— Марин, подъём, — дергаю на себя за лодыжку. — Завтрак на столе.

Савельева брыкается, ругаясь так, что даже я могу позавидовать.

Отец у неё тоже в выражениях никогда не сдерживается.

— Вставай, говорю. Слышишь? Бабушка уже всё накрыла.

— Бабушка, дедушка… Я здесь полдня, а меня уже тошнит от ваших правил. Я не хочу завтракать и не буду.

— Будешь, — припечатываю. — И не потому, что здесь действуют правила, а потому, что ты сама вчера соловьем пела, как тебе нравится. Или сама вставай, или я тебя, как есть, вынесу. Бабуля, кстати, оценит больше, чем вчерашний наряд.

Наблюдая, как медленно Марина двигается, наклоняюсь к открытой сумке и сам выбираю для неё одежду.

Вытаскиваю светлый сарафан, который натягивается под ворчание.

— Умоешься во дворе. Удобства там же, помнишь? Краситься тоже не надо, здесь это никто не оценит.

Скрип зубов слышен, наверное, за сотню километров.

— Вы как древние мамонты, Андрей! Туалет во дворе! Умывальник во дворе! Подъем по расписанию! Ты хоть знаешь, что я не могла уснуть, потому что под окнами кто-то постоянно хрипит и бубнит?

— Это гуси. Надо было закрыть окно.

— А утром? Утром меня разбудила корова! Корова, Андрей!

— Ты ж говорила, спать не можешь, — бубню под нос. — Корова, овцы, ещё куры, гуси…

Чешу переносицу, чтобы скрыть смех при виде вытягивающегося лица Савельевой.

Это я еще про кроликов не сказал и про поросят.

Закидываю руку на плечо Марины и невозмутимо продолжаю, покидая спальню:

— Овцы ещё. Или я уже говорил? Короче, сама увидишь сегодня. К корове, кстати, близко не подходи, боднуть может.

Кое-кто явно теряет равновесие, сбавляя скорость.

— Ты куда меня привез, Ааандреей⁈

* Исп. Ace of Base — «Happy Nation»

Лето 1998 год. Василиса.

Juraría que no sé bien lo que quiero

Pero sé que moriría si me quedo en la mitad

Por eso vuelo a otros senderos

Para conocer el mundo de verdad

Aún no es tarde pero así me estoy sintiendo

Y aparecen tantos miedos

que no me dejan pensar

Y tengo sueños de amores nuevos

Y me cuesta imaginar lo que vendrá

Cambio dolor por libertad

Cambio heridas por un sueño

Que me ayude a continuar.

© Natalia Oreiro — «Cambio dolor»

Напеваю песенку Орейро, пританцовывая около раковины, где старательно начищаю кастрюльки. Уборка меня успокаивает, а нервишки шалят, если честно.

Уже несколько дней чувствую себя не в своей тарелке. После пляжа…

А если точнее, после незапланированного купания и последующего лежания на песке. И еще после дороги домой.

Не понимаю, почему столько думаю про это, но и не думать не могу. Зациклилась так, что Сашка даже обиделась вчера на моё молчание, а я и себе-то объяснить не могу. Ей тем более.

Хорошо, что сегодня получилось немного отвлечься: давно хотела попробовать новый рецепт, с которым пришлось повозиться, но зато результат супер! Торт уже стоит на подоконнике и ждет, когда я уберу его в холодильник.

После ужина попробуем и, если понравится, на свой день рождения испеку снова.

Даже не верится, что через два дня мне исполнится восемнадцать! Раньше казалось, что шестнадцать — уже старость. Так смешно! Такая глупая была! Я же ведь всерьез думала, что у кузнечика есть маленькая скрипка, а ёжик ночами играет с лошадкой.

В шестнадцать, конечно, в глупости уже не верила. Верила в гадания. Мы часами раскладывали разные пасьянсы, рассказывая, кто кого любит, кто кого ревнует.

Даже при свечке гадали, кстати, но это было ужасно! Я полезла на чердак, чтобы в зеркале увидеть суженого, и скатилась оттуда кубарем, ободрав даже шею. У страха точно глаза велики, потому что я кого-то увидела в отражении. Сейчас анализирую и понимаю, что себя, а тогда несколько ночей под одеялом тряслась.

