— Началось, — выдохнул Заратахша. — Пойдём, Шупан, нам придётся драться. А ты, благословенный, ожидай здесь.

— Я буду просить богов о вашей победе, — сказал царь.

На первом этаже дома арийцы разбирали оружие. Бхулак тоже подобрал для себя шлем из кожи и меди, толстую войлочную, обшитую бронзовыми бляхами, защитную накидку, взял копьё, щит, кинжал и топорик.

Конечно, не очень высокий глиняный дувал вокруг посольского подворья ничуть не походил на циклопические стены внутреннего города. Однако и он был способен какое-то время сдерживать нападавших. При условии, что его защищают умелые и доблестные воины — такие, как степные арийцы.

— Я защищу тебя, — он не видел, как за его спиной появилась Арэдви.

Представив, как она на виду у всех сражается с мятежниками своими колдовскими методами, он покачал головой.

— Защищай царя, — сказал он.

Она без слов удалилась в дом.

— Это ведь и правда Святой человек? — спросил он Заратахшу, когда они быстро шли к стене.

— Он показал мне царскую печать, — ответил тот. — И… один из дворцовых слуг, который видел его без маски, подробно описывал мне, как он выглядит. Да, это он.

Бхулак не сомневался, что жрец всё тщательно взвесил перед тем, как признал царя. Да и сейчас у них имелись дела куда более серьёзные, чем личность сидящего в доме мальчика. Враги уже шли в атаку — разгорячённые кровью и насилиями, опьянённые вином и коноплёй мятежники, поддерживаемые наёмниками Мелуххи. Эти держались позади, обстреливая защитников из коротких луков и духовых трубок, кидая в них издали камни из плащей и дротики.

Атакующие забрасывали на стену верёвки с крючьями, запрыгивали на неё при помощи шестов. Первых прорвавшихся арийцы тут же убили, но штурмующих было гораздо больше, чем защитников.

Бхулак быстро взбежал по приставной лестнице на стену. Зрелище отсюда открывалось мрачное и величественное: под набухшими предгрозовыми тучами по столице разливалось чёрно-багряное зарево пожара, бегали и орали сотни размахивающих факелами врагов — словно злые духи хлынули в наш мир из своих мрачных пространств.

Но он видел такое уже множество раз, потому без слов и особенных эмоций занялся привычной работой. Перед ним появился вопящий оборванец, размахивающий шипастой палицей — такие тёмные личности кишели в посадах Марга, промышляя мелким воровством и попрошайничеством. А этот яростно скалил зубы, вращал глазами и был весь залит кровью — явно не своей. Бхулак щитом отразил удар его дубины и насквозь проткнул врага копьём.

Перед рассветом сражение шло уже во дворе — нападавшие пробили хлипкую стену брёвнами и большими камнями и теснили защитников к дому. Копьё Бхулака осталось в чьём-то теле, щит был напрочь разбит, он отбивался топориком и длинным кинжалом. Они были скользкими и липкими от крови, и он с сожалением вспоминал свой оставшийся дома прекрасный меч.

Самого его несколько раз ранили, но раны уже затягивались. А вот многие арийцы пали — по большей части от отравленных дикарских стрел. Если бы не поддержка млеххских наёмников, степные воины давно бы уже разогнали плохо вооружённый городской сброд.

Однако теперь, кажется, дело шло к концу — израненные и истощённые защитники откатились почти к самому дому, который в нескольких местах уже занялся огнём. Оставшиеся в строю воины задыхались от запаха гари и дыма, обливались потом в застойном тяжёлом воздухе душной ночи.

Но тут Бхулак почуял резкое дуновение, остудившее разгорячённое лицо — это был порыв ветра с севера. И с ним до его обострённого слуха донеслись трубные звуки. Они всё приближались, к ним прибавился топот множества копыт, грозное ржание и грохот колёс. Теперь это услыхали уже все сражающиеся, которые на мгновение оставили бой и прислушались.

Вместе со звуками десятков боевых рогов на страну Маргуш обрушился боевой клич арийцев:

— Ар-ра! Ар-ра!

— Они идут, идут! — раздался громовой голос Заратахши.

Жрец в разеваемых ветром одеждах, размахивающий окровавленной булавой, походил на беспощадное к врагам божество.

