Да, он добился взаимности и сейчас, по его словам, открывает новые созвездия их отношений. Гена—Крокодил всю жизнь считался неисправимым романтиком, а я был как бы… антагонистом что ли… Не верил в придуманную любовь даже не подозревая о том, что всю свою жизнь любил одну-единственную.
Как такое произошло? Неведомо. Просто вспышка, и вот уже без Васьки невозможно дышать.
Один взмах ресниц, и я полностью у её маленьких ножек, одна из которых провокационно заброшена на меня.
Хрупкая… Какая же она у меня хрупкая! И какая сильная!
Так и не призналась мне, хоть я спросил прямо. Всё уже понятно без слов, а она упрямо сжимаем губы и молчит.
Сейчас вот молча сопит, изредка постанывая.
Я не бужу её — бесполезно. Проснувшись, Василиса вспоминает и начинает плакать, а я не хочу… Эгоистично не хочу видеть её слёзы. Во мне сейчас слишком много всего выжигающего душу, чтобы её успокаивать.
Честно? Я не предполагал, что жизнь повернется ко мне задницей. Считал, что выбрал правильную дорогу: учёба, отцовская фирма, Савельева. В конце концов бы женился на ней и… А что дальше? Не думал. Казалось, ровно пойдет, как у всех тех, кто окружал нас.
Но подарило бы это счастье? Сейчас с уверенностью могу ответить — нет. Не было бы счастья. Не было бы той эйфории, которую щедро дарит Василиса. Не было бы желания защищать и оберегать. Не было бы снов, в которых я обнимаю свой рыжий Цветочек, а впереди в смешной панамке бежит её миниатюрная копия.
Не было бы ласк на грани и её удовольствия, ставшего самым важным.
Не было бы её, не было бы и меня.
Погрузившись в планы, задремываю, поэтому реагирую на стук не сразу. Кому-то приходится с силой садануть по косяку, чтобы я окончательно проснулся и пришёл в себя.
Вчера мне тоже досталось немало, хоть Пётр и достал всего пару раз. Но ощутимо. Перелома нет, а ушибы и синяки заживут.
— Андрюш, — дверь распахивается раньше, чем отвечаю.
Испуганная и какая-то нервная мама заходит ко мне, прижимая к груди руки. Василису пока не замечает, рассматривая меня.
Но стоит Ваське завозиться, как мама тихонечко ойкает и прижимает ладонь ко рту.
— Тише, мам. Всё расскажу…
— Обязательно расскажете, молодой человек.
Рывком сажусь и в непонимании перевожу взгляд с мамы на милиционера. Того, кстати, который не так давно брал у нас показания по поводу происшествия на дичке.
— Пройдёмте.
— Какого? — стараясь говорить тише, не меняю позы.
Сжимаю Василисину руку, которую она забросила на моё бедро, поворачиваясь. Надеюсь, она продолжит спать, а мы выйдем и выясним, что происходит.
Но одно дело мои мысли, и другое дело — реальность.
Васька просыпается и пугается.
Мама хватается за сердце.
А мент смачно выругивается, сдвигая фуражку на затылок.
— Подъем, Барсов. И на выход. Вы обвиняетесь…
Из длинной фразы вычленяю главное: Смирнов написал заявление, обвинив в нападении с применением холодного оружия.
И милицейский УАЗик, стоящий за забором, приехал за мной…
* * *
— За что?
Василиса, как разъяренная кошка, вцепилась в мою руку и не выпускает.
Мент терпеливо ждёт, за что я мысленно ему благодарен. Второй изымает в доме ножи и проводит что-то вроде обыска, перетряхивая вещи в моей комнате.
— Молодой человек совершил нападение на гражданина Смирнова, находясь в нетрезвом состоянии…
Мужик чеканит свою речь равнодушным голосом, как заученный текст. Эмоций ноль, а вот у Васьки они бьют через край.
— Я же вам объясняю, что была там… Да поймите, он меня защищал. Меня!
— А я повторяю вопрос: кто на вас нападал?
Одергиваю Василису, снова и снова не давая той ответить. С Петром шутки плохи, а она девчонка… И кто защитит её, пока меня не будет?
