Последняя нужная мне дверь сильно отличалась от других, по обе стороны стояли вооружённые канохи и следили за всеми, кто проходил мимо или приближался. Конечно же они заметили и меня, но даже когда я почти нахально подошёл и прикоснулся к двери, чтобы толкнуть её, с места не сдвинулись. Мимолётное желание вломиться сюда с ноги и с «тем самым» криком я проигнорировал.

Зайдя внутрь, так и остался стоять на месте, потому, что зал, где я оказался, невероятно огромен. Картины развешанные, шкафы расставленные. Чем-то напомнило недавнюю библиотеку. В воздухе висело много люменов, так как окон здесь явно не хватало, в отличие от коридоров. Всё это создавало очень гармоничную и простую обстановку.

«Тут человек сто с комфортом поместится», — подумал я восхищённо.

— По какому вопросу, не задерживайтесь, — сказал Алат, не поднимая голову. Видимо, то, что его стражники легко пропустили меня, не слишком удивило.

Он сидел за столом сбоку и, благодаря скорости письма, громко скрипел по бумаге пером.

— Быстро вы адаптировались, — усмехнулся я.

Алат тут же хлёстко положил перо на стол и встал с кресла. Его лицо излучало неподдельную радость, хотя я мог заметить, что мой визит для него — неожиданность.

— По поводу Моравана.

— Да? Ты хочешь его провести? — Судя по его тону, он почти мечтал об этом. Видать, это сложнее, чем организовать, скажем, зимние спортивные игры на юге какого-нибудь королевства.

— Не вполне, но участие приму. Значит, слушай…

И я рассказал о том, что хотел бы устроить на воспевании героев. Конечно, сначала пришлось поинтересоваться, не воспримут ли канохи это неправильно, но Алат ответил, что моя идея вовсе не лишена смысла и воплотить её в жизнь было бы просто великолепно, так как народ здесь очень любит шоу. Да, так раньше ещё не делали, но большинство канохов по природе своей вовсе не консерваторы. Нам оставалось лишь обсудить детали, а мне завтра — не напортачить. Импровизировать в данном случае стало бы непозволительной роскошью и, возможно даже, ошибкой.

Когда мы всё оговорили, довольный, я вышел из дворца и отправился искать тренировочную площадку. По пути я отвлёкся на размышления об отплытии. В голове возникала то та мысль, то эта, и я додумал до того, что канохам окажется сложно в первые дни показать свои мирные намеренья. Думается мне, любой вооружённый порт будет загодя палить в них из пушек. С другой стороны, может, первым посланником мира окажется Дариуль? Уверен, он сможет убедить лорда, нового или старого, в том, что канохи больше не представляют угрозы? Но для этого в Илибез должен вернуться я, а я уже затеял экспедицию в Чистые Горы. Впрочем, какая у меня теперь роль? Канохи и сами что-то обязательно придумают. Надеюсь, Дариуль не слишком огорчится, если я ещё на месяц-другой задержусь?

Вот и наступили последние дни моей командировки в Аздахаре. Хотелось бы перестать считать их и просто насладиться отпуском, но что-то всё равно тянуло меня сменить обстановку. Возможно, это ощущение скромно подсказывало мне, что я просто ещё не нашёл место, которое могу назвать домом. Философию того, что им может быть весь мир, я не поддерживал, мне хотелось какой-то привязки к месту, чего-нибудь, что станет убежищем в лучшем понимании этого слова. К сожалению, всё это ещё разговоры будущего, до которого мне нужно дожить. Тнеллы; шторма на море; даже какая-нибудь неизвестная науке зараза может очень быстро закончить мой путь здесь или откинуть далеко назад.

Паркат обеспечил нам с хирушем скрытное бегство с площадки, и я в видавших виды джинсах, да рубахе помчался к месту проведения церемонии. Что-то сегодня жарко.

Со своей скоростью я перестал обращать внимание на местную камнерезь, хотя в спокойное время не отказался бы подольше побродить здесь среди старинных зданий, заблудиться и, может быть, снова найти путь.

