«Горный Ветер, поднимаемся!» — отправил я хирушу мысленно, и тот привычно уже отнял меня от земли.

Уже в воздухе я, с помощью всё того же дальнего взгляда, накинул на себя и хируша уже знакомую голограмму, и шоу началось…

От громогласного рёва где-то поблизости, казалось, задрожала земля. У всех, кто стоял перед камнем, сжалось сердце, а затем, прочно цепляясь когтями за Щит, вверх по спирали поднялся большой чёрный дракон. Удивительно, но он совершенно не повредил поверхность, хотя ни один канох не обратил на это внимание, все взгляды оказались прикованы к большим серебристым глазам, осматривающим собравшийся народ. Была в них частичка разумности, и, возможно, именно она не давала канохам сорваться с места и разбежаться в ужасе. А, может, тот самый ужас и сковал их тела?

Однако, нашлось двое смельчаков, один из которых догадывался, кто это дракон, а второй знал наверняка. Чтобы хоть немного успокоить канохов, правитель и мэр, поочерёдно делившие внимание толпы с драконом, подняли руки ладонями вниз и медленно опустили их — всем известный в Аздахаре жест, призванный успокоить толпу. Канохи, увидев реакцию правителей, тоже чуточку успокоились, но взгляды не опустили, выражая теперь множественное любопытство.

«Интересно, а теперь Отер-Фот пытается взять разумы под контроль? — подумал Фура, окружённый проекцией дракона. — Хотя вряд ли, реакция в толпе довольно пёстрая». — И впрямь, некоторые особо впечатлительные канохи уже покидали толпу, а паре даже стало плохо — соседи аккуратно опустили их на землю и начали приводить в чувства.

«Перестарались», — думал в этот самый момент Отер-Фот, переводя взгляд с ящера на Алата.

Дракон неожиданно оттолкнулся от камня мощными лапами, после чего, махая огромными крыльями, завис в воздухе. От него до конца крайней строчки оставалось — лапу протянуть. Поднялся ветер, но толпа, доверяя Отер-Фоту, оставалась недвижимой.

Ближайшее пространство осветил нестерпимо яркий свет, когда из пасти ящера появилось ослепляющее белое пламя. Оно расходилось в стороны сразу после соприкосновения с поверхностью и странными образом не вредило ей. Голова дракона от жара начала даже искажаться. Однако, вскоре поток иссяк, оставив светящуюся надпись. Если бы в этот момент на дворе стояла ночь, её бы легко спутали со звёздочкой в тёмном небе.

Оставив на Щите слово, дракон медленно опустился на небольшую свободную площадку перед Щитом и, обвив лапы длинным хвостом, склонился перед Щитом почти до самой земли. Неожиданно сами собой высоким пламенем возгорелись жаровни. Конечно же, в них не оказалось оружия, принадлежащего Готлоду, но канохи могли поместить туда и вырезанную из дерева копию. Так делали с героями, чьё оружие найти просто невозможно. От дерева в мгновение не осталось и пепла, его вместе с дымом унёс ветер.

Выпрямившись, дракон поднял голову к небу, а затем расправил крылья и одним взмахом оторвался от земли, после чего скрылся из виду за Щитом, обдав толпу на прощание ещё одним порывом ветра. Ни один канох не захотел бежать по его следу.

Засим затея завершилась.

Мы с хирушем помчались прочь от камня, прямо к тренировочной площадке, где я договаривался вернуть его Летунам.

Самое главное, меня уже ждал завтрак, да и хирушу кое-что перепало. Мыть руки и умываться я даже не захотел, увидев яства, которые помощник повара любезно принёс в моё логово.

Итак, меня радовали сегодня уже остывшим печённым картофелем в мундире, который повар с большим удовольствием изводил на благодарного меня. Рядом в деревянной плоской тарелке лежал ароматный кусок жаренного мяса — обязательный элемент любого блюда в Аздахаре. Не поднимая руку, я подал немного сил и заставил блюдо снова стать горячим. Стакан из глины скрывал ярко-оранжевый непрозрачный напиток, и мне ни разу не удалось угадать, какой сок канохи налили в очередной раз. Хотя сегодня я бы не отказался от молока или даже кефира.

