— Джефф ушел, когда я была на восьмой неделе беременности, — она отвела взгляд, ее лицо опустилось, когда она погрузилась в воспоминания. — Он не хотел жениться на самом деле. Это было ужасно.

— А, понял. Нет кольца — нет секса.

— В точку. Мы были вместе весь выпускной год, и, оглядываясь назад, когда я поймала его на лжи о курении, о чем только ему не приходилось врать, я должна была уйти, но я была потеряна в том наивном представлении о любви. Я думала что-то может изменить его. В общем, осенью мы уезжали в университет, и все это казалось очень романтичным. Сбежать и пожениться на следующий день после выпускного, провести брачную ночь в отеле, а на следующий день устроить свадьбу с моей бабушкой и его родителями.

— Полагаю, все пошло не по плану? — я не заметил в этом парне ни капли сострадания, и это никогда не делало его хорошим родителем.

— Это было похоже на тонну кирпичей, которые просто свалились. Бабушка плакала, — она сглотнула и сделала паузу. — Его родители отреклись от него, и мы переехали на лето в один из домиков, которые были больше похожи на лагерь, чем те, что ты видишь сейчас. Бабушка была разочарована, но это не изменило ее любви и обещания оплатить мой колледж. Джефф был таким грустным после той первой недели. Медовый месяц, можно сказать, закончился, и теперь он был озабочен тем, как оплатить учебу, и все пошло по спирали. За одну ночь он превратился из ребенка из целевого фонда в банкрота. Через четыре недели после нашего похода в суд я поняла, что беременна, а еще через две недели врач сказал мне, что у меня будут близнецы.

Я попытался поставить себя на ее место в том возрасте и не смог. В восемнадцать лет я поступил на военную службу и едва ли был способен позаботиться о себе, не говоря уже о двух других людях.

— Ты невероятно сильная

Она покачала головой.

— Нет, потому что в тот момент, когда доктор сделал ультразвук после анализа крови, у меня был момент, когда я пожалела обо всем. Обо всем, — повторила она через мгновение.

— Ты была молода, не могу представить себе молодую девушку на твоем месте, которая бы не паниковала.

— Мне было восемнадцать, и я была замужем за парнем, которому больше не нравилось смотреть на меня, ну если только я не была голой. И даже тогда… секс… — она пожала плечами. — Что ж, думаю ты понял. Я рассказала ему о беременности, как только вернулась домой, думая, что он знает, что делать. У него всегда были планы, понимаешь?

— И что он сделал?

— Он сидел какое-то время в шоке, и я все поняла. В конце концов, я чувствовала то же самое. Потом он… он попросил меня сделать аборт.

Мои пальцы впились в спинку дивана, но я не сказал ни слова.

— И в тот момент, когда выбор был сделан, шок прошел, я поняла, что хочу их. Что нет ничего, на что бы я не пошла, чтобы защитить их. Именно тогда я поняла, что любила человека, которым он притворялся: сильного, верного, заботливого, способного защитить… и все это было огромной ложью. Он отлично играл, но он не был каким-то большим, сильным мужчиной, который собирался увезти меня в колледж и построить ту удивительную жизнь. Он был маленьким испуганным мальчиком, который не мог поставить на первое место никого другого, в том числе и меня. И вот я здесь, понимаю, что готова умереть за близнецов, а он хотел, чтобы я убила их, потому что они были неудобны, и я тоже. Я отказалась. Он угрожал. Я отказалась. На следующее утро его не стало.

— Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через это.

Она пожала плечами.

— Это то, что есть, и это научило меня никогда не доверять лжецам. Если ты солгал один раз, есть шанс, что ты будешь делать это снова и снова. Так или иначе, отец Джеффа появился через неделю с большим, толстым чеком и документами на развод, сказав, что я могу забрать первую половину, если докажу, что больше не беременна.

— Ты шутишь? — прорычал я. Теперь я хотел, чтобы этот засранец снова оказался передо мной, чтобы его тощая шея оказалась между моих рук.

— Нет. Поэтому я подписала бумаги, выхватила чек из его рук и подожгла его прямо у него на глазах.

Это моя девочка.

— Мило. Очень наглядно.