На месте уже собралось множество канохов, и они разговаривали, каждый о чём-то своём, создавая чуть грубоватый гул толпы. Все спешили подойти по примыкающей дороге к центру улицы на воспевание, будто это один из самых важных дней в их жизни, хотя, как подсказала память Готлода, так оно, в принципе, и было раньше. Остановившись, я мягко приземлился на ноги и подошёл чуть ближе, стараясь не привлекать к себе внимания.

Церемония обещала пройти на большой площади внутри второго района Игушода, где из земли на пятнадцать метров вверх поднимался необычный камень. Его цвет — почти чёрный, но на просвет как будто бы синий, с белыми блестящими вкраплениями, а форма — дуга, словно гигантский щит римского легионера, вогнанный в землю на три четверти.

По обе стороны от концов дуги стояли чаши-жаровни, но в них ещё ничего не положили. Поверхность монумента, повёрнутая к зрителям, как я чуть позже заметил, имела множество строчек, к которым я сразу же отправил свой СНДВ, однако не все надписи, в особенности первые, я смог прочитать — их писали ещё на первых диалектах.

Чтобы хоть что-то рассмотреть, я смотрел с помощью СНДВ, а не обычным зрением. Немного погодя, я мысленно попросил хируша снова взять меня и отнести к обратной стороне Щита, где канохов нет. Там мне удалось немного выдохнуть и продумать свой план ещё раз. Устроившись прямо на земле, я растянул ноги вперёд, пустил хируша на колени и принялся за работу.

Как подсказала память Готлода, Мораван состоит из трёх частей: воспевания в самом начале, запечатления имени героя на камне и сожжения его боевого оружия в одной из жаровен. Канохи чтят не физическую оболочку, которую воин мог оставить где угодно, а душевную, которая, как они считают, сразу же переходит в его оружие. Мне даже получилось блеснуть знаниями перед Алатом, который хотел вчера начать лекцию о Мораване.

Неожиданно прозвучал первый глухой удар в барабан, призывающий всех замолчать, за ним следовал второй и третий. Когда тишину разорвал звон, я понял, что вышел король. По традиции именно ему предстояло сжечь оружие и написать имя.

Надеюсь, Алат рассказал ему обо всём, что я задумал, иначе зачем бы я в этот самый момент разносил звуководы. Плеер я благополучно забыл в спешке в домике мастера, но, к счастью, смог создать нужные пока негромкие вибрации воздуха и без него. С другой стороны, а вдруг он у меня вывалится, пока я там…? Ладно, об этом потом. Впрочем, как только исчезла одна проблема, тут же появилась и другая — мне вспомнилось, что хируш, окружая меня своими манипуляторами в полёте, не просто портит звук, а совершенно его гасит. Пришлось придумывать, как бы замаскировать техническую часть.

Вскоре от толпы по ту сторону Щита начал своё движение усиливающийся гул, ничуть не похожий на случайные разговоры. Скорее, он напоминал нестройный хор, который пробивался даже сквозь ауру лежащего рядом хируша. Какая-то часть, казалось, передавалась через камень прямо в спину.

Сим началось воспевание, и по всему телу в тот же миг пробежали полки мурашек. В памяти сразу же всплыло выступление Дариуля в Певчем Уголке, когда он играл воинственную песню, а из зала ему помогали зрители. Однако в этот самый момент толпа звучала вовсе не угрожающе. Было в их хоре что-то цепляющее, заставляющее меня самого испытать скорбь по павшему. Песня касалась самого сердца, и я даже испугался, что оно вот-вот остановится на мгновение.

Неожиданно по щеке прокатилась слеза и угодила на голову хируша, над которым я склонился. Он вздрогнул, точно кошка, и с недоумением посмотрел на меня.

«Прости друг», — отправил я ему мысль и положил голову на камень позади.

Ноги, к слову, начали затекать под его весом, и мне пришлось, несмотря на протестующее шипение, согнуть их в коленях. Оставалось только ждать, потому что сделать звуководы лучше у меня бы всё равно не вышло.

Через некоторое время хор несколько ослабил натиск, а ещё позже и вовсе стих. В этот момент должны вынести оружие, а так же явится правитель. Тогда же я с помощью СНДВ нашёл Отер-Фота и связался с ним мысленно. Повелитель канохов, казалось, почти не удивился этому, и я попросил его дать дорогу мне.