Слова вырвались с трудом.

Его глаза закрылись, когда очередной вздох заставил его вздрогнуть.

На заднем плане послышался шум лопастей.

— Я Джентри, — сказал Кольт, сумев снова открыть глаза.

— Ты Джентри и Маккензи. Навсегда.

— Навсегда? — спросил он.

— Навсегда. Я всегда буду твоим отцом. Что бы ни случилось. Ничто не изменит этого, — даже смерть. Моя любовь к нему перейдет все границы, куда бы Господь ни завел его.

— Колтон Райан Маккензи-Джентри. Я получил все, о чем мечтал, — его глаза закрылись, а грудь поднялась лишь наполовину. Искусственное дыхание не помогло бы, тем более, когда кровь не циркулирует.

— Я тоже, — сказал я ему, целуя в лоб.

— Передай маме и Мэйзи, что я их люблю, — его слова звучали медленнее, сопровождаясь неполными вдохами.

— Обязательно передам. Они так тебя любят. У тебя есть мама, папа и сестра, которые готовы на все ради тебя.

— Я люблю тебя, папа, — прошептал он.

— Я люблю тебя, Кольт.

В его груди снова загрохотало, а затем его рука опустилась с моего лица, и он обмяк.

— Кольт? — я нащупал пульс, которого не было. — Кольт! Нет!

Я скользнул под него и сел, обхватив его руками, когда его голова откинулась на мою грудь.

Из моего горла вырвался первобытный крик. Потом еще один, пока мое тело не затряслось от рыданий. Рядом со мной села Хавок и начала выть, низко и жалобно.

Позаботься о нем, Райан.

— Бекетт, — мягко сказал Марк. Когда я поднял голову, он стоял на коленях рядом со мной, его глаза были полны непролитых слез. Мои глаза стали медленно затуманиваться, затем прояснились.

— Его больше нет, — мои руки сжались вокруг его маленького тела.

— Я знаю. Ты сделал все, что мог.

— Сегодня утром я приготовил ему булочки, — сказал я, проводя рукой по его мягким волосам. — Он хотел побольше сыра, и я дал ему его. Я сделал ему булочки.

Это было несколько часов назад.

Несколько часов.

А теперь его нет.

— Что ты хочешь делать дальше? — спросил Марк.

Я понял, что вокруг нас стоит полдюжины парней. Дженкинс опустился на колени и проделал те же действия, что и я только сжал рот в плотную линию и снова встал.

Хотеть? Что я хочу делать? Мне хотелось снова закричать, разорвать все в этом лесу в клочья. Я хотел разнести гору в щепки своими кулаками. Я хотел смотреть на своего маленького мальчика, слышать его смех, видеть, как он бегает по площадке своего домика на дереве. Я хотел, чтобы он вырос, хотел встретить мужчину, которым он должен был стать. Но он был недосягаем для меня. Желание не имело значения, когда от тебя ничего не зависело.

— Мне нужно отвезти его к матери.

Элла

Вертолет приземлился на небольшой поляне в тридцати ярдах передо мной, и у меня екнуло сердце. Было только две причины, по которым они могли приземлиться. Либо они не нашли Кольта, либо…

— Дыши, — сказала мне Ада. Ларри забрал Мэйзи домой. Я не хотела, чтобы она была здесь, не хотела, чтобы она была на первой линии трагедии. Группа из округа стояла позади нас, все наблюдали. Ждали.

— Если бы они нашли его, то доставили бы в Монтроуз по воздуху, — сказала я. Я изо всех сил старалась подавить страх, который сжимал мой желудок.

— Бекетт найдет его. Ты знаешь, что найдет.

Я видела карту, знала, как далеко находится тот водопад.

Дверь вертолета открылась, и первым спустился Марк, а затем Бекетт. На нем была кофта с длинными рукавами, но без синей куртки.

Он посмотрел на меня, и мне не нужно было видеть его лицо с расстояния. Его поза говорила сама за себя.

— Нет, — звук был едва слышным шепотом.

Нет. Нет. Нет.

Этого не может быть. Это было невозможно.

Бекетт повернулся, когда другие члены Поисково-спасательной службы Теллуррида спустились вниз, а затем вытащили носилки.

Потом я увидела куртку Бекетта.

Она закрывала лицо Кольта.

