Когда возжигают тебя, о Агни, вместе с другими Агни!

Ты приносишь богатство, ты пресекаешь беды.

Да возликуем мы, доблестные, живя сто зим! *

Гимн завершился и надо всем миром повисло благоговейное молчание. Оно продолжалось всё время, пока длились похороны райжи. Наконец все положенные животные были принесены в жертву, а домовина заделана чистейшей жёлтой глиной, перемешанной с красной охрой. Когда надо всем этим воздвигнут курган, райжа Прамарай, вождь клана Медведей в варе Аркаин, мимолётное орудие безумной машины, окончательно исчезнет из потока людской истории.

А вот Бхулак в нём всё ещё пребывал во плоти.

— Тэррет… Гопта, спасибо тебе, — поравнялся с ним, когда они возвращались в вару, Шамья.

— За что?

— Ты спас Нойт.

— Твою девицу-дасью? Я не люблю, когда людей отправляют к богам помимо их воли, Шамья. Но ты не сможешь взять её в жёны… если станешь райжой.

— Я не знаю, хочу ли им быть, — угрюмо ответил молодой человек.

Дальнейший путь они проделали молча. Молчала и Арэдви — она шла, ступая слишком уверенно, не как живой человек, а лицо её было неподвижным и взгляд сфокусировался прямо перед ней. Бхулак поглядывал на неё с тревогой.

— Что с тобой? — спросил он, когда они оказались одни в своей комнате. — И как ты это сделала — там, за речкой?..

— Собрала вокруг тебя заряды одного из видов природной энергии, которые создали напряженное поле и вызвали тихие разряды, — отвечала она, как всегда подробно и непонятно. — Потом они сконцентрировались в кратковременный плазмоид. Для тебя он был безопасен, но мог послужить оружием. Всем этим я слишком истощила свой собственный заряд. Теперь мне требуется длительная деактивация и подключение к энергетическим токам планеты.

— В общем, тебе надо отдохнуть, — заключил Бхулак.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

* Ригведа, пер. Татьяны Елизаренковой.

Страна городов, вара Аркаин. 1998 год до н. э.

Бхулак загнал одолженную у Шамьи колесницу далеко в ковыльную степь и остановился рядом с поросшей соснами невысокой сопкой. В варе он сказал, что поехал на охоту — часто делал это в последнее время, не вызывая особых вопросов. Охота была постоянным развлечением и предметом азарта аркаинских мужей, который могли бесконечно хвастаться охотничьими трофеями: турами, кабанами, дикими лошадьми, лосями и оленями, рысями, волками и даже медведями. Последних, впрочем, следовало убивать лишь в исключительных случаях и с соблюдением сложных ритуалов — этот зверь считался покровителем клана.

На самом деле охота интересовала Бхулака мало — давно ушли времена, когда он со страстью ей предавался. Теперь животные стали для него такими же родичами, как и люди, потому он старался убивать их лишь при насущной необходимости. Ему просто хотелось остаться одному и подумать — в варе, даже в своей комнате, он всё время слышал голоса и смех людей, и всё окутывало дыхание густонаселённого человеческого обиталища: чад от очагов и плавильных печей, запах готовящейся пищи, животных и разлагающихся отходов. Стойла и открытые выгребные ямы были неотъемлемой частью этого города-дома, который очень напоминал Бхулаку канувшую в вечность Аратту. Только древний посёлок, где он родился, строился хаотично, а Аркаин — по строго выверенному плану, по крайней мере, его внутренний круг.

В одиночестве он мог остаться лишь вдали от пасущихся стад и лошадиных табунов, охраняемых вооружёнными коровьими юношами, от стаек женщин с бронзовыми серпами, вышедших на ежедневный сбор съедобных растений для людей и заготовку сена для скотины на зиму. Такие одиночные вылазки, конечно, довольно опасны — легко нарваться или на отряд воинов враждебного клана, или на диких дасов. Но для мужей Аркаина поиски подобных приключений — дело обычное и даже обязательное, ради подтверждения своего молодечества.

