С этим Бхулак, уже достаточно разобравшийся в здешней ситуации, был совершенно согласен. И поскольку, как он знал, именно такое развитие событий желательно Поводырю, полагал своим долгом тому противиться. Но жрецу он говорить об этом тоже не станет.

— Что же делать? — спросил он вместо этого.

— Оставить склоки, объединить вары Страны городов и дать отпор нагам! — убеждённо ответил брам.

— А зачем ты говоришь это мне? — резонно спросил Бхулак.

Он и правда не понимал — обстоятельства сложились так, что они с Аргрикой стали несомненными врагами.

Тот помолчал, похоже, собираясь с мыслями, и продолжал:

— Я надеялся, что такое деяние сумеет совершить Прамарай. Особенно когда на нём почила длань бога — потому что сделать это без помощи богов немыслимо. Но Прамарай умер, а длань бога — или кого-то ещё, не менее сильного, есть и на тебе. Я не люблю тебя, Гопта, и я тебе не верил. Ты мог оказаться шпионом лесовиков, враждебного клана и даже иргов. Но я всё это время присматривался к тебе — да, есть люди, которые рассказывают мне о каждом твоём шаге…

Бхулак ничуть не удивился этому откровению.

— Ты, несомненно, был вождём, — продолжал Аргрика. — И ты всё ещё можешь им стать. Ты могучий воин, убивавший иргов — я проверил эту историю, и она правдива. Среди воинов Аркаина мало таких, кто встречался с ними в бою, и ещё меньше их убивавших.

Гадая, с чего это жрец разразился всеми этими славословиями, Бхулак осторожно произнёс:

— Это правда — я иногда возглавлял воинов, и я часто сражался, с иргами тоже. Но что тебе до всего этого?

— По нашим законам ты вайша, — сказал браман, пропустив вопрос мимо ушей. — Но и вайши изредка могут стать кштари. С тобой это произойдёт, если клан Медведя примет тебя, и ты заново родишься в нём.

— Зачем? — спросил Бхулак, по-прежнему гадая о резонах жреца.

— Чтобы ты стал райжой клана, конечно, — ровным голосом ответил тот.

— Зачем тебе это, Аргрика? — изумился Бхулак совершенно искренне.

— Потому что больше некому, — мрачно отвечал жрец.

— А как же Шамья?

— Нет! — резко бросил Аргрика. — Пока я жив, нет.

— Почему же?

— Его девка-дасья… Она колдунья, я знаю. Ты мне не дал избавиться от неё, но, если теперь Шамью изберут райжой, она впустит дикарей в вару. А даже если нет, Шамья не станет их убивать.

— Я тоже не стал бы, будь я райжой, — возразил Бхулак. — Если бы они напали, я бы дал им отпор, если бы восстали рабы, я бы их наказал. Но специально истреблять их я не хочу — в мире жить лучше всем.

Жрец взглянул на него довольно злобно.

— Но ты же, по крайней мере, не откроешь перед дикарями ворота вары? — спросил он.

— Нет, конечно, — пожал плечами Бхулак. — Но я не райжа и не стану им.

— Прамарай бы не думал над этим, — заметил Аргрика. — И он убил бы всех дасов.

— Я не Прамарай.

Брам опять замолк. А Бхулак быстро раздумывал над новой ситуацией. В чём-то она ему очень не нравилась — жрец явно темнил. Но всё же…

Он думал над этим и теперь, слушая щебет птиц и вдыхая крепкий запах нагретой летним солнцем сосновой смолы. Намерения Аргрики, вроде бы, вырисовывались: как брам, он имел право временно возглавлять вару, но стать верховным райжой всех кланов Страны городов не мог никак. Прамарай стал бы орудием в руках изощрённого служителя богов. А вот Шамья — нет, и дело даже не в его женщине, просто молодой воин казался слишком умным и независимым.

Что же касалось прочих претендентов, тут Бхулак тоже склонялся к мнению Аргрики — никто из них на роль объединителя арийцев не подходил. Разве что второй колесничий, Шавас, но этот слишком стар — скоро встретит пятидесятую зиму. Более же молодые колесничие и правда большими способностями не отличались. Встав во главе Аркаина, они продолжат привычные склоки с остальными варами, да ещё разведут раздоры внутри самого клана — ведь каждого из них поддерживало слишком мало воинов, и клан Медведя просто распадётся на мелкие враждующие группы.

