Значит, надо думать, как избавляться от проблемы в корне.
Если одному из братьев сейчас не до нас, то с Петром такая же схема не сработает. Эта птица более высокого полёта…
* * *
От Морозовых поздно вечером ухожу с тяжёлым сердцем, как выразилась бы бабушка. Сам я не могу объяснить неприятно сосущего чувства где-то за рёбрами, поэтому пользуюсь чужими фразочками.
На самом деле даже попытка пошутить с самим собой выходит жалкой.
Я никак не желаю расцеплять наши переплетенные пальцы. Не могу отстраниться, чтобы уйти даже на ночь. Но и остаться не могу: ни старики, ни мама Васи не поймет моего желания. Сомневаюсь, что Василиса хоть кому-то рассказала о нашей ночи. Она так тряслась и переживала, что кто-нибудь заметит…
Да нет, не рассказала и не расскажет. Это наше с ней, личное.
Вот я и стою, обдумывая, как утащить Цветочек с собой.
Наверное, я себя накручиваю, и Пётр ничего не сделает Васе при других: все же на веранде она спит не одна, а с сёстрами. Но точит… Точит червячок сомнений.
Ещё и молчит ведь, даже намёками не показывает, что Савельев-Смирнов к её ранам причастен. И обо мне явно думает, что не догадался. По глазам читаю, которые она отводит.
Так и топчемся у калитки, каждый о своём молчим.
— Василиса, домой! — из окна спальни второго этажа выглядывает мама Цветочка, неодобрительно посматривая в сторону нашей пары.
Яркий фонарь под коньком дома прекрасно освещает всю территорию, и лица в том числе.
— Мама, — дёргается Васька, но я крепко держу и не даю отойти.
Свои намерения обозначил, баба Шура с дедом меня приняли. Мои родители вообще в Ваське души не чают, а до её матери… Буду откровенным: на её мнение плевать. Надеюсь, что когда Цветочек узнает всю правду, она будет думать также.
А пока… Пока приходится взять себя в руки и отпустить.
Отойти на шаг, вернуться.
Поцеловать. Снова отойти.
Снова вернуться, чтобы обнять и пообещать приехать с самого утра за ней. Готов выполнять работу во дворе в двойном размере, лишь бы была на виду. Петру я не доверяю. Матери Васи не доверяю. И ухмылки Вики мне тоже не нравятся. Она-то смотрит так, будто победила. Но вот в чем? Вопрос…
Ещё один вопрос, который нельзя игнорировать.
Над каждым надо подумать и понять, как действовать. Для этого придётся опять потревожить отца, который вряд ли придёт в восторг. Только его приезд брата Савельева тоже касается.
— Не торопись, — Пётр возникает из темноты неожиданно, когда я сворачиваю из тупичка на основную сельскую дорогу. — Успеешь.
Останавливаюсь, заложив руки за спину. Сжимаю кулаки, готовый в любую минуту дать отпор.
За то время, которое мы не виделись, Савельев-Смирнов еще больше поправился, отяжелел…
— Значит, ты, — медленно сокращая расстояние, мужик кривит губы в усмешке. — А я сначала не глазам не поверил… И надо же, не уточнял, куда это с тобой племяшка единственная улетала. А ты, оказывается, везде успел, а, Андрюх? Чего молчишь?
— Что надо? — выжимаю из себя, не собираясь слушать бред.
— Грубишь… Нехорошо, Андрей. Нехорошо. Мы же с тобой родня почти. Смешно вышло, да? Куда не посмотри, а родня, — Пётр начинает негромко смеяться, продолжая разыгрывать из себя роль добродушного родителя. Только вот глаза его не улыбаются. — К Василисе чтобы соваться не смел, понял?
Веселье прекращается также неожиданно, как и началось.
— Если нет?
— Если нет… Ты же умный парень, Андрюха. Ууумный… Не захочешь проблем такой красивой девочке, правда? А я, ты знаешь, могу не просто уничтожить тебя… Я могу превратить её жизнь в кошмар наяву. Хочешь проверить?
Кровь приливает к голове. Издевательский и какой-то дребезжащий смех проходится тупой пилой по нервам. Считаю про себя до пяти и выбрасываю вперед кулак, с удовлетворением слушая характерный хруст.
— Только попробуй, — моя очередь наступать, — её тронуть.
