— Жрец намерен убить тебя. И меня, — как-то заявила ему Арэдви в своей обычной прямолинейной манере.

— Я знаю, — ответил Бхулак. — Если Шамью изберут райжой, он этого не допустит.

— А если не изберут?

— Тогда нам придётся драться. Или бежать.

Арэдви промолчала, как всегда, когда не имела возражений.

…Церемония шла свои чередом. Уже Прамарая вместе с Шипхой, облачённых в полный доспех колесничих, положили в бревенчатую, обложенную глиняными кирпичами, домовину, уже разложили в ней их оружие — копья, луки и стрелы, топоры и булавы, щиты, ножи и кинжалы. Всё это сломали или согнули — ведь мёртвым надлежит владеть лишь мёртвыми вещами… Уже погребли в яме под камерой колесницы райжи и его сына, убив и положив по паре сильных лошадей к каждой. Потом сверху на камеру водрузят коровьи, бараньи и козьи туши, копчёные окорока диких кабанов, сосуды с камусом, мёдом и брагой, мешочки с зерном диких злаков, сушёными ягодами и тростниковыми корневищами — покойные в загробном мире не должны страдать от голода.

Потом ещё умертвят и несколько собак — они будут лежать вне гробницы, охраняя её от злых людей и духов.

Наступала часть похорон, которую Бхулак ожидал с тоской — за райжой в мир Йамы отправляли его челядь. Правда, здесь этот обычай, который Бхулак ненавидел уже очень давно, соблюдался довольно скромно. Во всяком случае, ничего похожего на массовые убийства, принятые в Ханаане или на дальнем востоке, здесь не творилось. Просто людей тут было гораздо меньше, соответственно, и человеческая жизнь ценилась выше. Однако несколько человек положить вместе с райжой считалось необходимым.

Они стояли тут же, небольшой группой, с видом понурым и обречённым — в основном рабы-дасы, несколько мужчин, женщин… и детей. Из них главный брам должен был божественным наитием выбрать трёх-четырёх, которых положат вместе с покойными в домовину. Аргрика уже хищно всматривался в них, потом ткнул в крепкого молодого парня, девушку, отрока-мальчика и маленькую девочку. Бхулак заметил, что, когда жрец выбрал девицу, Шамья вскинулся и устремил на Аргрику яростный взгляд, а брам на это, вроде бы, мимолётно усмехнулся. Бхулак знал эту девушку — она прислуживала в доме райжи. А ещё он несколько раз видел, как она вечером проскальзывала в комнату Шамьи…

Младшие жрецы схватили избранных и подтащили к могильному жерлу. Те, впрочем, совсем не сопротивлялись — видимо, смирились со своей участью, а может, были и опоены отваром дурманных трав. Жертв поставили на колени перед Аргрикой, который уже взял в руки боевой топор — узкий и смертоносный, но приступать к жертвоприношению почему-то медлил.

— Аргрика, ты обещал… — услышал Бхулак голос Шамьи и поразился звучавшему в нём едва сдерживаемому гневу. Таким он этого спокойного и рассудительного молодого мужа ещё не видел — лицо его побледнело и исполнилось напряжением, словно перед боем, рука судорожно сжимала древко копья. Заволновались и стоящие за своим колесничим воины.

— Я обещал, Шамья, что не принесу в жертву убийц нашего райжи, — заговорил Аргрика, вроде бы, негромко, но из-за вдруг наставшего всеобщего молчания слышно его было прекрасно. — Но Прамарай и Шипха не могут явиться к Йаме без свиты. И я не обещал тебе не отправлять с ними женщину-дасью, а если ты так подумал, то ошибся…

Шамья, казалось, хотел броситься к жрецу, но остановил себя усилием воли.

— Однако есть способ оставить её пока в этом мире. Дасьи останутся в живых… — продолжал между тем брам, и лицо молодого колесничего осветилось надеждой, а Аргрика на несколько секунд замолк, наслаждаясь напряжённым вниманием.

— …Если с Прамараем и его сыном уйдут их убийцы! — выкрикнул он вдруг и напряжение толпы разразилось глухим гулом.

— Нет! — заревел Шамья, но остальные воины, похоже, не слишком поняли суть происходящего, отчего пребывали в растерянности.

