Бхулака передёрнуло. Он уже было хотел заступиться за беднягу, но его опередил один из стражников, замахнувшийся на маленьких паршивцев дубинкой, после чего они бросились врассыпную. Дурачок тоже неуклюже заковылял в переулки, где уже скрылась его макака — там, по всей видимости, они и ночевали в некой грязной норе.

— Небо всё ближе! — прокричал он, пробегая мимо Бхулака и Арэдви. — Скоро придёт змей!

Его лицо, искажённое безумием, перепачканное грязью и навозом, почему-то показалось Бхулаку зловещим, и он отвернулся.

Вечером дома они почти всё время молчали: Бхулак продолжал думать над разными вещами, Арэдви тоже не выражала особого желание вести разговоры. Он заметил, что она ещё несколько раз плакала тайком. Когда они наконец легли, девушка, пролепетав что-то, заснула почти мгновенно. А он всё не мог, лежал на спине, слушая тихое посапыванье Арэдви и глядя в потолок. Он знал, что сейчас нужно сделать, но ему страшно этого не хотелось. Однако откладывать не имело смысла.

Решив это, он тотчас оказался в тайной комнате своего разума.

Поводырь в образе Ментухотепа величественно восседал на троне Чёрной земли при всех своих атрибутах: пшенте — двойной короне с уреем, полосатом платке немесе, со скипетром и царским цепом в руках. Он редко появлялся перед Бхулаком в столь официальном виде — похоже, тоже полагал, что разговор предстоит нелёгкий и важный.

— Ты знаешь про Анат? — сразу взял быка за рога Бхулак.

Царь важно кивнул.

— Мне известно всё, что с тобой происходит.

Голос его был ровным и отстранённым.

С некоторых пор Бхулак сильно сомневался во всеведенье своего покровителя, но сейчас его интересовало другое.

— Это ты сделал так, чтобы мы встретились? — за тысячелетия общения с машиной он уяснил, что, если задавать прямые и ясные вопросы, её ответы, скорее всего, будут такими же. Хотя порой и излишне многословными — как получилось и теперь.

— Я искусственный интеллект, созданный для разработки стратегий и координации миссий эмиссара и для обеспечения его эффективности. В том числе и помощи в удовлетворении его биологических потребностей — но лишь в тех случаях, когда это необходимо для реализации миссии. Однако следование эмиссара животному инстинкту размножения под данную категорию потребностей не подпадает, а потому твои отношения с самками несущественны.

— То есть, это не ты, — заключил Бхулак. — Но как тогда мы с ней могли встретиться на другом конце мира?! Такого просто не могло быть!

— Это не так, — отвечал Поводырь столь же монотонно. — Это небольшая планета, а численность человечества мала. Ваша встреча статистически была вполне вероятна — если учесть энергетическую составляющую твоей личности. Для твоего функционирования в роли эмиссара ты был наделён способностью абсорбировать из биома различные виды энергии в гораздо больших масштабах, чем прочие люди. Естественным образом ты притягиваешь и значительно более слабые энергетические системы тех, с кем входишь в контакт. Этим ты пользуешься, когда инициируешь своих потомков и связываешься с ними. Но даже если в человеке отсутствует твоя уникальная генетика, его может притягивать к тебе. Очевидно, энергетическая система данной особи реагирует на твою особенно сильно.

Бхулак терпеть не мог, когда машина вещала в таком тарабарском стиле — он просто не знал, что отвечать. Вместо него заговорил Поводырь:

— Ты давно не вступал со мной в контакт, — было ясно, что он уже закрыл тему с Анат и ничего более про неё не скажет. — Как продвигается твоя миссия в Марге?

— Это ты давно не появлялся, — огрызнулся Бхулак, хотя Поводырь всегда игнорировал такого рода выражения его недовольства. — А мне тебе сказать нечего, кроме того, что в стране зреет мятеж. Но ты, думаю, и сам про это знаешь.

— Конечно. — кивнул Поводырь. — Но ты должен был найти его руководителей, взять их под контроль и начать восстание в определённое время.

— Я так и не узнал, кто тайный тамкар Мелуххи, — сказал Бхулак совершенно честно. — Его никто не может найти.

