По виду он был типичным шумером. Пришельцы из Киэнги в этих местах не редки, собственно, оттуда некогда пришёл и человек, которого искал Бхулак. Так что он лишь спросил на том же языке:
— Зачем ты произносишь эти стихи?
— Потому что они подходят к этому городу, — отвечал шумер, мигая круглыми карими глазами. — Стихи написал мой земляк из славного города Ура — очень давно…
— Я знаю, — кивнул Бхулак. — Кто ты, странник?
— Зовут меня ДамУ, — вежливо ответил тот. — Я врачеватель. Если у тебя, достойный господин, к примеру, болит спина после дальней дороги, могу дёшево продать тебе целебную мазь из панциря черепахи. Или какое-нибудь иное снадобье — от простуды, мозолей или даже гноеистечения из детородного органа...
— Мне не нужно, — отвечал Бхулак. — Далеко же зашёл ты от своей родины.
— Там сейчас неспокойно, — пожал плачами врач. — Дикий народ с гор юго-востока, именуемый гутии, стал часто приходить и грабить благословенные земли Двуречья. Мой родной Ур и древний Урук, и славный Лагаш пока отбивают их атаки, но вся страна постепенно приходит в запустение...
Он меланхолически продекламировал:
Страна в руках жестоких врагов.
Боги увезены в плен.
Население отягчено повинностями и налогами.
Каналы и арыки запущены.
Тигр перестал быть судоходным.
Поля не орошаются.
Поля не дают урожая.**
Бхулак сделал изумлённо-скорбное лицо, приличествующее словам собеседника, хотя историю с гутиями он знал, по всей видимости, гораздо лучше, чем тот.
— Я человек мирный, — грустно вздохнув, продолжал Даму. — Слыхал я, что здесь, а Пятиградье, жизнь весела и легка, ну и пришёл сюда…
— Что же, обрёл ты здесь искомое? — спросил Бхулак.
— Нет, — ещё более помрачнев, коротко ответил шумер. — Могу ли я спросить и твоё уважаемое имя? — поинтересовался он в свою очередь.
— Меня зовут Шипад, — перевёл Бхулак своё имя на шумерский. — Я ищу здесь человека по имени Лот.
Даму поглядел на него с интересом.
— Намедни я продал досточтимому Лоту снадобье для излечения хвори его достойной супруги, — сказал он.
— Тогда расскажи мне, как найти его — у меня к нему важные вести.
— Я и сам отведу тебя, почтенный Шипад, — ответил врач, оживившись. — Идём же скорее!
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*Указано авторство переводчика: Джулиан Генри Лоуэнфельд
** Шумерийский гимн богу Нинибу
5
Средиземное море у юго-восточного побережья Анатолии, залив Мирта. 2005 год до н. э.
Финикийский корабль вполне достойно противостоял разбушевавшемуся морю, по которому друг за другом катились валы вышиной с гору, каждые три-четыре минуты опрокидываясь на судно, словно неуклонно наступающее на укрепление войско. Однако капитан старался держать судно носом к несущимися на него грандиозным водяным горам, цветом напоминающим кипрский малахит, которым был гружен корабль. Нос с широко распахнутым Божественным Оком разрезал валы, которые рассыпались облаками белоснежной пены, а корабль, хоть и отчаянно раскачивался, продолжал держаться на плаву.
Ишваал нещадно гонял команду, издавая зычный рёв и бешено вращая глазами. Стон гребцов, пытавшихся могучими усилиями удержать вёсла, порой перекрывал грохот бури. Парус успели спустить загодя, иначе его давно бы унёс ветер, но мачта страшно скрипела и качалась, каждую минут грозя сломаться.
— Господин, спуститесь вниз, тут опасно! — прокричал капитан Бхулаку, который стоял на палубе, крепко вцепившись в прутья ограждающей решётки.
Тот собирался ответить Ишваалу, что сейчас покинет палубу, но очередной налетевший вал оторвал его от решётки и смыл за борт.
В полёте он ударился головой обо что-то твёрдое и потерял сознание, так и не поняв, что с ним случилось.
Участь Содома
Долина Сиддим, Содом. 2154 год до н. э.
