Мне ужасно захотелось сменить тему.

— Интересно, что случилось с Членским списком. — Ничего лучше я не придумала. — Надо бы сдать его в архив.

— Его бы положить в такую витрину в приемном офисе!

— Хотя бы опубликовать в журнале выпускников.

Фрэн сказала:

— Спорить готова, он все еще у Карлотты. Нам надо выложить его на одном из этих пошложопых сайтов о Талии. Эй, вот релевантная инфа о размере члена!

— Интересно, — сказала я, возможно, слишком серьезно, — есть ли у кого-то еще бинго-список Талии. Фрэн перестала смеяться.

— Ты одержима. Ты становишься одержимой.

— Я старалась удержаться. Но это — что, так плохо? Знаешь, когда было время притворяться, что нам все равно? В отрочестве. Тогда у меня была энергия притворяться, что мне все равно.

— Ты думаешь…

— Что?

— Ничего. Просто думаешь… Я знаю, у тебя была какая-то дикая травма в детстве. А потом ты попала сюда, и старший курс был таким кошмаром. Мне не по себе оттого, что я была недостаточно чуткой к тому, как сильно это ранило тебя. Я просто думала, раз вы не были подругами… Я типа считала, ты слетела с катушек на старшем курсе из-за семьи. Но смерть Талии, наверно, стала для тебя личной потерей.

Мне захотелось закричать, что она не права, и одновременно растечься лужей и сказать, что права. Я сказала довольно спокойно:

— Я это ценю. Но честно? Вряд ли это вызывало у меня такой отклик. У меня уже бывали личные трагедии, а эта была не личная. Она случилась с другими людьми. Когда, Фрэн… что, если мне нужно было проявить больше участия? Что, если бы мое участие что-то изменило?

— В смысле если бы ты сказала полиции присмотреться к Дэнни Блоху?

— Нет, просто… Я могла бы упомянуть бинго-карточку Талии, которая… не то чтобы это было незаконно, но разве полиция не захотела бы узнать что-то подобное? Я могла бы…

Но тут я вспомнила: я же прошлым вечером решила, что, возможно, и так наговорила лишнего, рассказав, как Талия кружила вокруг контейнеров.

Наконец подошел официант, понявший, что нам уже пора закругляться. Я отвела руку Фрэн от счета и протянула свою сапфировую карточку — странный способ самоутвердиться. Мне захотелось воды.

Фрэн сказала:

— Не думаю, что эта бинго-карточка помогла бы. Она бы внесла путаницу. Можешь себе представить? Я… Лестер Холт, — Фрэн отлично его изобразила — и серьезно, и стебно, — А это… сексуальная бинго-карточка.

Я рассмеялась и выпустила пар.

Мы с Фрэн понимали, что никому из нас нельзя садиться за руль, даже на такой короткой дистанции, поэтому она написала своей подруге Эмбер, учительнице латыни. Мы стали ждать ее в вестибюле вечернего ресторана.

Фрэн уже закуталась в шарф, парку, варежки, шапку. Сквозь шарф она сказала:

— Вот что меня тревожит насчет Бритт. Я понимаю, что лучше всего показать Омара жертвой копов-расистов, но иногда… Знаешь бритву Оккама? Тот, кто преследовал ее, тот и убил ее.

— Откуда нам знать, что он преследовал ее?

У меня во рту была мятная пастилка со стойки администратора.

— Люди рассказывали, — сказала она. — Типа он названивал миллион раз в общагу. Ждал ее возле столовой. Приходил на теннисные матчи.

— Ты хоть раз это видела?

— Я что, была с ней не разлей вода? Ее подруги видели.

Я сказала, впервые обратив на это внимание, словно сложила два и два:

— Ты услышала эти истории до того, как она умерла, или после?

— После? Наверно. Но…

— Правильно. Потому что все хотят как-то примазаться. Случается что-то такое — и у каждого есть история, как они видели что-то важное.

Как у меня с этими контейнерами.

Фрэн сказала:

— Или, может, это было что-то такое, о чем, как выяснилось, все знали с самого начала. И помни, Боди, есть еще ДНК.

— Точно, — сказала я. У меня это как-то вылетело из головы. — Есть еще ДНК.

Подъехала хонда-сивик, сверкнув огнями.