— Ар-ра! — подхватили клич воины во дворе и с новыми силами бросились в атаку.

Отозвались небеса: в них оглушительно громыхнуло, молния рассекла чернеющее небо от края до края. Вниз, на землю людей, хлынули бурные небесные воды.

Мятежники дрогнули и побежали, но за стенами на них налетели невиданные прежде в этих краях чудовища — люди верхом на лошадях, которые дико ржали, хватали бегущих зубами, били копытами, а воины сверху кололи копьями, били тяжёлыми булавами и клевцами на длинных древках. Всадников было немного, но за ними в ночи возникли тени множества колесниц, которые носились туда-сюда, а воины с них расстреливали мятежников и млеххов из луков, метали копья и дротики.

Это и была та самая помощь, которую ждал, но не верил, что она придёт вовремя, Заратахша, о которой знал Бхулак и — откуда-то — машина по имени Арэдви. Помощь, за которой заотар послал своего ученика Спитаму Аиряшу и которую тот привёл.

Младший жрец больше совсем не походил на робкого юнца — могучий молодой воин в накинутой на плечи шкуре барса, со щитом и окровавленным копьём в руках, ловко восседал на мощном чёрном жеребце.

— Приветствую тебя, почтенный Шупан! — закричал Аиряша при виде Бхулака, выскочившего из ворот подворья в погоне за в панике разбегающимися врагами.

— Что нового на севере, всадники Аирйанэм-Ваэджа? — громко спросил тот.

— Я привёл сотню воинов клана Спитама, — отвечал юный полководец. — Мы неслись днём и ночью, чтобы поспеть вовремя. По дороге рассеяли толпу мятежников, которая шла к Маргу. За нами идёт наследник царя Веретрагна с другими кланами, больше тысячи воинов, они добьют оставшихся.

Наступало последнее утро этого года — хмурое и влажное, оглашаемое лошадиным ржанием, тоскливым воем собак, тревожным рёвом ослов и верблюдов. Ночной ливень потушил большинство пожаров в городе, только кое-где поднимался дым, но воздух полнился резким духом мокрой гари. И крови. Она была везде: уличная грязь порозовела от неё — как и вода в речных рукавах и ритуальных бассейнах. Долгие дни придётся пропускать их воду через пласты камыша и верблюжьих колючек, прежде чем паломники снова смогут благоговейно омываться в священных водоёмах.

Арийцы захватили город почти без сопротивления. Млеххские наёмники прекрасно понимали, что не в силах противостоять степнякам, и попросту отошли, а мятежники разбежались. Кто-то прятался в городе, в запутанных переулках посадов, кто-то — в мангровых зарослях дельты. Арийцы и городские стражники, выдержавшие ночью осаду толпы, ловили их и убивали на месте.

К вечеру, увидев, что степняки не чинят грабежей и насилий, мирные горожане стали вылезать на улицы. Всё-таки сегодня был великий праздник. Весть о чудесном спасении Святого человека достигла уже всех ушей, и народ выражал по этому поводу радость. Появилась снедь, заготовленная к новогодним торжествам, люди устраивались прямо на улицах, расстелив там ковры и выложив на них горы фруктов, лепёшек, варёного и жареного мяса, пива и вина всех сортов, сладостей… По улицам новь двинулись процессии танцовщиц и музыкантов — теперь не мрачно-колдовские, а просто весёлые. Несмотря на сгоревшие дома и непогребённые ещё трупы, прерванный ночью праздник продолжился с того же места. Таков уж был нрав жителей Маргуша, полагавших, что беды приходят и уходят, а вечное небо и солнце на них пребудут вовеки, и радовавшихся по этому поводу.

Но Бхулаку было невесело: он вёл тяжёлый разговор с Арэдви. После победы Заратахша забрал Святого человека, вновь закутанного в церемониальные одежды и в принесённой одним из слуг золотой маске, во дворец. А они молча отправились в дом Бхулака, который, к счастью, оказался не разграбленным.

Теперь стояли друг напротив друга в комнате. Девушка была совершенно спокойна и неподвижна. Бхулак по виду тоже, но в душе его всё кипело. Он злился, хотя понимал, что сердиться на машину смысла не было. На обе машины — и ту, которая стояла перед ним, и которая летала в небесах.