— Ты очень услужлив к незнакомцу, — заметил Бхулак, когда они пробирались по узким улочкам под равнодушными, настороженными, а порой и враждебными взглядами горожан.
— Признаюсь, мне любопытно будет узнать новости из этого дома после вчерашнего происшествия, — отвечал Даму.
— То, про которое говорила безумная женщина у храма? — уточнил Бхулак.
Шумер на ходу кивнул, и, помолчав, потом заговорил с мрачной интонацией:
— Надо бы тебе знать, почтенный Шипад, что жители этого города — как, впрочем, и других в этой местности, исключая, может быть, Сигора — почему-то решили, что их Пятиградье — это богами возлюбленное сердце мира. Что они живут лучше и правильнее остальных людей, а все должны следовать их обычаям и укладу.
Бхулак слушал словоохотливого спутника с возрастающим интересом: Поводырь прислал его сюда с конкретным делом, вложив в сознание всю нужную информацию, однако этих подробностей она не содержала. Видимо, небесный наставник счёл такие сведения бесполезными для миссии.
— Как мне рассказывали местные старики, особенно привержено этому заблуждению поколение, родившееся после Войны царей, но к ним примкнули и многие более старшие горожане, — продолжал между тем шумер. — После победы, которая принесла Пятиградью обильную добычу и многих рабов, все торговцы и прочие почтенные люди из разных стран стремятся прийти в долину Сиддим. Но здешний народ делается всё более ленивым и злонравным. Молодежь не помнит скудных довоенных времен и думает, что сегодняшнее изобилие было всегда и всегда будет. Они гнушаются работой своих предков — огородничеством, разведением коз и гусей, ремёслами, даже торговлей: зачем, говорят они, если торговцы сами приносят в города все нужные продукты и вещи, а чёрную работу делают рабы. Вместо этого здешние юнцы выдумывают для себя какие-то нелепые занятия, вроде содержания домов, где молодые люди веселятся целыми днями. Или пересказывают друг другу за плату городские сплетни, при этом лгут без всякой совести. А иные вообще берут деньги за то, что на виду у всех оголяются, дерутся или совокупляются друг с другом, или со скотиной, или делают иные вещи, о каких я даже не желаю рассказывать. Их уже не влечёт просто сытая и спокойная жизнь, они желают странного…
— Вроде противоестественной любви? — уточнил Бхулак.
— Не только, хотя и это тоже, — ответил Даму. — То, что ты видел в городе днём — ещё малая толика того, что тут происходит ночами, за стенами домов… Колдовство, кровосмешение, членовредительство и убийства ради развлечения…
— А как же власти города, царь?..
— При старом, который был союзником Аврама в Войне царей, всё это было не очень заметно. Но он умер лет пять назад и городом теперь правит его младший сын, убивший своих братьев ради власти. Он родился на следующий год после войны. Красивый юноша… В городе его любят. Но он позволяет всё, что не угрожает его власти. И сам позволяет себе всё это…
— А что за обычай и случай с Лотом?
— При старом царе Лота в городе любили и уважали. А вот при новом… Он тоже на людях говорит, что они друзья, но ходят слухи, что Лот его очень сильно раздражает — своими обличениями нравов горожан и вообще слишком свободным поведением в царском дворце. Последнее время его туда уже и не зовут. Горожане же тоже перестали выказывать ему уважение, напротив, пошли разговоры, что чужак из маленького варварского племени слишком большую власть имеет в этом городе. Всё это, насколько я понял, копилось долго, но вчера прорвалось.
Даму помолчал и продолжил.
— Обычай дани плотью появился пару лет назад, но распространяется все больше, хотя власти делают вид, что ничего такого нет. Некоторые стали считать, что любой чужак, пришедший в их город, обязан предоставлять местным жителям своё тело для утех в любое время, когда те того потребуют. Никаких законов на этот счёт, конечно же нет… хотя кто знает, может, и будут… Но такое случается всё чаще, хотя домогательствам подвергается не всякий гость города. И вот вчера разнёсся слух, что в доме Лота появились два пришельца невероятной красоты. Группа юношей из одного дома развлечений, о которых я говорил, опьянённые пивом и маковым настоем, решили потребовать дани плоти с этих пришельцев. Пока они шли к дому Лота, к ним присоединились и другие праздношатающиеся мужи содомские.