Клянусь, мне не чудится: он прекрасно считывает нашу реакцию и просто забавляется сейчас, играя на публику. Мама — моя любимая и любящая нас в детстве мамочка — хватается за сердце и начинает громко вздыхать, жалуясь бабуле на то, как я отбилась от рук.

Вика широко улыбается, прижимая к груди объёмный пакет. Сто процентов в этом пакете подарки для всех, но она, как обычно, вскроет первой и выберет себе то, что захочет. Я лично готова уступить ей право забрать всё, и знаю, что Танюшка меня поддержит. Она, как и я, не переносит Петра.

Мне кажется, что он распускал руки с ней тоже, поэтому она уехала в село.

Старшие сёстры смотрят в разные стороны, делая вид, что вышли погулять, и кроме них никого у дома нет.

А вот дедушка неодобрительно крякает и машет рукой, сообщая во всеуслышание, что ему срочно нужна моя помощь:

— И Андрюху захвати, подсобит тоже, — скрывается в сарайке, громко хлопая дверью.

— Извините, — прихожу в движение, хватая Барса за локоть, — нам срочно. С приездом, — спохватываюсь и киваю, стараясь бочком обойти неопрятную фигуру.

Барс позволяет себя увести, но у самого сарай вдруг прижимает к дощатой стенке и наклоняется к моему уху.

— Вась, это важно. Скажи, какая фамилия у твоей мамы сейчас? Она же меняла фамилию?

— Да, — удивлённо смотрю на него. — А о чём ты говорил на дороге? О чём я знала и молчала?

— Потом, — прижимает сильнее, — какая фамилия, скажи?

— Смирнова. Он Смирнов, и мама взяла его фамилию, а что?

Барс ведет себя очень странно. Я некоторое время вопросительно смотрю на Андрея, и даже дёргаю его, но он уходит в себя.

Перестаю активничать, открывая двери и запуская нас в тёмную прохладу дедушкиного гаража, который бабуля именуют сараем за бардак.

Понятно же, что причину дедуля выдумал, чтобы увести нас. Но я так благодарна ему за небольшую отсрочку, что беспрекословно хватают пахнущую бензином воронку, и крепко её удерживаю, пока Андрей льет бензин.

Потом протираю тёмные лужи, раскладываю винтики и инструменты, терпеливо протирая их тряпками. Тяну время, и совершенно не хочу отсюда уходить.

Барс полностью отключается от нас и реагирует короткими «да» или «нет», когда мы к нему обращаемся.

Переглянувшись, разговариваем с дедушкой на самые отвлеченные темы: рыбалка, погода, урожай. Обсуждаем даже новости, которыми я особо не интересуюсь. Точнее, не интересовалась. Утром жадно читала свежий выпуск районной газеты, забытой кем-то в туалете.

Смешно, конечно, но прессу мои домашние обожают изучать исключительно в отдельном домике для раздумий. Бабушка несколько лет назад шутки ради даже обклеила старыми выпусками «Вперед» все стенки. Так дед и их умудрился перечитать заново.

— Андрей! Андрей, уронишь же! — зову своего Барсика, и он, очнувшись, отходит от ящиков с опилками. — Да что с тобой такое? М?

* Исп. — Рок-острова «Не любить невозможно»

Лето 1998 год. Андрей.

Смелый, как ветер, свободный я делал все, что душе угодно.

Жил для себя год за годом, крутой проявляя нрав.

Сколько девчонок хороших влюбилось в меня неосторожно,

Всех сосчитать невозможно — попробуй меня исправь!

И одна лишь ты много, много лет говорила: «Нет».

Ты одна, ты такая, я тебя знаю.

Больше в мире таких, таких не бывает…

© Дмитрий Маликов — «Ты одна, ты такая»

Не отвечаю, погрузившись в свои мысли. Василиса ещё что-то спрашивает, но, к счастью, нас уже окликает её дед.

На автомате выполняют простейшие действия: придержать, наклонить, налить. Ясно же, что дедушка просто хотел избавить внучку от неприятного типа, за которого выскочила замуж его невестка. Невестка же? Я чё-то путаюсь в родственных связах, и особо ими не интересовался, если быть честным.

С родственных связей плавно перехожу на Кейса, у которого тоже связи. Да такие, что не каждый позавидует.

С одной стороны отец у него, конечно, крут, но с другой. Быть держателем общака, своеобразным бухгалтером местной группировки, конечно, круто, но…

Но с другой стороны это же постоянно ходить с ощущением дула у виска: любое неверное движение, и от семьи останутся только воспоминания. В этом деле не щадят никого.

И, как показало недавнее происшествие, границ для отморозков тоже не существует.

Серёга, конечно, не признался, от кого узнал про орудующую банду, но оговорился, что просчитал их. Правда, он думал, они поедут по другой дороге, и появятся в его деревне.

— Наклоняй, — командует Василиса, и я послушно наклоняю канистру, продолжая размышления.

Что не поделили главари, остаётся тайной, но посвященному человечку нетрудно догадаться. За право «крышевать» бизнесменов, наперсточников и угонщиков и раньше забивали стрелки, на которых решали, кто сильнее. А эти же ребята решили взять под себя другую сферу — заказные убийства.

Кейс прямо не сказал, однако намёк я понял. И вот тут слишком уж странным кажется появление Савельева.

То, что он скрывается под чужой фамилией, фигня. Уверен, у него паспортов на каждый город хватит. Интересно, а его жена в курсе, что у Савельева есть другая семья? Вполне себе может быть и не одна.

Что касается самого Петра, то даже по меркам преступного мира его головорезы отличаются особой жестокостью и считаются беспредельщиками. Слышал от Маринкиного бати, что несговорчивых коммерсов по приказу лидера нередко вывозили в лес и закапывали живьем.

И лидер этот в нескольких метрах от меня ухмыляется, пожирая глазами мою любимую девочку.

Увезти бы её… Но найдет…

При всех своих возможностях, я здраво оцениваю шансы на вынужденный побег. Смысла в нём нет. Если захочет, достанет из-под земли, а там…

Ладно, я — убьют или прикопают, или утопят. Но вот Вася… Своим Цветочком я рисковать не могу. Как и не могу её бросить: я обещал быть рядом, а слово надо держать.