— Да, но я немного переусердствовала и в итоге сожгла тот дом дотла. В буквальном смысле. Все исчезло.

— Значит, нельзя оставлять тебя одной с зажигалкой, вот что ты хочешь сказать? Ни гриля, ни костра, ни фейерверков?

Она рассмеялась, разряжая обстановку, но мне все равно хотелось придушить всех членов этой проклятой семейки.

— И ты осталась в Теллуриде и вырастила детей, — предположил я.

Она кивнула.

— Да. Джефф никогда не возвращался. Ни разу. Пэтти и Рич купили квартиру в Денвере, но они все равно приезжают на праздники, как ты видел сегодня. Они никогда не видели детей. Никогда не просили о встрече, по крайней мере, когда сталкивались со мной. Даже когда я попросила их помочь со страховкой для Мэйзи, Рич сказал, что дети — не их проблема. И что я совершу ошибку, если снова попрошу о помощи.

— Я не уверен, что они заслуживают того, чтобы видеться с детьми.

— Я тоже, но я беспокоюсь, что Мэйзи не получит такого шанса, если захочет, понимаешь? Ведь однажды они вырастут. Они будут задавать более глубокие вопросы и искать свои собственные ответы. А Мэйзи… — она зарылась лицом в свои руки.

Я подался вперед, пока ее тело не коснулось внешней стороны моего бедра. Затем я осторожно убрал ее руки, почти надеясь, что она плачет, что она научилась отпускать этот клапан давления более плавно и легко, чем во время операции Мэйзи. Но слез не было, только колодец печали, такой глубокий, что в нем утонула бы обычная душа. Но Элла не была обычной душой.

— У Мэйзи будет время сделать свой выбор, — я не имел права это говорить, но мысль не покидала меня, и я озвучил ее. — А дети спрашивают о нем? О Джеффе?

— Иногда. Им, конечно, любопытно, и День отца — всегда щекотливая тема, но мне очень повезло с Ларри, и дети здесь живут довольно отстраненно от других детей. Но не знаю каким бы был их первый год в школе.

— Что ты им говоришь?

— Конечно, у них есть папа, потому что у детей должны быть мама и папа. Но у них нет отца. Потому что, хотя все мужчины могут быть папами, не все из них подходят на роль отца, а их отец просто не подошел.

«Потому что твоему отцу-неудачнику ты был не нужен. Ему нужна была очередная утеха, нежели такой вопящий кусок дерьма, как ты». Слова матери крутились у меня в голове, как шарик, запущенный в пейнтбольный автомат.

— Ты потрясающая мать. Надеюсь, ты часто это слышишь, потому что это действительно так, — мои большие пальцы коснулись ее запястья, чуть выше пульса.

— Я не сделала ничего такого, чего не сделал бы кто-то другой, — опровергла она, пожав плечами.

— Нет. Не надо отмахиваться. Потому что я — продукт того, кто не делал того, что делала ты — того, что ты делаешь каждый божий день. Никогда не сомневайся в этом. И еще, если я когда-нибудь встречу Джеффа, я его убью.

Она одарила меня небольшой улыбкой.

— Не делай этого. Он теперь адвокат в Денвере. Он наверняка подаст на тебя в суд за то, что ты сломал его драгоценный нос. Если хочешь навредить Джеффу, бей по тому, что его волнует, по его кошельку. И, честно говоря, для нас лучше, что он ушел. Жизнь с ним была бы несчастной, и я бы не хотела, чтобы дети учились у такого отца, особенно Кольт.

— Я понимаю.

Ее взгляд скользнул к моим губам и ушел в сторону. Она не думает о том, чтобы поцеловать тебя, соврал я себе. Потому что, если бы я признал правду, она оказалась бы подо мной через три секунды. Мои руки были бы в ее волосах, мой язык в ее рту, ее вздохи в моем ухе. Между нами повисла тишина, кричащая о бесчисленных возможностях того, что может произойти дальше.

Медленно я отпустил ее запястья и вернулся на свою сторону дивана.

— Мне, наверное, пора идти. Уже поздно.

— Сейчас девять.

— Помоги мне, Элла, — и теперь мой голос звучал как наждачная бумага. Потрясающе.