Мотаю головой, понимая, что срочно нужно окунуться и переключить дурные мысли, но пальцы никак не могут нащупать хитрый замочек…
— Не бойся, Вась. Со мной не бойся, — шёпотом, прикасаясь губами к плечу, от которого по всему телу начинают бежать мурашки, Андрей ещё больше сбивает с толку. — Не надо…
Ловко находит застёжку и, щёлкнув ею, обнимает меня со спины.
— Подглядывал?
— Беспокоился.
Удовлетворённая ответом, откидываюсь назад и позволяю себе расслабиться. Ведь мы уже купались вместе несколько раз… И в детстве тоже… И я никогда не боялась Барса. И сейчас, кажется, не боюсь.
Девочка моя синеглазая,
Без тебя мне не прожить и дня.
Девочка моя синеглазая,
Ну скажи, что любишь ты меня!
© Женя Белоусов — «Девочка моя синеглазая»
Покачивая нас, Андрей напевает песенку, которая сейчас играет в клубе. В тишине звуки разносятся далеко над водой.
— Как красиво, — шепчу.
— Только никому не говори, — усмехаются мне на ухо.
— Я вообще-то про море.
— Так и я про него. Красивое же.
Первой не выдерживаю и начинаю хихикать, а Барс подхватывает. Сначала мой смех, потом меня. Берёт на руки и несет в воду.
— Андрей, — поддаю ногами по волне, поднимая фонтан брызг. — Только не бросай!
— Ни за что, — прижимает к себе крепче. — На счёт три.
— Давай. Одиииин…
Ух! Наверное, мой визг тоже слышит половина села, когда от неожиданности хлебаю солёную воду.
— Три, — довольная моська Андрея аж светится изнутри. — Три, два, один. Забыла, Вась?
Это наша детская игра была: считать всегда наоборот.
И я, правда, забыла…
* * *
Весь следующий день дедуля хватается за голову, а я не могу сдержать улыбки. Бабушка только хитро поглядывает, постоянно бормоча про блинное рабство. Вот не сомневаюсь, что всё обсудили, косточки перемыли и…
— Свадьба-то когда?
Молоко, в котором я в этот момент размешиваю какао, выплёскивается на клеёнку.
— Ккк… какая свадьба?
— Громкая, — уверенно заявляет ба. — Лучше всего, громкая и деревенская.
— Бабуль, — отойдя от первого шока, пытаюсь подобрать слова для ответа, — ты же знаешь, что в наше время гулять вместе…
— Да знаю я всё, — машет рукой, будто всё решено. — Разные пары я видела, уж сколько пожила! А всё одно скажу: Андрюша наш из другого теста сделан. Не побоялся же против бандюгана пойти…
— Какого бандюгана? — шок, начавший проходить, накрывает снова.
— Не знаешь? — бабушка качает головой и, подумав, зовёт меня в сад. — Мужчины-то вчера, как подпили, о делах говорить начали. А мы с Томкой на стол да стола уносили, вот и услышали.
Под старой яблоней, в тени низко наклонённых веток, баба Шура пересказывает мне всё, что вчера услышала. Сердце моё то замирает, то начинает стучать быстрее, а глаза то и дело неприятно жжёт.
Любит, да? Доверять просит?
Снова только слова, а сам Барс не меняется.
Смахивая со лба волосы, которые растрепались от быстрого бега, притормаживаю у калитки дома Андрея. Пытаюсь отдышаться и заодно собрать слова в голове в предложения, но…
Передумываю.
Да, передумываю. Я не знаю, правильно ли поступаю. Я не знаю, как надо поступить правильно.
На одной чаше весов все слова Андрея, все его поступки, совершенные для меня… На другой — его молчание и недоговоры. Он рассказал о Марине, да. Но он ни словечком не обмолвился о чудовищной опасности, которой подвергается сам, его семья…
Про себя не думаю, а вот за него боюсь.
— Ты чего тут, Василис?
Мои размышления прерывает соседка. Рассеянно здороваюсь с ней, и вдруг понимаю, что знаю, как должна поступить.
Забираю повешенную на ручку калитки цепочку с кулоном, и надеваю обратно на шею. Если он так решил, если не побоялся, значит…
Значит, надо ему поверить?