Да и в самой варе стало опасно, и чем дальше, тем больше. Потому Бхулак всегда оставлял там Арэдви — чтобы постоянно следить за развитием событий, которые могли пуститься вскачь в любую минуту. Собственно, сейчас он как раз и думал на эту тему — заехав в лес на холме и удобно расположившись там, прислонясь к нагретому утренним солнцем гранитному валуну.

Его очень занимал странный и многозначительный разговор, который произошел у него накануне вечером с Аргрикой. После похорон брам не сказал ему ни слова и явно всячески его избегал. Но вчера, когда Бхулак вместе с другими воинами занимались обычной вечерней болтовнёй и пением за ковшами камуса и браги, главный жрец подошёл к нему и тронув за плечо, попросил отойти. Мужи проводили их удивлёнными взглядами.

Удивлён был и Бхулак, и чувство это не покидало его на протяжении всей беседы, которая проходила в пустой по вечернему времени части дома, предназначенной для литейных дел. Они сели на деревянный топчан у холодной уже плавильной печи, прислонившись спинами к обложенной саманными кирпичами стене. Бхулак ждал начала разговора, но жрец медлил.

— Эта печь соединяется с колодцем, — сказал он наконец, указывая на глиняный оголовок внутреннего колодца. — Ты знаешь, почему?

Бхулак выжидательно молчал, и жрец через минуту продолжил:

— Потому что Агни родился из тёмной воды. Ты знал это?

Он знал, но продолжал молчать, гадая, куда клонит собеседник.

— Холодное дуновение воды из колодца проникает в печь, раздувая жаркий огонь, плавящий медь, благодаря которой арии побеждают. Таков рта, мировой порядок, который не могут нарушить даже боги.

— А другая труба из колодца ведёт в погреб с едой и гонит туда холод, чтобы молоко и мясо не портилось, — заметил Бхулак.

Жрец кивнул.

— Я понял тебя, — сказал он. — Да, рта бывает двойственен. В огне есть холод, а в холоде — жар. Арии сильны…, но и слабы. Если они не объединятся и не дадут отпор врагам, то скоро имя нашего народа исчезнет. Ты ведь арий, Гопта, ты же не лгал?

— Я не лгал, я кровный родич тебе и всем вам, — кивнул заинтригованный Бхулак.

Он мог бы добавить и то, что он их почтенный предок. Хотя, на самом деле, детей Бхулака среди коровьих юношей нашлось на удивление мало — видимо, они происходили из отрасли ореев, которые двинулись в путь на восток ещё до того, как вождь Пех появился среди них.

— С каждым годом в степи все меньше травы для наших коней, коров и овец, — продолжал между тем Аргрика. — И всё меньше меди в холмах. Скоро скота останется так мало, что мы не сможем выменивать на него медную руду на западе и олово на востоке. Оружия станет всё меньше, оно станет хуже. Но кланы продолжат угонять у других вар скот, нападать на пастухов, творить кровную месть… И наши враги это знают. Грязные колдуны-дасы в глухих горах и лесах и в наших рабских загонах только и ждут, когда мы ослабнем, чтобы истыкать нас стрелами и перерезать нам глотки. Но это ещё полбеды.

Брам вновь замолчал, скорбно глядя на потухшую печь, словно она являла собой все будущие беды его народа. Молчал и Бхулак.

— На востоке, в Золотых горах, растёт чёрная сила, которая может поглотить всех нас, — произнёс наконец Аргрика.

— Ирги? — Бхулак задал этот вопрос, и так понимая, что жрец говорит именно про них.

Тот кивнул.

— Да, ирги. Демоны, жаждущие крови, потомки нагов — людозмей, служители Вритры ужасного, который не человек и не бог, но извечный Зверь. Великий Индра победил его, но он не умер — растет во тьме и плетёт козни против всего живого.

— Я видел иргов, — заметил Бхулак. — Они люди — сильные и жестокие, но не демоны.

— Я знаю, что видел, — кивнул жрец. — Потому и говорю с тобой. Хотя то, что они демоны, для меня несомненно. Но это неважно.

— А что важно?

— То, что они рано или поздно придут не мелкими ватагами, а огромным войском. То, что они объединятся и, если мы не сделаем то же самое, нам конец.