— Андрей, — пищит Василиса, и я сам вздрагиваю, сообразив, что излишне сильно прижимаю к себе.

Наверняка сделал её если не больно, то неприятно. Тут же наклоняюсь и начинаю целовать тонкие пальчики, переходя на животик. Василиса откидывается в гамаке навзничь и отбивается, а главное, начинает улыбаться.

Цель достигнута, и я успокаиваюсь, не думая дальше провоцировать. Хочется, конечно, но не при всех же. То один выглянет, то другой мимо пробежит. То теперь баба Шура начинает метаться между клумбой и сараем, убирая какие-то инструменты.

— Давайте помогу, а вы пока отдохните, — искренне предлагаю, оторвавшись с трудом от Васи.

Но и валяться, когда женщина что-то таскает, не могу: воспитание не позволяет.

— Да я сама, Андрюш, — баба Шура пытается отнять у меня пирамиду из вёдер, да только я сильнее и проворнее.

Перехватываю старушку за талию и переставляю поближе к внучке, а сам отношу в сарай вёдра, грабли, вилы. Убираю ящики, в которых бабушки любят хранить что-то цветочное. Потом ещё и воду таскаю в бочки, обнаружив, что они пустые.

Целый дом девчонок, а дедушка Васин не поспевает за всеми. И в детстве внучки помогали бабе, пока наши деды работали, рыбачили или охотились. Так что и я привычные действия выполняю, тем более, пру́дка с водой у Морозовых ближе, чем у нас. А яркий фонарь прекрасно освещает двор.

Закончив с огородными работами, ополаскиваюсь тут же, в бочке с холодной водой, и прячу улыбку, когда ловлю Василисин взгляд. Её интерес здорово повышает самооценку, хотя и не страдал никогда комплексами. Но тут другое: любимая девочка смотрит иначе, не так, как смотрели другие. В её глазах я вижу своё отражение. И это… Наверное, это и есть та любовь, та взаимность и та вера друг в друга, которую ищет каждый человек.

Подмигиваю Цветочку и нарочито поигрываю мышцами, по которым стекают капли воды. Судя по яркому румянцу, я на правильном пути.

Некстати приходит в голову мысль, что в пещере было темно, и я не видел Василису. Чувствовал, вдыхал её запах, слышал её голос, но не видел выражения глаз. Не видел, краснеет ли она в момент финиша, кусает ли губы и прикрывает ли глаза… Так хочется всё повторить и увидеть, что из груди вырывается сдавленный стон. Приходится взять ковш и облиться ледяной водой, чтобы отогнать опасные мысли.

К счастью, Вася отвлекается на сестру, зовущую всех попробовать свежезаваренный чай с какой-то травой. Моя бабуля тоже увлекается собирательством, поэтому особо не удивляюсь: делятся рецептами, потом ходят пробовать одна к другой.

Цветочек терпеливо ждёт, пока я вытрусь и накину футболку. В обнимку с ней возвращаемся в дом, где уже разлит ароматный напиток. Баба Шура при виде нас подхватывается и приносит из кухни блюдо с блинами.

Я, откинувшись на диване, громко смеюсь. Она неисправима! Что она, что её внучка! И блины у них бесподобные.

С набитым ртом отвечаю на какие-то пространные вопросы, прикидывая, где найти Кейса. Беседа так или иначе все равно крутится вокруг ночи. Даже Вика подключается и строит предположения. Одна Василиса молчит, съежившись у меня под боком.

Ей, пережившей наяву весь кошмар, явно не хочется слушать и вспоминать.

— Андрюш, — Василисина бабушка прикладывает палец к губам, когда разговоры становятся громче и громче.

Я машинально поглаживаю спину Цветочка, припивая чай, в сотый раз повторяя подробности.

— М? — отвечаю, сообразив посмотреть вниз.

Ответа не требуется: моя маленькая рыжая вредина мирно спит, подложив под щёку ладонь, как в далёком детстве.

— Отнесу и вернусь, — шёпотом сообщаю, аккуратно встав и подхватив Васю.

На веранде зажигаю настольную лампу, и опускаю Василиску на подушку. Она моментально поворачивается, продолжая тихо сопеть. Кофточка, которая на ней надета, задирается и на загорелой коже отчетливо проступают шрамы.