Споласкиваю руки и вытираю насухо, чтобы заняться украшением тортика. В журнале на крем уложены свежие ягоды и всякие кондитерские красивости, но у меня под рукой только клубника, черешня и мушмула. Их-то я нарезаю дольками разных размеров и укладываю орнаментом, напоминающим мозаичный сад. У бабушки Тамары на стенке висит календарь с таким видом. Мне очень нравилось на него смотреть и рисовать, фантазируя, какие птицы могли бы жить в том саду.

Сейчас под моими руками расцветают новые узоры, напоминающие диковинные цветы. Получается очень красиво!

Кручу блюдо, выравнивая украшения, и прячу на полку в холодильник, предупредив Вику, чтобы не трогала.

У меня сегодня по плану помощь бабушке с цветником, а потом мы с Сашкой едем на дикий пляж, чтобы накупаться вдвоем.

Кстати…

— Дедуль, — выглядываю в окошко, заметив высокую фигуру, — накачай у велика колесо? Пожалуйста-пожалуйста! На дичку поедем купаться сегодня.

Дедушка салютует, что всё сделает, но просто же не бывает…

— Чем тебе за Барсовыми не нравится? — сестра вырастает сзади, сложив на груди руки.

До всего дело есть.

— Тебе какая разница? Я же не спрашиваю, где тебе нравится, а где нет?

Звучит грубовато, но отношения у нас окончательно испортились, и я не сдерживаюсь. Вика настроена против всех, души не чает в мамином муже, и продолжает стучать по любому поводу.

— Не боишься, что я маме расскажу?

— Рассказывай. Хоть сейчас звони.

Знаю же, что позвонить она не сможет, потому что мама со своим мужем в отпуске в другой стране. А когда они позвонят сами, я уже буду совершеннолетней.

Ставим велосипеды у кривой сосны и начинаем осторожно спускаться.

— Придумал же кто-то вырубить тропинку, скажи?

— Угу, — спотыкаясь, хватаюсь за торчащую траву. — Может, она сама появилась. Бывает же в природе.

— Да неееет. Помнишь, мальчишки рассказывали, что здесь когда-то разбойники жили? Наверное, они и вырубили.

— Может быть, — тяну, потирая ладонь о шорты.

Ранку саднит: схватилась я не очень осторожно.

Сашка продолжает болтать, а я внимательно смотрю под ноги, так как иду первой.

Высота приличная, пакет с полотенцем мешает, и я жалею, что не взяла свой старенький рюкзачок.

Но красиво! Даже для нас, привыкших к сочной зелени и видам гор, место кажется чуточку мистическим. Спуск напоминает серпантин, при этом идти надо все время по невероятно узенькой тропе, раздвигая руками кусты или перешагивая обвалившиеся камни.

Страшно местами, но оно того стоит!

Уже внизу становится легче, а дорожка шире. Выдыхаем и беремся за руки, замирая, чтобы полюбоваться.

От солнца, отраженного в воде, слепит глаза. Прикрываю ладонью, приставив её козырьком.

Вдалеке плещутся люди, но сюда даже звуки практически не долетают.

— Я нырну, — кричит подруга, сбрасывая одежду, и с разбега плюхаясь в воду.

Хохочет, запрокинув голову к небу. Я тоже смотрю: ни единого облачка. Супер!

Раздеваюсь не торопясь, в воду захожу тоже медленно. Мне нравится постоять, привыкнуть, а потом плыть, пока не устанут мышцы.

— Давай за скалу?

Показываю знак «супер» и погружаюсь в море. Прохлада окутывает тело, успокаивает неповторимым массажем.

Плыву за подругой, повернувшись на спину. До нашего любимого места метров четыреста, не больше.

Мы выбираемся на клочок суши и долго лежим на нём, рискуя обгореть. Слезать не хочется, поэтому тянем время, поджаривая то спину, то бока.

Сашка от природы немного смуглая, к вечеру превратится в шоколадку, а я скорее всего в ошпаренного рака.

— Давай обратно, м?

— Догоню, — Санька сонно машет рукой. — Я еще полежу.

— Недолго только, — спускаясь в воду, делаю глубокий вдох.

С головой ухожу под воду, чтобы остыть. Тысячи иголочек мгновенно атакуют кожу, но также мгновенно пропадают. Идеальный баланс.