— А, юная протеже Василича! Помню-помню! Как жизнь? Как младое поколение? Что-то он меня совсем не навещает, видно, давно не нужно было через полгорода ни за кем гнаться!

— Как раз сейчас практически это и нужно, — сказала я. — Мне нужно слежку наладить за одним человеком. Можете договориться?

— Ну, за определенную плату уж я как-нибудь тебе нужного птица-то найду, — хрипло засмеялся Аврелий. — Только учти, даже мои услуги по поиску контрагента обойдутся недешево, а там еще платить придется!

Мздоимство старого грача было мне известно, но ничуть не пугало: я догадывалась, что его с шефом связывали какие-то деловые интересы, а потому совсем уж бессовестно он меня обирать не будет.

Как я ошибалась! Мне пришлось торговаться полчаса, и только после этого Аврелий согласился вызвать главу птичьей бригады, занимающейся подобными заданиями, за вменяемую сумму — то есть сумму, которая не исчерпала бы весь бюджет расследования в первые же несколько часов!

Вызванный им посланец (Аврелий вылетел из магазина и передал сигнал через каких-то пичуг) даже явился быстро: им оказалась крупная галка, которая довольно сухо отрекомендовалась мне Михаилом.

— Просто Михаил, фамилии не нужно, — добавил он.

— Мне нужно проследить за одним человеком, — сказала я. — Иван Андреевич Вельяминов, проживает по адресу, — я назвала улицу и дом. — Вот его портрет.

С портретом было самое сложное: чтобы сделать его хотя бы вчерне, мне пришлось долго околачиваться на той же улице, ждать, пока Вельяминов приедет домой обедать. К счастью, мне повезло: Мягколап говорила, что в некоторые дни он заявляется только вечером.

Надо сказать, что наш объект отнюдь не походил на грозного учителя единоборств: это был лысеющий сутулый человек небольшого роста, который выглядел несколько старше своих лет, с настолько непримечательным лицом, что мне потребовалось извести три или четыре листа, чтобы нарисовать его похоже! И это при том, что обычно я делаю узнаваемые карандашные портреты быстро и с первой попытки.

Михаил склонил голову, разглядывая вырванный из блокнота листок.

— Не возьмемся, — вдруг сказал он.

— Что? — удивилась я. — Почему не возьметесь?

Я вспомнила, что и ведь за Таинственным таксистом птицы тоже отказались следить, но там у них был благородный предлог. Да и Василий Васильевич все-таки уговорил их помочь.

— Если дело в… — начала я.

— Неважно, в чем дело, — перебил меня Михаил. — Птицы за ним следить не будут. Хорошего дня.

И выпорхнул в маленькое квадратное окно под самой крышей лавки Чернокрылова, как будто тут его и не было.

Ну надо же!

— Вот так так! — поразился Аврелий. — Что это на него нашло? Чтобы Михаил да от дела отказался…

— Вы тоже не знаете, почему? — спросила я. — Вы ведь птица!

— Я-то птица, но ни к одной Стае не принадлежу, мне свобода больше по душе… Не знаю, но это уж и мое любопытство зацепило, барышня! Знаете что… оставьте-ка вы мне этот листок, а я, так уж и быть, за пять рублей выясню, почему это его Стаи так опекают!

— Полтора рубля, — тут же возразила я.

Похоже, все-таки недосбила цену, потому что Аврелий согласился немедленно.

Что ж, не с совсем пустыми руками я вернусь к шефу! Уже обнадеживает.

Расспросы, слежка за Вельяминовым, чтобы нарисовать его портрет, и последующие переговоры с грачом Аврелием заняли значительно больше времени, чем я думала. Когда я возвращалась на нашу улицу Нарядную, уже вечерело: солнце спустилось ниже по небосводу, тени удлинились. Рассеянный солнечный свет окутал зелено-золотой дымкой деревья, одетые молодой листвой. Я даже задержалась на крыльце, положив руку на кольцо, вдыхая красоту этого весеннего вечера. Чудесно!

Через пару месяцев у Васьки день рождения, нужно что-нибудь хорошее для него придумать…

Увы, стоило мне подняться в кабинет, как Василий Васильевич нарушил мое доброе расположение духа.

— Как успехи? — спросил он меня, подняв голову от лежащих на столе писем. — Надеюсь, вам удалось узнать имена хотя бы нескольких фигурантов, с которыми общался Вельяминов?

