В реестре живописных работ, которые ведет Канцелярия от строений в церкви Петергофского дворца в 1750–1751 годах, уже появляется имя Ивана Титова. Пятьдесят два изображения, помимо икон иконостаса, принадлежали кисти своеобразной артели вольных живописцев – Мине Колокольникову «с товарищи». Среди «товарищей» находился Иван Титов. «Артельщики» усиленно трудятся и в Большом Царскосельском дворце. Снова церковь – от настенных росписей до икон. Зеленая столовая – живописные панно-вставки над зеркалами с мифологическими сюжетами. Сам Мина Колокольников написал «Полифема, поражающего камнем». Опочивальня – десюдепорты, представляющие помещавшиеся над дверями композиции с фигурами по оригиналам французского гравера Найе. Этой комнатой в качестве спальни пользовались вслед за Елизаветой Екатерина II, Александр I. Зала, в которой находилась парадная лестница. Реестр, учитывающий каждый рабочий день каждого живописца, свидетельствовал, что работал здесь Иван Титов в мае – июне 1755 года, прогуляв за два месяца всего один день.

Мастерство Ивана Титова хорошо знакомо Канцелярии от строений. Его запрашивает, составляя список необходимых помощников, известный итальянский мастер-декоративист Антонио Перезинотти. Судя по жалованью – восемь рублей в месяц, – Титов ставится в один ряд с наиболее способными живописцами команды, как Алексей Бельский, который через считаные годы станет одним из руководителей работ, или Иван Фирсов, автор картины «Юный живописец», получивший в дальнейшем возможность совершенствоваться в Париже.

Постоянная работа, постоянное, почти регулярно выплачиваемое жалованье и... конфликты. Вольные живописцы любой ценой уклонялись от вызовов Канцелярии от строений. «Артельщики» же Мины Колокольникова отличаются особенным упрямством. В борьбе с ними канцелярии приходится даже прибегать к помощи полиции. Слова документа тех лет говорят сами за себя: «Промемория. Ее императорского величества ис канторы строеней села Царского в главную полицымейстерскую канцелярию по имянному ее императорского величества указу повелено разного звания художества мастеровых в том числе и живописцов всех команд также и волных в царское село для самонужнейших работ исправления немедленно собрать а понеже живущей в санкт петер бурхе на петербургской стороне волной живописец Мина Колокольников от посылки ево в царское село укрывается которой и поныне не сыскан: того б ради во исполнение имянного ее императорского величества указа главная полицымейстерская канцелярия определила означенного живописца Колокольникова немедленно сыскать и за караулом в кантору строений села царского прислать ибо в повеленных от ее императорского величества живописных работах обстоит ныне крайняя нужда...»

На этот раз сыскали и доставили вместе с остальными «артельщиками». В другой, может быть, потому что нужда в рабочих руках была менее острой, махнули рукой. Самим же «артельщикам» несравнимо выгодней заниматься частными заказами, не подвергаясь кабале почти казарменного распорядка жизни казенных художников. Был ли среди их заказчиков Бестужев-Рюмин? Мог быть. Незадолго до ареста и указа о смертной казни он занят переделкой своего петербургского дома. Парадному портрету кисти Токе предстояло украсить обновленные покои. Кто знает, не имел ли в виду предусмотрительный дипломат прихода к власти той, которая должна была вполне оценить его преданность, если не сказать дальновидность. В таком случае приведенный в порядок дом пришелся бы как нельзя более кстати. Что же касается художников для необходимых работ, то расчетливый канцлер, никогда не отличавшийся широтой натуры, явно предпочел местных мастеров, тем более что они занимались росписями в императорских дворцах и, значит, дело свое знали.