У ялов в Илибезе я бы такое никогда не увидел, а здесь хоть каждый день. Более того, повару удавалось сдабривать мясо так, чтобы оно вообще не надоедало. Когда вырезку подаст, когда нарубит до состояния фарша, а когда и срез сердечной мышцы приготовит. И ни разу у него не получалось жёстко. К слову, всё фермерское хозяйство у канохов находилось за городом в отдалении от больших дорог, так что даже если бы я отошёл от ворот на километр, не увидел бы и первых домиков.

Что называется «одни глаза». Сперва я боялся, что хирушу ничего не достанется, потом наивно полагал, что отдам ему совсем немного, но в конце концов на оставшейся трети трапезы сдался и отдал ему остаток прямо так в тарелке, мысленно благодаря его за компанию. Как оказалось, самостоятельно кушают они тоже интересно — словно телекинезом, поднимая еду из тарелки, Горный Ветер скручивал её в шарик и отправлял в пасть. Даже не утруждал себя жевательными движениями.

Так стеклись обстоятельства, что когда я вышел на улицу, чтобы выдохнуть и подышать воздухом, меня встретил Дертас, который прямо в лоб спросил, куда это я подевался с самого утра. Он, видать, привык к тому, что всегда знает, где я нахожусь. Сложно сказать, по причине любопытства или же из опасения. Разумеется, от его внимания не ускользнул и змей позади меня. И чего тот увязался? Лежал бы себе в домике и спал.

Казалось, Дертас вовсе не в обиде за мое поведение тогда, но теперь он будто бы держал комфортную дистанцию, непроизвольно отступая, если я непроизвольно же подходил ближе. Площадка, к слову, казалась опустевшей, всё-таки выходной, так что я ещё больше не понимал, чего это Дертас ко мне пристал.

После уборной и умывальника, к которому я всё-таки соизволил подойти, мне стало тяжело ходить. Не в прямом смысле, конечно, но потяжелевший желудок желал покоя, оказывая седативное воздействие на весь остальной организм, в особенности на мозг. Наверное, поэтому я почти не запомнил, о чём мы с Дертасом говорили пару минут назад.

— Спасибо. Вытащил ты меня сегодня, — сказал я с благодарностью в голосе, понимая, какая вдруг усталость на меня свалилась после такой сложной голограммы. — Сам бы ни за что не дополз.

В общем, я снова сдался и, закрыв глаза, благополучно задремал, оставляя какую-то часть разума бодрствующей. Любой звук, даже короткая мысль могла легко меня разбудить, захоти я того. В этот момент я, отлично всё понимая, смотрел на королевский дворец. Звезда светила прямо мне в лицо, но глаза от этого совсем не болели.

Возможно, хируш в этот самый момент лежал рядом в домике, а может, и летал вокруг него. Скорее, второе, потому что меня неожиданно разбудил грохот окна. Кажется, задело ветром, который хируш поднимал, когда двигается.

Потянувшись, я зевнул и тряхнул головой, после чего проснулся. Сложно сказать, откуда у меня появилась такая привычка, но это меня практически не волновало. К тому же, голову заполнила лишь одна большая мысль. Взяв листок со стола и приборы, я начал выводить линии. Тени приходилось показывать вертикальными штрихами, а красок поблизости, к сожалению, никаких не оказалось.

Вихрь и впрямь летал где-то на улице, мысленно посылая короткие, ничего не значащие образы, которые раскрывались в моей голове, но процессу рисования абсолютно не мешали.

Что ж, в отличие от лиц, пейзажи с какими-нибудь строениями у меня всегда получались хорошо. Разумеется, где-то я упустил несколько деталей, о чём-то вообще забыл, но любой посмотревший, уверен, сразу узнает Сид-Карек.

Неожиданно со стороны выхода послышались громкие шаги, и я обернулся. Там стоял один из Летунов — Знаток.

— О, доброе утро. — Сдержать новый зевок мне не удалось.

— Да день уже. Два больших, как Мораван закончился.

— Ух ты! — Непроизвольно я шире обычного раскрыл глаза. — Ты, видно, за хирушем? — спросил, украдкой посмотрев на змея, смирно скрутившегося в свободном углу. Канох только кивнул. — Ладно, дай мне… нам минуту.

Знаток вышел из дома, оставив открытую дверь, а я повернулся к Горному Ветру и положил ладони на колени. Посмотрев в глаза Горного Ветра, я вздохнул и с грустью сказал: