Лето 1998. Андрей.

Мы двое с тобой, мы не разлей вода,

У нас два разных пути и разная судьба.

А ты простой студент, а я простой пацан,

И все завидуют нам таким простым друзьям.

Но как-то вышло так, что стал я замечать,

Что к девушке моей, ты начал приезжать.

Ты звонишь ей домой, когда меня рядом нет,

Скажи мне ДА или НЕТ, и дай мне свой ответ.

Ну где же ты, студент, игрушку новую нашел?

Не думал, не гадал, а девочку мою увел!

Ну что же ты, студент, меня никак ты не поймёшь?

Гуляй, студент, гуляй, а девочку мою не трожь!

© «Руки вверх» — «Студент»

Самое простое в Маринином исполнении оказывается слегка… так, самую малость… нарядом путаны, о которой лет десять назад пел тогда еще малоизвестный Олег Газманов.

«Простая» юбка, прикрывающая разве что цвет трусов, и то пока Савельева стоит и не двигается. Блузка, завязанная узлом под грудью и, судя по всему, лифаком под ней и не пахнет. Ну и белые колготки, которые она купила в аэропорту и половину полета клохтала над стразиками по бокам. Стразиками, блин!

Сейчас на эти стразики бабушка смотрит в шоке, а я давлю рвущийся наружу смех.

Дед же, крякнув, хлопает себя ладонями по коленям и зовет к столу, водрузив на стол большую пузатую бутылку с темным содержимым.

— Домашнее. Сам делал, — поясняет, снимая пробку.

Я отказываюсь от алкоголя, так как в принципе не люблю и выпиваю лишь по большим праздникам. Сегодня, конечно, повод особенный, но моя интуиция вопит в три горла, что я обязан быть трезвым, как стеклышко.

Раз обязан, значит, буду!

Маринка вино пробует и осушает стакан в несколько глотков.

— Ты бы, Мариночка, осторожнее, — советует бабушка. — У деда винцо коварное: голова ясная, а ноги могут подвести.

Но куда там? Моя девушка прикладывается ко второму стакану, а третий я ловко отбираю, вручая ей торжественно кружку с компотом.

Она весело хихикает и принюхивается. Да-да, запах одинаковый, только в этом нет градусов.

Разговор, естественно, крутится вокруг нас. Бабушку интересует всё. С родителями они новостями обмениваются регулярно, а моя личная жизнь закрыта максимально. Пожалуй, только отец и в курсе Савельевой, так как сам же и способствовал нашему сближению. Ещё мама, но ей Маринка не нравится, и она сводит все встречи к обязательному минимуму, стараясь меньше разговаривать и больше переводить темы на какие-то общие вопросы.

Соответственно, бабуля задаёт вопросы с пулемётной очередью: где учится Савельева, на кого, какие планы, мечты, идеи. С каждым таким вопросом Маринка глупеет на глазах и только вздыхает, толкая меня локтём.

А почему? Потому, что мечты и планы у нее самые приземленные: не работать, путешествовать и тратить папины, а в перспективе общие денежки двух семейств. Короче говоря, вести образ жизни такой же, какой ведет её мать.

— Выйду, проверю, как она там, — через часа два примерно Савельева выходит и не появляется, а я обозначаю своим, куда отлучаюсь.

Дед только начал рассказывать про машину, которую купил недавно, и мне очень хочется послушать, а потом и рассмотреть.

У отца «мерс», а у меня пока моцик, но большего (пока) и не надо. Здесь я собираюсь рассекать на дедовой «бэхе».

— Там весело, — моя девушка находится очень быстро.

Сил хватило дойти до гамака и упасть в него, схватившись за сетку.

Гамак натянут между двух старых яблонь и я невольно улыбаюсь, вспоминая о том, как мы любили с Генычем в нем валяться. А один раз усадили в гамак Василису и накормили конфетами. Криков было, когда у неё по всему лицу пошли красные пятна! А Крокодил все равно считал её тогда очень красивой. Сколько же нам тогда было лет? Уже не помню. Но однозначно было весело и есть, что вспомнить.

— О чём ты думаешь? — врывается в воспоминания Маринин голос. Спрашивает тихо и как-то грустно что ли…

— Ни о чём, — улыбаюсь. — Просто гамак из моего детства ещё, прикинь?