Но существовало более определенное свидетельство знакомства Бестужева с «товарищами» – имя Ивана Титова на иконах иконостаса Климентовской церкви на Пятницкой улице Москвы. Городская перепись свидетельствовала, что именно в климентовском приходе находились наследственные палаты «боярина» Алексея Петровича Бестужева-Рюмина. Только и этого мало. Рядом с Иваном Титовым фигурировали все те, кто копировал его бестужевский портрет, – Артемий Бутковский, Федор Родионов, Федор Мхов... О случайном совпадении не могло быть и речи.

Великий канцлер Российской империи имел отношение к одной из самых загадочных московских церквей.

– Должен признаться, это совершенно фантастическая история: царевич Алексей бежал из России!

– И как раз в то самое время, когда отец со всем двором находится в тех же западных странах.

– Ничего мудреного: отсутствие двора и высоких сановников, выехавших с царем, должны были облегчить осуществление его плана. Однако сам по себе план очень рискован.

– Но теперь положение императора Петра значительно осложнится.

– Еще бы! Хотя Россией заключены договоры с Пруссией и Францией, которые будут, конечно, на стороне Петра. И все же я попрошу вас попытаться восстановить во всех подробностях ход событий – это важно для выяснения связей наследника престола.

– Начало надо отнести ко времени смерти кронпринцессы. Собственно, еще при ее жизни наследник завел любовницу, предложенную ему его бывшим учителем неким Вяземским, пленную шведку Ефросинью.

– Сын идет во всем по стопам отца!

– Никакие угрозы Петра не могли заставить Алексея отказаться от Ефросиньи, а царь старался избежать громкого скандала, имея в виду беременность кронпринцессы. После рождения внука и смерти кронпринцессы царь категорически потребовал от сына или изменить образ жизни, отказаться от Ефросиньи и своих друзей, или уйти в монастырь.

– Надо полагать, ни о каком монастыре царевич не собирался и думать.

– Тем более о потере Ефросиньи. Мнимая покорность обманула отца, и Петр со своим двором выехал 27 января 1716 года из Петербурга в Данциг.

– Царевич получил полную свободу действий?

– И в полной мере ею воспользовался. Однако новое письмо от отца, грозившего расправиться с ним как с государственным преступником, побудило царевича не медлить. Он решил бежать вместе со своей любовницей.

– При том надзоре, который за ним существовал?

– Ничего удивительного. Он обманул своих сторожей, направившись по тому самому пути, по которому несколькими месяцами раньше уехал его отец: через Данциг.

– Иными словами, кто-то не догадался о его истинных намерениях, а кто-то и помог в их осуществлении.

– Само собой разумеется. Подобного рода препятствия не преодолеваются в одиночку. Короче, в то самое время, когда Петр с супругой находились в Шверине, царевич Алексей с любовницей прибыл в Вену и заручился поддержкой императора Карла V. Как плохо ни складывалась его жизнь с кронпринцессой, покойная была родной сестрой супруги императора: венский двор взял русского наследника под свое покровительство.

– Но царевич не остался в Вене?

– Это было бы во всех отношениях неудобно. Ему был предложен в качестве места жительства замок Эренберг в Тироле. Алексей приехал туда 7 декабря, когда Петр прибыл в Амстердам. В начале мая следующего года царь доехал до Парижа, а его сын предпочел сменить Тироль на неаполитанский замок Сент-Эльмо.

– Никаких попыток переговоров с ним не предпринималось?

– Со стороны русского двора? Нет.

– Тем не менее посланники русского царя разыскали царевича.

– Но это произошло уже поздней осенью, когда царский кортеж вернулся в Петербург. До сих пор остается загадкой, что могло убедить наследника в личной безопасности и какие соблазны побудили его принять предложение о возвращении.

– А если предположить самое невероятное – любовницу?

– Что вы имеете в виду, милорд?

– Ее желание.

– Но сама она то ли шведка, то ли чухонка, во всяком случае пленная.

– Или подкуп.

– Очень возможно, что это близко к истине. Среди обещаний, данных царевичу от лица отца, фигурировало и разрешение жениться на Ефросинье, но только после пересечения русской границы.