Конфликт вспыхнул нежданно — Бхулак уж решил было, что похороны пройдут без особых происшествий. Сработал не слишком тонкий, но коварный и действенный план жреца, успокоившего всех противников и вдруг нежданно заявившего свои истинные намерения. Хотя Бхулак знал, что в жертву их не принесут — сначала сам Аргрика умрёт от руки Арэдви. А потом умрут ещё многие — и в конце концов они сами: даже машина-убийца не может сражаться со всей варой.

Шамья, возможно, и поддержал бы их, но вряд ли его воины выступят против жрецов — сейчас, когда они стояли в растерянности и не знали, что делать, это было очевидно. Конечно же они не станут устраивать ради двух чужаков резню внутри клана…

Аргрика бросил приказ младшим жрецам, и те устремились к паре, чтобы схватить её.

— Бхулак, не двигайся, — произнесла Арэдви.

Она тоже стояла неподвижно, а он почувствовал по всему телу лёгкое покалывание. Посмотрев на свои руки, он увидел, что они окружены голубоватым сиянием, которое становилось всё сильнее, переходило на плечи и, наверное, на голову. При этом он не ощущал от происходящего неудобства, даже некоторый подъём.

Мгновение спустя он уже полностью стоял в столбе голубого свечения, скрывшего от глаз людей.

— Индра-бог отметил его братом своим Агни! — услышал он громкий возглас Шамьи. — Он не может быть жертвой!

— Прамарай тоже стоял перед нами в пламени Агни и не горел, — в голосе Аргрики ощущался скрытый страх, но и злость тоже. — А теперь он мёртв… Индра показывает, что эта жертва угодна ему! Хватайте их!

— Вытяни руки, — услыхал Бхулак Арэдви и сделал, как она сказала.

Между его ладонями стал формироваться сияющий сгусток, который тут же превратился в шар, полетевший в сторону бегущих к нему жрецов. Достигнув их, он с грохотом взорвался, разбросав людей, словно деревянные фигурки.

Собравшиеся сначала застыли от неожиданности и ужаса, потом несколько человек бросились к поверженным жрецам — некоторые из них оказались обожжены, но большинство просто оглушены.

Бхулак, для которого произошедшее тоже было неожиданно, тем не менее понимал: сейчас нужно что-то сказать людям, и прозвучать это должно убедительно. Потому и заговорил, пока все ещё не отошли от шока:

— Индре не угодна эта жертва, — произнёс он твёрдо, не выдавая волнения, которое испытывал. — Агни сошёл на меня, чтобы вы знали это. Индра не хочет, чтобы сегодня кто-то уходил с райжой и его сыном. Сегодня больше никто не умрёт.

Но Аргрика явно пока не собирался сдаваться.

— Ты не арий! — выкрикнул он. — Ты можешь умереть! И твоя женщина тоже!

— Я родился от народа ар, — провозгласил Бхулак. — Я охотник и воин, а зовут меня Гопта.

Как обычно, он перевёл на местный язык своё имя. Было видно, что жреца эта речь совсем не убедила, но тот понимал, что собрание уже явно было на стороне Бхулака. К нему пододвинулся Шамья со своими воинами, да и прочие выражали явное одобрение его словам.

— Я вижу волю богов, — склонился главный браман. — И я ей повинуюсь. Прамарай и Шипха уйдут к Йаме без слуг.

Он дал знак своими пришедшим в себя жрецам продолжать церемонию. Ему поднесли сосуд с саомой, и брам принялся торжественно потреблять священное зелье под щёлкающий ритм глиняных барабанов и заунывную мелодию флейт. Осушив чашу, жрец завёл речитативом гимн богу Агни:

Царь жертвенной соломы, жрец посередь дома,

Бича повелитель, Агни, принести готовый

Жертву обоим мирам…*

Судя по всему, на возбуждённую только что произошедшими чудесами толпу священнодействие не производило обычного впечатления: собравшиеся внимали вполуха, всё время перешёптываясь. Тем не менее браман продолжал:

Прими возлияния жертвенные, дары людей!

Царь дерева, чей жар наисильнейший, в венце из спиц,

Вспыхнул, разросся, как бич возницы в пути…*

Таинственные слова древнего моления богу Агни, чьё могущество люди только что видели здесь и сейчас, в конце концов захватили их и втянули в сакральное действо. Голос жреца достиг пика напряжения — саома уносила его душу в божественные чертоги.