— Да неее, новый. Кто же двадцать лет хранит вещи?

— Мои хранят, — подхожу к стволу, где около крюка на дощечке, держащем сетку, видны царапины. — Точно мой.

На деревяшке мстительной рукой Наташки, моей сестры, гвоздем нацарапано «А + В = Л». Потом «Л» зачеркнуто и уже мной жирно написано поверх «Н». Ненависть типа.

— А тебе правда здесь нравится?

— А тебе? — удивленно смотрю на Савельеву.

— Нравится, но… Это же деревня, Андрюш. Я думала, море, курорт… А тут настоящая деревня. Ещё хорошо, что животных нет.

— Есть, — прячу смешок. — Ты их пока не видела.

Шок? Пожалуй, именно он отражается в расширившихся зрачках.

— Пусть деревня, — с некоторой обидой произношу, — но она круче всяких Болгарий. Ты еще не распробовала просто. Пойдем пить чай, а потом я тебе всё покажу.

Помогаю выбраться и обнимаю за талию, поражаясь, что для путешествия по саду Марина опять выбрала туфли на каблуках.

— Убери их подальше, здесь в таких только на танцы ходят.

— Танцы⁈ А мы пойдем?

— Пойдем. Только сначала чай, потом… Потом придумаем, куда сходим.

На пирсе творится настоящий ад. В хорошем смысле слова! Только в хорошем!

Визг и хохот разносятся далеко в сторону, и мы подхватываем градус веселья ещё до того, как подходим к компании молодёжи.

Меня узнают. Не сразу, но узнают, и бросаются здороваться, пожимая руку и похлопывая по плечу.

Если Маринке что-то и не нравится, она благоразумно молчит, развалившись в стороне на расстеленном покрывале. Кто-то из пацанов уже собирает рапанов, отойдя к скалам, кто-то занимается костром, а кто-то ныряет с плит, красуясь перед загорающими девчонками.

Я успеваю везде, зависнув на плитах. Сначала сижу, свесив ноги, и наблюдаю за облаками, прикрывая лицо от постоянных брызг, а потом ныряю, разбежавшись. Вхожу в воду головой и ухожу как можно глубже, пытаясь достать дно. Когда касаюсь его кончиками пальцев, переворачиваюсь и, с силой оттолкнувшись, несусь наверх, любуясь солнцем сквозь толщу воды.

Стоит вынырнуть, вытираю лицо рукой и щурюсь, запрокинув голову, а потом захлебываюсь водой, уже не по своей воле едва не отправившись обратно ко дну.

На плите, которую давно бросили, не установив как следует, правее остальных, стоит… Василиса…

Вся она словно соткана из света, который лучами разного размера расходится за её фигуркой.

Хрупкой и беззащитной, облаченной в яркий салатовый купальник с миниатюрной юбочкой, прикрывающей плавки. Ветер игриво сдувает эту юбочку, а я снова и снова давлюсь водой…

С берега что-то кричит Цыпа, но я не слушаю, рассматривая с интересом ту зачеркнутую «Л». «Выросла», — думаю с удивлением, и с упрямством осла не могу принять адекватную мысль.

А та, которая выросла и исправлена на «Н» присаживается и встречается со мной взглядом, удивленно произнося пухлыми губами:

— Ааандреей?

Лето 1998 год. Василиса.

Парень ты не плохой, только ходишь к другой,

А меня будто не замечаешь.

А у этой другой есть жених дорогой,

И, конечно, об этом ты знаешь.

Вытру слезы рукавом, о тебе мечтая.

Не ходил бы ты к другой, слышишь я страдаю.

А во дворе расцвела ароматная груша.

Словно туман застилает дорогу домой.

Ты приходи поскорей на свиданье, Андрюша.

Будем с тобой целоваться под желтой луной.

© Алёна Апина — «Андрюша»

— Вась, ты чего странная такая? — Сашка, с которой мы встретились, чтобы посмотреть «Дикого ангела» уже не первый раз толкает локтем.

Любимого сериала сегодня нет: профилактика.

Эх! А дела переделаны, книги перечитаны… Надо, кстати, дойти до библиотеки и сдать литературу, которую Танюшка мне притащила в день приезда.