Отец уже пытается пробить по своим каналам, но из-за того, что мы находимся слишком далеко от его знакомых, дело обещает затянуться.
Он, безусловно, Василиску в обиду не даст, но где гарантия, что Смирнов-Савельев нас не обыграет?
Проходит, наверное, более часа, когда второй сотрудник милиции даёт отмашку уезжать. Меня, как преступника, загружают в воронок, и разворачиваются, не обращая никакого внимания на слёзы мамы и бабули, крики Василисы. Проехав по клумбам, с любовью высаженным ба, автомобиль выезжает на дорогу, а затем берет курс на город.
Сколько трясемся по неровным ухабам, не могу даже сообразить. Столько всего успело произойти, что я растерялся. Пытаюсь собраться и выработать линию поведения.
Можно, конечно, рассказать всю правду, но кто даст гарантию, что Пётр им не заплатил?…
*Исп. — Елена Дубровская и гр. «МГК» «Свечи»
Глава 36
Лето 1998 год. Андрей.
Чем обидела тебя, что я сделала, скажи
Я хотела другом быть тебе, пойми
Ты ушёл, захлопнув дверь, а в душе метёт метель.
Если что не так, то ты меня прости!
Одинокий голубь на карнизе за окном
Смотрит на меня, стучится в дом.
Может, также ты ко мне придёшь,
Ты всё поймёшь, ты всё поймёшь…
© Яна — «Одинокий голубь»
На месте меня грубыми пинками выталкивают из кузова и тащат по тёмному коридору. Не тратя силы на сопротивление (и понимая, что это сейчас бесполезно), прикидываю, как и кому можно донести информацию.
Интуиция молчит, да и в общем состоянии присутствует некоторая рассеянность. Всё-таки я ожидал разного, но не подобного развития событий.
Савельев и органы? Это нонсенс. Однако по мере ожидания следователя, который вышел, оставив меня под надзором молодого и борзого паренька, я начинаю понимать, что Пётр не мог иначе. Он приехал сюда гостем. Его территория и члены его группировки остались далеко.
И пусть кто-то прибыл с ним, их влияния недостаточно для того, чтобы прикрыть дело. Учитывая недавние убийства обезвреженной бандой… Н-да, где-то я просчитался… Или, если быть честным, потерял бдительность, полностью растворившись в нашей с Василисой ночи.
Сердце привычно ёкает при мысли о Цветочке. С единственной разницей: обычно я таю в ожидании встречи, а сейчас в груди болит.
Что если…
А вдруг…
Потираю рёбра, чтобы унять тянущее чувство, и тут же сгибаюсь пополам от точечного удара. Борзый ухмыляется, занося кулак для следующего выпада.
Ответить? Всегда «за», но не со скованными за спиной руками. Кольца наручников впиваются в запястья, когда напрягаюсь в попытке их разорвать. Но куда там против металла?
Остаётся мычать и уклоняться по-возможности, проглатывая боль. Сколько её ещё будет? Не знаю, но уже понемногу расстановку сил начинаю понимать. Творился бы сейчас этот беспредел, если бы Савельев не приложил лапу? Сомневаюсь.
И следователь так «вовремя» покинул кабинет.
Когда следак возвращается, цирк начинает набирать обороты. Мне зачитывается (именно зачитывается!) заявление о нападении с применением холодного оружия на гражданина Смирнова.
Жестом фокусника из картонной папки появляются ещё два листа. Показания свидетелей, описывающие моё внезапное появление во дворе дома Морозовых с последующим развязыванием драки.
А вот третье… Там практически приговор. Следователь смакует каждое слово, каждую букву… когда озвучивает текст завы матери Василисы о… похищении Василисы…
— Бред, — вырывается из меня. я собирался молчать, но сюр зашкаливает. — Девушка была со мной в момент задержания. Ваши сотрудники…
— Наши сотрудники уже дали показания, что документов у девушки не было. Личность не была установлена, а сейчас девушка пропала.
Пропала?
Подождите! Что за… развод?
Или Петя добрался до неё?
Где найти ответ на самый главный вопрос?
Больше не слушаю, что вещает продажная шкура, и какие кары призывает на мою голову. Единственная мысль сейчас горит гигантскими буквами: что с моей Васей? Что с ней?