* Исп. — гр. «2+2» «Только ты»
Глава 26
Лето 1998 год. Андрей.
Сон подарит вновь мне твою любовь.
Нежный сон ночной, встреча вновь с тобой,
Сон любви — мираж, смелых звёзд кураж
Вновь меня зовёт в свой ночной полёт.
Город спит, ночь вошла в эти каменные дома,
Вновь со мной до утра будут петь разлук ветра.
Твой силуэт рукой обведу в дымке ночной у звёзд на виду,
Ветер коснётся пальцев моих, напомнив мне тепло рук твоих…
© Татьяна Овсиенко и гр. «Икс миссия» — «Сон»
Смотрю на смеющуюся Василису и не могу поверить в то, что всё это правда. Она рядом. Она сидит напротив моей мамы, пьет чай маленькими глоточками и смеётся над очередной шуткой дела, которого будто подменили.
Из сурового и частенько хмурого мужика он превратился в… мякиш… Нет, правда, мякиш: добродушный и улыбчивый, и даже складки на лбу разгладились.
Я знаю, что не только Васино присутствие его так… эм… украшает. Некоторое облегчение присутствует и из-за новостей по поводу Савельева.
Люди, с которыми отец связался, очень помогли в решении нашего вопроса. Я нервничал и переживал, когда пришлось лететь на назначенную встречу, но обошлось. До сих пор не верится!
И пусть мы улетали на два дня, моё сердце совершило сотню кульбитов и тысячу раз остановилось вдали от моего рыжего наказания. Так оказалось тяжело с ней расставаться!
Но не менее сладкой оказалась и встреча…
Сейчас мы сидим рядом, касаясь друг друга, и по венам несётся привычное уже возбуждение. Оно не порабощает и не отключает голову, а лишь поднимает настроение и как бы шепчет: «Выдыхай!»
Выдыхать, конечно, рано. Не всё ещё решено. Впереди много работы, но самое главное в том, что мой Цветочек со мной. Что она, её родня и мои — все приняли нашу пару, наши чувства.
Признаться, меня едва не разорвало на части, когда накануне отъезда Васька призналась в своих сомнениях и рассказала о том, как хотела оборвать наши отношения. Пусть ею двигало желание спасти и оградить меня и мою семью, но… чёрт побери!… я испытал леденящий душу… страх… Да, страх, которого не испытывал никогда своей жизни…
Я тогда все губы искусал до крови, чтобы не заорать… чтобы не утонуть в песке, на котором мы сидели в тот момент… А я бы мог, потому что Васька говорила с таким лицом…
— А ты чем занималась, Василис?
Пока я утопаю в воспоминаниях, мама переводит тему. Прислушиваюсь, так как мне интересно всё касающееся моей девушки. Моей любимой девушки. Мы только прилетели, поэтому не успели ещё поговорить наедине.
— Ездила в город, подписала документы в АГПУ, — ответ Васьки повергает меня в шок.
Лихорадочно пытаюсь сообразить, говорила ли она мне о том, что собирается учиться здесь и… Черт побери! Я не помню! Мы обсуждали планы, обсуждали мечты, касались учёбы, но о своём решении остаться на юге Василиса, кажется, не говорила. Либо же я чересчур был поглощён другим в тот момент.
Наверное, на моём лице читается полнейшая растерянность, потому что Цветочек мой несносный хихикает, а мама снисходительно гладит по руке:
— Василиса просила не говорить никому о своих планах, пока полностью не будет уверена в том, что поступила.
Мои брови ползут вверх: секреты? От меня с моей же матерью?
Сильно…
— Значит, поступила? — зачем-то выдергиваю руку, и занимаю её вилкой, давно уже отложенной в сторону.
Почему? Да потому что я думал… Хотел… Планировал увезти Васю с собой. Я-то рассчитывал, что она спокойно поступит в моём городе. А тут вон оно как.
— И давно? — от неприятного волнения голос слегка хрипит, что не остается без внимания деда. Тот подмигивает и как—то не очень умело прячет улыбку. — Давно ты решила?
— Давно, Андрей, — Вася смотрит серьезно. От былого веселья и шуток не остаётся и следа. — Еще весной, когда получила аттестат. Я сразу рассматривала только местные вузы или техникумы, мне было неважно.