— Вы ожидали, что я это сделаю всего за один день? — меня аж покорежило от такой несправедливости.

— А чего ждать? — вздохнул Мурчалов. — Вам всего-то нужно было отправиться к школе боевых искусств, в которой он преподает, и проследить за тем, куда он оттуда ездит… или кто ходит к нему. Я подозреваю второе, потому что за Вельяминовым закрепилась репутация довольно успешного преподавателя, несмотря на то, что он совмещает тренировки с работой у Соляченковой. А такую репутацию не заработать, если постоянно отлучаться по делам.

Тут я густо покраснела. Такой очевидный вариант даже не пришел мне в голову!

Пришлось каяться и рассказывать шефу, как я попыталась вместо этого нанять для слежки за Вельяминовым птиц и как у меня ничего не получилось.

— Ну что ж, не такой плохой вариант, если бы только вы сначала подумали головой, — довольно кисло произнес шеф. — Как я вам уже говорил, крайне маловероятно, что Вельяминов тратит много времени в разъездах! Тем более, что у него есть такая удобная контора, где можно принимать кого угодно… Уж про его-то школу вы, надеюсь, выяснили?

До сих пор я понятия не имела, что у Вельяминова есть какая-то школа, но торопливо закивала. Выглядеть перед шефом совсем неумехой мне не хотелось.

Подумать только, а я-то так гордилась успешным интервью со служанками! Хотя по сути я ничего не узнала, только подтвердила то, что уже рассказала нам Ксения Мягколап. Кстати о Ксении Мягколап…

Я поколебалась, не зная, спрашивать ли об этом. Но мне действительно было интересно! Кроме того, вертелось в голове одно соображение, связанное с тем, что я наблюдала в кухне у Вельяминовых… И кроме того, таким образом я могла отвлечь Мурчалова от расспросов.

— Шеф, — проговорила я, — а во всех семьях, где генмоды служат в качестве любимцев, с ними обращаются как с домашними животными?

Шеф, казалось, совершенно не удивился моему вопросу.

— Почти во всех, — сказал он. — И не думайте, что я не заметил, как вы ушли от темы вашей недостаточной компетентности!

— Но… почему? — поразилась я. — Ведь та же Ксения Олеговна… Она и выглядит как разумная, и говорит почти как человек, и даже ведет себя…

Василий Васильевич вздохнул.

— Что ж, полагаю, большинство приемных или родных родителей не говорят об этом с подопечными, но… Вы когда-нибудь раздумывали о проституции?

— Что⁈ — я была шокирована. Неужели шеф считает меня настолько безнадежной в качестве помощницы сыщика, что мне одна дорога — на панель⁈

Я не удержалась и спросила это вслух.

Мурчалов зашипел.

— Не говорите глупости! Я имел в виду совершенно другое — вы никогда не задумывались, почему проституция настолько сильно порицается обществом?.. И садитесь, что вы стоите, как первоклашка, вызванная к директору!

Я послушно опустилась в кресло напротив стола шефа, которое предназначалось для посетителей. Кресло это удобное, гораздо лучше того стульчика, сидеть на котором обычно приходится мне. Что характерно, когда шеф восседает на своем месте на столе, с этого кресла гостю приходится смотреть на него снизу вверх. Со стороны особы длиной полметра, а высотой и того меньше, это серьезное достижение!

— Мне всегда казалось, что проституция порицается, потому что ее порицает религия, — осторожно проговорила я.

— И да и нет, — вздохнул Мурчалов. — То есть в точности вам не скажет никто: к сожалению, к общественным наукам нельзя подходить с тем же строгим мерилом, что и к математическим… Но известны общества в прошлом, где христианство или ислам не были довлеющими, и там проституция тоже не являлась… скажем так, особенно уважаемой профессией. За исключением, быть может, куртизанок самого высшего уровня, но они даже здесь и сейчас являются исключением!

Я кивнула, все еще не очень понимая, к чему шеф клонит.

— Видите ли, — проговорил шеф, — не так важно, является ли плотская любовь запретным плодом… Важно то, что люди, которые сдают в аренду кому-то другому свое тело, тем самым как бы отказываются от права на него. Они будто бы позволяют делать с собой что угодно… во всяком случае, так это видят многие клиенты. Именно за этим к ним и идут. Это хуже, чем если бы генмод взялся совокупляться с неразумным зверем ради удовольствия! — добавил Мурчалов с неожиданной страстью.