Быстрым шагом возвращаюсь к дому. Дергаю калитку и перехватываю Василису, бегущую по тропинке от бани к веранде.
— Утром вернёмся. Мама твоя переживёт, — тяну за руку, прикидывая, что планы меняются…
* Исп. — Дмитрий Маликов «Ты одна, ты такая»
Глава 33
Лето 1998 год. Василиса.
В городе осень, и дождь, и слякоть.
Ну, как тут не плакать. Как тут не плакать.
Как тут слезинкам с ресниц не капать во тьму.
Ты всё сказала, ты всё сказала, ему на прощанье, там у вокзала.
Сердце устало, но видно мало ему! Ну, что же…
Плачь у порога, девчонка — недотрога.
Жизнь разделила, железная дорога.
Странной звездою, горит зелёный семафор.
© Алена Апина — «Электричка»
Поведение и резкие движения Барса меня пугают.
Он буквально впивается в моё запястье и силой тащит за собой, по дороге говоря, что бабулю можно предупредить завтра.
Как завтра? Почему?
А мама?
Вопросы застревают в горле, когда нам навстречу в калитку входит отчим. Его лицо залито кровью… На белой футболке отчетливо видны тёмные пятна.
А улыбка… Его улыбка похожа на оскал чудовища из ночных кошмаров.
— Тебе кабзда, малец, — шипит Пётр, но тянется ко мне.
Дёргаюсь в сторону, только он слишком сильно вцепился. Тонкая ткань не выдерживает и рвётся, оставляя в мужской ладони часть моей одежды…
— Мамочки, — взвизгиваю и пытаюсь прикрыться, пока Андрей отталкивает от меня озверевшего мужчину.
В ход идут кулаки. Кричу. Громко кричу от страха за своего Андрейку.
Он, конечно, сильный. Но…
В руках поднявшегося на ноги Петра блестит нож.
— Андрей, — ору на пределе своих возможностей. — Неееет!
На шум уже выскочили сёстры, бабушка с дедом и мама.
Она закрывает лицо руками и словно в неверии качает головой. Я почему-то смотрю только на неё, позабыв про наготу и то, что в нескольких шагах от нас дерутся…
Дерутся…
— Дедушка, дедуля… — плачу, не зная, за что хвататься.
Он слышит. Понимает.
Прикидывает в уме и берется за бадью с отходами. Улучив момент, выливает всё содержимое на Петра.
Под отборный мат Андрей быстро что-то говорит дедуле и подхватывает меня на руки.
— Андрюш, — зову, — я не…
— Ты. Идешь. Со мной, — чеканит и уносит из родного двора.
Голую, растерянную и заплаканную.
За нашими спинами скандал только набирает обороты, но Барс не снижает темпа. Почти бежит по тёмной улице до самого поворота к его дому.
Несёт меня он, а задыхаюсь я.
От того ужаса, что развернулся на моих глазах. От мыслей за близких, оставшихся с монстром. От страха за Андрея, который не раздумывая бросился защищать меня.
Он молчит, только тяжело дышит, а я начинаю понимать, что разбитое лицо тоже его рук дело.
Пётр… Проклятый Пётр, который появился в нашей жизни и всё пошло ко дну. Вся наша счастливая семья развалилась с его появлением.
Да, именно с его появлением погиб папа… Как же я раньше этого не поняла? Может быть, это он… Он его…
Боже мой…
Прячу лицо на плече Барса и тихо скулю от внезапного озарения. Не сомневаюсь даже, что все мы были слепцами и не видели очевидного.
Или, быть может, только я одна не замечала? Так его боялась, что просто не сумела сопоставить события?
Ещё хуже мне становится в комнате Андрея, куда мы попадаем через террасу.
Стараемся не шуметь, чтобы не разбудить его домашних.
Барс тихо прикрывает дверь, жестом предлагая мне присесть на диване.
Сдергиваю лоскутное покрывало и заворачиваюсь в него. Отрешенно обвожу пальцами каждый квадратик, вспоминая, как наши бабушки шили такие нарядные одеяла вечерами по выкройкам из модного журнала.
Моё осталось в городе. Я не смогла привезти с собой, потому что собирала только самые необходимые вещи, да еще боялась, что кто-нибудь догадается раньше времени.