Фрэн сказала:

— Это Эмбер. И послушай: я люблю тебя, даже когда ты никакая.

Вот байка для вас.

Две девушки и парень входят в бар. Им не положено там быть.

Одна девушка — круглолицая квазиготка, другая — голосистая хохотушка в немодном комбинезоне, на тыльной стороне рук нарисованы фломастером мандалы. Парень жилистый и юркий, вечно тянется вперед, высматривая объект для насмешки, словно зверь — добычу.

Бар в Керне, и хотя это настоящий бар, там также подают поджаренный сыр в корзиночках и горы начос, так что, пока их не застукали с выпивкой, у ребят есть надежная отмазка.

Скоро будет коронная реплика. Подождите.

Парень делает морду кирпичом и заказывает, потому что, хоть он не вышел ростом, у него щетина, годная поддельная ксива и голос, точно тарахтящий трактор. Он заказывает три джина с тоником и начос и возвращается с победным видом, неся в растопыренных пальцах три бокала, полных чего-то вроде спрайта с лаймом.

Он говорит: «Давайте сюда коктейльные палочки» и мечет их под стол. Голосистая девушка говорит: «Он всегда такой сладкий?»

Училка, которая привезла их в Керн в «Фургоне дракона», сказала им, что будет в китайском ресторане и, если они не подойдут к фургону на стоянке перед Ханнафордом ровно к восьми, она уедет без них, хотя им в это слабо верится.

Парень волнуется, что училка заглянет в бар.

«Ей надо оставаться на месте, — заверяет его готка, — потому что, если она будет типа лавировать по городу, никто ее не найдет, если что случится».

Другие ребята разошлись. Группа девушек пошла в бакалейный магазин; два парня пошли бог знает куда покурить; некоторые пошли за пиццей; звездный лыжник со своей девушкой направились в закусочную, в которой из хорошего только блинчики.

Но вот и они. В бар входят лыжник и мертвая девушка. Мертвая девушка не знает, что она мертвая.

«О черт», — шепчет голосистая девушка, и они трое отклоняются в своей кабинке, чтобы вошедшие их не заметили, но сами смотрят, как мертвая девушка с лыжником подходят к стойке и хотят что-то заказать.

Рука лыжника привычно покоится у нее на пояснице. («Похоже, он защищает ее поясницу от сквозняка», — шепчет парень.)

Лыжник обращается к бармену, и бармен подается вперед, обе руки на стойке, и что-то спрашивает, вскинув брови. Лыжник возражает, бармен смеется, качая головой. Он не собирается их обслуживать, ну уж нет. Лыжник хлопает себя по пустому заднему карману; мертвая девушка старательно роется в синей сумочке. Не-а.

Парень в кабинке говорит: «Как же это Серено без ксивы?»

Мертвая девушка тянет лыжника за руку: она хочет уйти. Он вырывает руку, говорит: «Отъебись!» — и ребятам в кабинке слышно.

Мертвая девушка решительным шагом идет в туалет мимо их кабинки. Лыжник резко разворачивается и уходит.

Ребята в кабинке шепчутся об увиденном, но успевают сменить тему, когда выходит мертвая девушка, осматривая бар остекленелым взглядом. И вот она их замечает, делает над собой усилие и подходит к их столику.

«Как вы тут?» — говорит она. Спокойно так, едва ли не радостно.

Она берет бокал у парня, нюхает, пробует. «Ах ты шалун! — говорит она и грозит ему пальчиком. — Как же ты…»

Парень краснеет. Он говорит: «Я могу э-э… вообще-то, я подделываю ксивы. У меня ламинатор в темной комнате. Если как-нибудь…»

Мертвая девушка смеется. Затем говорит: «О боже, подожди, а ты мог бы сделать для Робби?»

«Ну да, — парень пожимает плечами. — Мне просто будет нужно, чтобы он зашел для фотокарточки».

«Съемки? — говорит она. — Нет, я хочу сделать ему сюрприз. Что, если… если я принесу тебе карточку, типа старый автобусный проездной или что-то такое?»

«Это будет не так убедительно, — говорит парень, — но могу попробовать».

Его друзья знают, что он обычно берет пятьдесят долларов за такую работу, но на этот раз о деньгах ни слова.

Она говорит: «Сможешь сделать к следующим выходным? Потому что в следующий понедельник у него день рождения».