В венах закипает не кровь, а нечто более сложное и тяжелое, побуждающее рвать зубами за эти отметины на нежном теле.

«Ты ответишь», — посылаю пока ещё неизвестному врагу и выхожу, так и не погасив лампу.

Следующее утро выдается безумным и напряжённым. Домашние дали передышку, но не забыли о моих «подвигах». Об изувеченной машине молчат, но отец не забывает наградить меня подзатыльником, после которого крепко сжимает в объятиях.

Принимаю, опустив глаза. Да, сейчас мне стыдно перед ними за нервотрёпку и за каждый час, наполненный переживаниями.

Они ведь узнали ещё ночью, когда участковый постучал в дом, обнаружив нашу машину возле дички. Решил, что её угнали, но когда услышал, что на ней уезжал я…

Короче, весело не было никому.

— Пап, прости, — каюсь, чувствуя, что подвёл всех. — Это казалось самым разумным. Ты пойми: они могли расстрелять клуб, если бы мы не увели их.

Это вроде бы логичный довод, но всё-таки не очень. Могли бы расстрелять всех, но почему-то поехали за нами. Кейс был прав, что инстинкт охотника «убегают — догоняй» сработает, а мог ведь и дать осечку.

— После драки кулаками… — папа сам себя обрывает и качает головой: — Мать поседела. Бабка с сердцем чуть не слегла. А Васины… Её-то куда потащил, Андрюх? Головой думал?

Не думал. Признаю. Во мне адреналин шарашил убойной дозой. Потом тоже, хотя и контролировал себя. Вроде бы.

В общем, мне достаётся. Прощение прошу у своих искренне, даю клятву никуда не влипать и, пообедав, уезжаю искать Кейса. По-любому мне нужны подробности от него, ну и убедиться, что с ними всё в порядке. Сашка дома не объявлялась, а я Василисе обещал узнать про её подругу.

Гоню в соседнюю деревню, где когда-то родители Сергея купили землю. Нахожу без проблем, проехав по дороге до последнего дома. Там, у колодца, замечаю сладкую парочку: усадив на край бревенчатого ограждения, Кейс буквально пожирает Сашу. Нарушаю их уединение, посигналив.

Сашка прячется за широкой спиной, а Серёга красноречиво ухмыляется, показывая мне кулак. Принимаю, но раз уж приехал, прошу уделить мне время.

Первым делом отправляем девчонку в дом, а сами устраиваемся на лавке у забора. Тень от нависших кустов создает приятную прохладу, не давая солнечным лучам обжигать кожу.

Срываю лист и скручиваю его, не зная с чего начать.

— Вас ищут, в курсе?

— Знаю. Сашку отвезу домой, съезжу, чтобы утрясти вопрос. Вас сильно доставали?

— Терпимо. Обещали вызвать.

Замолкаем, каждый думая о своём.

— Ты знал? — не выдерживаю и спрашиваю прямо.

Кейс раздумывает, методично ощипывая лепестки ромашки, которую поднял с земли.

— Скажем так…

Откровения заставляют задуматься. Сергей не просит не распространяться, но я и сам не собираюсь ни с кем обсуждать. Это его жизнь и его дело, а у меня своя проблема.

И эта проблема принимает вполне реальные очертания, когда вечером следующего дня мы с Василисой спешим домой, чтобы встретить её родителей.

Чёрная машина у калитки, Васина мама и здоровый мужик, со спины показавшийся смутно знакомым.

Когда мужик поворачивается, я сжимаю зубы до скрипа. Передо мной он — враг.

Отчим Василисы.

Пётр Савельев.

Тот самый брат Маринкиного отца…

*Исп. — группа Белый орел «Потому что нельзя»

Лето 1998 год. Василиса.

Я узнаю когда-то, наверно,

Что уйти до безумного сложно.

Можешь быть ты прелестной и скверной,

Но тебя не любить невозможно,

Но тебя не любить невозможно…

Я узнаю, как лгут эти губы,

Но во лжи той себя же погубишь.

Можешь быть ты нелепой и грубой,

Но тебя никогда не забудешь…

© гр. «Рок-острова» — «Не любить невозможно»

Моё сердце сжимается внутри до размера самого мизерного зёрнышка, когда от бока блестящей чёрной машины отделяется мощное тело бритоголового мужчины.