А вот Бхулак мог быть принят всеми: он не имел поддержки ни у кого, но в целом к нему относились благожелательно. Сам же он, не будучи членом какого-то рода, станет относиться ко всем одинаково. То же должно сыграть и при возможном объединении Страны городов: он ведь не имел тут истории старинных семейных обид и кровной мести с другими кланами.

Очевидно, Аргрика рассчитывал, что именно из-за этого он станет за спиной нового райжи руководить всеми делами объединения. Но тут жрец просчитался. Во-первых, Бхулак уже достаточно хорошо знал тонкости местной ситуации и продолжал их узнавать, имея в подобных делах тысячелетний опыт. А во-вторых, он знал и понимал, как строились и развивались общества арийцев на протяжении многих веков. Конечно, они сильно отличались друг от друга, но какие-то вещи в них останутся навсегда. Бхулак, что бы ни думал по этому поводу главный брам, вовсе не был среди этих людей несведущим чужаком.

Оставался вопрос: стоит ли принимать ясно высказанное предложение Аргрики. И Бхулак уже решил, что стоит: это его народ, и он за него в ответе более, чем за остальные народы мира людей. А теперь ему грозила опасность не только от иргов, опасность, о которой ничего не ведал жрец: летящая над ними машина-убийца, безумный Улликумми… Защитить своих людей от неё Бхулак почитал своим долгом.

Впрочем, жрецу он всё равно нисколько не доверял — однако дело теперь не в нём.

В рощице раздался неясный звук, привлекший внимание Бхулака и заставивший его насторожиться. Прислушавшись, он, однако, не уловил ничего больше и вновь погрузился в размышления.

Конечно, надо ещё «родиться вторично». Бхулак не раз проходил этот обряд в разные времена, у разных племён и народов — нигде это действо не казалось особенно приятным или лёгким. В Аркаине ему придётся провести ночь в кадке, заполненной водой пополам с медвежьим и коровьим жиром — скорчившись, как младенец в утробе. Поутру главный брам произнесёт над ней те же молитвы, что и над роженицей, «новорожденный ариец» вынырнет из неё на белый свет, и жрец «даст» ему имя — конечно, Гопта. Потом предстоит ещё пир, на котором старшие воины клана сцедят по капле своей крови в чашу хмельного мёда, окунут туда острия своих кинжалов, а одна из женщин вары добавит грудного молока. Бхулак же должен будет тоже окунуть туда кончик оружия, прибавить к напитку свою кровь и выпить.

Но здесь, слава богам, не требуется совокупляться с главной жрицей, как в Аратте.

Арэдви, как женщине, обряд этот проходить не нужно — иначе бы впервые в лоно человечества вошло механическое существо…

Теперь Бхулак не сомневался: под чьей-то ногой хрустнула сухая ветка или шишка! Под человеческой ногой. Не меняя расслабленной позы, он изготовился к рывку и незаметно положил руку на меч. Одновременно напряг все свои чувства, пытаясь понять, откуда исходит опасность — а о том, что это именно опасность, кричало всё его существо.

Довольно скоро он определил место, откуда звук исходил, — густые заросли папоротника неподалёку. Там был человек — или люди. И они внимательно наблюдали за ним.

Приняв решение, Бхулак резко прянул в сторону и перекатился под защиту валуна, ожидая, что по тому месту, где он только что сидел, клацнет наконечник стрелы. Однако этого не произошло. Напротив — в папоротнике раздался удаляющийся шорох, словно кто-то быстро отползал.

Подождав несколько минут и не услышав ничего, Бхулак вскочил и одним прыжком оказался под прикрытием колесницы. Кони покойно щипали траву, что говорило об отсутствии опасности. Тем не менее Бхулак снял с колесницы копьё и щит, прикрылся им и, прячась за стволами сосен, стал приближаться к месту, откуда за ним следили.

Но оно уже пустовало — хотя его, несомненно, только что покинули люди. Двое — определил Бхулак по следам. Они лежали в папоротнике, наблюдая за ним, а когда поняли, что он их заметил, скрылись — хотя вполне могли подстрелить его, или, по крайней мере, попытаться это сделать.