— Заратахша тоже? — осведомился Поводырь, и Бхулак вынужден был кивнуть головой.

— Поэтому ты поддерживаешь с ним близкие отношения? — продолжал расспрашивать искин.

— Да, это так, — снова кивнул Бхулак, благодаря высшие силы, если они есть, что машина не в состоянии читать его мысли.

— Это логично, — величественно согласился восседающий на троне владыка, и Бхулак в душе облегчённо вздохнул. — Есть ли у тебя предложения по дальнейшей тактике реализации миссии?

— Да, есть: пусть всё идёт, как идёт.

— Поясни.

— Мятеж всё равно будет, — Бхулак и правда был в этом убеждён. — Людям Мелуххи моей помощи в этом и не понадобится. Да и без них он бы случился рано или поздно — народ волнуется и ропщет, по всей стране и в столице недовольные тайно сбиваются в банды и готовятся к восстанию. А когда оно начнётся, тогда станет понятно, и кто возглавляет тут шпионов из Мелуххи — он просто вынужден будет показаться.

— В этом также имеется логика, — согласился Поводырь.

То ли он уже сам пришёл к такому же выводу, то ли мгновенно оценил предложение эмиссара.

— Я просчитаю варианты моих стратегий, встроив это дополнение, и сообщу тебе результаты моих вычислений, — продолжал искин. — Но задача найти тайного тамкара с тебя не снимается. Он может открыться по чистой случайности. Им может быть любой человек в Марге или вне его, и в любом обличии. Даже из твоего ближнего окружения.

Да, им и правда мог быть кто угодно — Бхулак сам давно уже знал это.

Жемчуг Дильмуна

Дильмун, Нижнее море (Персидский залив). 2306 год до н. э.

«Священна страна Дильмун, непорочна страна Дильмун, чиста страна Дильмун, священна страна Дильмун»… Строки старинного гимна назойливо крутились в голове Бхулака, прятавшегося в тёмном закутке порта среди складов, тянувшихся вплоть до храма Матери-земли Нинсикилы. Обычно отсюда до зданий таможни у городских ворот, обращённых к морю, брели вереницы осликов с товарами на проверку чиновников. Но не сегодня.

Сегодня сюда пришли лишь ловцы жемчуга, которых явно не волновала творящаяся в городе смута. Бхулак видел, как в предрассветных сумерках они отправляются на промысел. Смуглые широкоплечие люди в одних набедренных повязках спускались по каменным причалам к стоящим в гавани тростниковым лодкам. На поясах ныряльщиков висели орудия их ремесла — травяные сетки для собранных раковин и небольшие медные ножи для их вскрытия, на шеях — костяные прищепки для носа.

Их мало интересовали политические страсти — им надо было зарабатывать на жизнь. Но именно добываемый их тяжёлыми и опасными трудами «цветок морей» стал символом Дильмуна, им славилась по всему миру эта небольшая страна, раскинувшаяся на нескольких островах и части противолежащего большого полуострова. Говорили даже, что где-то в здешних водах есть волшебная жемчужина, проглотив которую, можно стать бессмертным. Ещё рассказывали, что в давние времена именно за ней прибыл в Дильмун великий царь Урука Гильгамеш, который добыл её так же, как обычный жемчуг — привязал к ноге тяжёлый камень и нырнул в самую глубину.

Царь-герой нашёл волшебную драгоценность, но её похитила у него и съела змея, сама стала бессмертной, а Гильгамеш остался ни с чем. В память об этом прискорбном происшествии дильмунцы до сих пор закапывают под полами своих домов горшок с живой змеёй и жемчужиной в надежде, что это защитит их жилища от всякого зла. Здесь помнили и чтили Гильгамеша, основательно забытого на своей родине с тех пор, как она подпала под власть Аккада.

Из глубин памяти Бхулака выплыло лицо мужа с курчавой чёрной бородой, прямым носом и круглыми бешеными глазами. Лицо поэта-воина и царя воинов, которого на самом деле звали Бильгамес. Теперь, наверное, один лишь Бхулак знал, что история его пребывания в Дильмуне выглядела вовсе не так, как её ныне рассказывают. Но кому нужна настоящая история… Пусть уж лучше закапывают свои горшки.