Мои колени подкосились, и мир померк.

***

Я моргнула, и мир прояснился. Надо мной висели яркие лампы, и я уловила стерильный запах больницы. Повернув голову, я увидела Бекетта в кресле рядом со мной, его глаза опухли и покраснели. Хавок спала под его креслом.

— Привет, — сказал он, наклонившись вперед, чтобы взять меня за руку.

— Что случилось?

— Ты потеряла сознание. Мы в Теллурид Медикал, и с тобой все в порядке.

Все вернулось ко мне, вертолет. Куртка.

— Кольт?

— Элла, мне так жаль. Его больше нет, — лицо Бекетта сморщилось.

— Нет, нет, нет, — повторяла я. — Кольт.

Слезы хлынули потоком, сильно и быстро, и я издала нечто среднее между криком и плачем, который, казалось, не прекращался. Может быть, он затихал, пока я переводила дыхание, но я не уверена. Мой ребенок. Мой красивый, сильный малыш. Мой Кольт.

Теплые руки окружили меня, когда Бекетт забрался в кровать рядом со мной, и я зарылась головой в его грудь и зарыдала. Боль была недостаточно сильным словом. Здесь не было шкалы. Не было никаких лекарств. Эту агонию нельзя было измерить, она была непостижима. Мой маленький мальчик умер в одиночестве и холоде у подножия горы, под которой он вырос.

— Я был с ним, — тихо сказал Бекетт, словно читая мои мысли. — Он был не один. Я успел вовремя, чтобы быть с ним. Я сказал ему, что его любят, а он просил передать тебе, чтобы ты не грустила. Что у него есть все, что он хотел, — его голос оборвался.

Я подняла глаза на Бекетта, мое дыхание было коротким и прерывистым.

— Ты видел его?

— Да. Я сказал ему, что усыновил его, что у него есть мама и папа, которые сделают для него все.

Он был не один. В этом что-то есть, верно? Он родился на руках у матери и умер на руках у отца.

— Хорошо. Я рада, что он узнал. Надо было сказать ему раньше.

Все это время было потрачено впустую, потому что я была так напугана. Все те дни, когда он мог иметь Бекетта и знать, кем он был для него.

— Ему было больно? — должно быть, ему было так больно, а меня там не было.

— Сначала, но боль быстро прошла. Ему было совсем не больно, когда он умер. Элла, я клянусь тебе, что сделал все, что мог.

— Я знаю, что сделал, — это было само собой разумеющимся, даже не зная, что произошло. Бекетт умер бы, чтобы спасти Кольта.

— Он был напуган? — я снова начала плакать.

— Нет. Он был таким сильным и уверенным. Он спрашивал об Эмме. Он спас ее, Элла. Вот почему она выжила. Он подтолкнул ее к безопасности. Он был таким храбрым, и он так любил вас с Мэйзи. Вот что он сказал напоследок. Он сказал тебе и Мэйзи, что он любит вас. А потом он назвал меня папой и ушел.

Рыдания начались снова, неконтролируемые и неудержимые.

Это не было болью в сердце. Или печаль.

Это была полная опустошенность моей души.

***

— Вы ничего не могли сделать, — сказал доктор Франклин, сидя за столом в окружении других врачей.

Я выглянула в окно и увидела едва заметный намек на рассвет. Я не хотела, чтобы наступил новый день. Я хотела, чтобы это был тот самый день, когда я поцеловала его на прощание и обняла перед тем, как он сел в автобус. Я не хотела знать, как выглядит солнце, если оно не светит на него.

— У Колтона были серьезные внутренние повреждения, включая оторванный позвоночник, разрыв селезенки и разрыв аорты в сочетании с разрывом бедренной артерии. И это только то, что мы увидели на УЗИ. Пожалуйста, поверьте мне, когда я говорю, что вы ничего не могли сделать, мистер Джентри. Если уж на то пошло, то ваша быстрая реакция, дала вам те минуты, которые у вас были.

— Вот почему не было больно, — сказал Бекетт, накрыв своей рукой мою. — Он потерял все чувства. Поэтому не было больно.

Слезы покатились по моим щекам, но я не стала их вытирать. Какой в этом смысл, если их просто заменят другие?

— Если бы я добрался быстрее? — голос Бекетта придушил последнее слово.

Доктор Франклин покачал головой.