Ее взгляд темнеет, и когда она устраивается надо мной, я обнаруживаю, что не могу отвести от нее глаз.

— Пусть будет по-твоему. Но чтобы ты знал, если я буду руководить шоу, то ты кончишь, когда я скажу, и ни секундой раньше. Понял?

Ну что ж, блядь.

Я беру ее за бедра и трусь о ее сладкую киску.

— Покажи мне все, что на что ты способна.

30

АСПЕН

Когда я переступаю порог родительского дома, мои руки угрожают отвалиться от тяжелых пакетов с продуктами, висящих на них. Не знаю, почему я решила, что могу готовить для всех. Я даже готовить то не умею. Но когда Остин позвонил и сказал, что у него есть потрясающие новости о ресторане, слова, казалось, сами собой слетели с моих губ.

В любом случае, сегодня я отвечаю за наше питание и очень серьезно отношусь к своей работе. Даже если им это не понравится, им лучше изобразить гребаные улыбки на своих лицах и сказать мне, как это чертовски вкусно.

У меня не хватает рук, чтобы закрыть за собой дверь, и мне ничего не остается, кроме как толкнуть ее задницей, и в ту секунду, когда стук двери эхом разносится по дому, я чуть не падаю.

— На пооооомощь, — стону я, едва способная переставлять ноги.

Смех разносится по фойе, и я поднимаю взгляд и вижу Айзека, прислонившегося к перилам лестницы.

— Ты не могла сходить дважды?

Мой взгляд в панике мечется влево-вправо, а сердце бешено колотится.

— Какого черта ты здесь делаешь? — говорю я себе под нос, когда он отталкивается от перил и шагает ко мне. Он осторожно забирает пакеты у меня из рук, оставляя меня ни с чем, кроме бутылки вина, и я крепко сжимаю ее, понимая, как сильно она мне может понадобиться.

— Ты думаешь, что Остин собирается сделать какое-то важное объявление и не пригласить меня?

Черт. Он прав.

Он наклоняется и прижимается поцелуем к моей щеке, как всегда делал в подобной ситуации, только на этот раз он позволяет своим губам задержаться, и мое сердце начинает бешено колотиться. Прошло всего несколько дней с той злополучной прогулки домой из бара “У Джо’, с заправки, с лучшего поцелуя в моей жизни и, конечно же, с его постели.

Будь моя воля, я бы никогда не покинула безопасность этой кровати. Тепло. Счастье. Шесть невероятных оргазмов, которые я испытала между тем судьбоносным поцелуем, изменившим мою жизнь, и моментом, когда я была вынуждена скатиться с кровати и тащить свою задницу обратно в свою квартиру, потому что мне нужно было на дневную лекцию. Я даже не думаю, что мы останавливались отдышаться, но это было все.

Услышав шаги в коридоре, Айзек отстраняется от меня и направляется вглубь дома моей семьи, надеюсь, к кухне со всеми моими продуктами, и, глядя, как он уходит, я начинаю по-настоящему паниковать. Как, черт возьми, я должна скрывать это от своей семьи? Одно дело, когда мы тайком встречаемся с Айзеком, когда у нас у обоих есть свои дома, но находиться в одной комнате, в окружении моей семьи? Черт. Я не знаю, способна ли я скрыть радость от любви на своем лице.

— Фу, — говорит Остин, проходя мимо Айзека и направляясь ко мне. — Кто тебя пригласил?

— Ты это сделал, придурок, — говорю я, и он закатывает глаза и неловко притягивает меня к себе в первое и, надеюсь, последнее странное объятие сбоку. Только он делает все еще хуже, когда целует меня в щеку.

— Ты же знаешь, что я люблю тебя, правда?

Я отталкиваю его от себя, уставившись на него с открытым ртом. Должно быть, он болен. Может быть, он подхватил что-то, пока его не было в городе.

— Что, черт возьми, на тебя нашло? — спрашиваю я, стирая его поцелуй со своего лица, как будто он мог каким-то образом отравить меня.

— Разве брат не может просто проявить немного привязанности к своей младшей сестре?

— Нет, — усмехаюсь я. — Ты ведешь себя странно. Ты скорее пукнешь на меня, чем проявишь привязанность. Что происходит?

Я задыхаюсь, мои глаза расширяются от ужаса.

— Вот дерьмо. Ты умираешь? Можешь оставить мне ресторан в своем завещании?

Остин закатывает глаза и тяжело вздыхает, а когда я ухмыляюсь и иду искать остальных членов семьи, он останавливается в фойе и притягивает меня обратно, заключая в крепкие объятия, а бутылка вина оказывается зажатой между нами.

— Я действительно рад, что с тобой все в порядке, — бормочет он. — Я чувствую себя дерьмово из-за того, что меня не было рядом с тобой в понедельник вечером. Не знаю, что бы я делал, если бы Айзек не нашел тебя вовремя. Мне так жаль, Аспен. Моей работой всегда было защищать тебя, и я подвел тебя.

Я вырываюсь из его объятий и одариваю его настоящей улыбкой, а не одной из обычных усмешек, которыми нам так нравится осыпать друг друга.

— Ты не подвел меня, Остин. Это была дерьмовая ситуация, и ты прекрасно с ней справился. Тебя не было достаточно близко, чтобы добраться до меня вовремя, поэтому ты позаботился о том, чтобы был кто-то другой, кто защитил бы меня так же яростно, как и ты. И он это сделал. Он все время разговаривал со мной по телефону и успокаивал меня. Он даже заставил меня сделать оружие из ручки, а потом выбил дерьмо из этого засранца. Ты все сделал правильно, и я так благодарна, что ты был рядом и ответил на звонок, когда я в тебе нуждалась.

— Фу, — говорит он, и его лицо искажается от отвращения. — Слишком много сентиментальности. Мне это не нравится.

— Ты первый начал.

— Ага, — усмехается он. — Напомни мне никогда больше так не делать.

Я закатываю глаза, и мы, наконец, выходим из фойе, оставляя это сентиментальное дерьмо позади. Когда мы проходим мимо гостиной на кухню, я обнаруживаю, что мама уже роется в моих сумках, а папа стоит рядом с ней, пытаясь сложить все это обратно.

— Привет. Руки прочь. Сегодня это мое шоу, — говорю я маме, подходя с другой стороны от нее только для того, чтобы получить от нее такие же крепкие объятия, может быть, даже крепче, чем у Остина.

— О, моя милая девочка, — говорит она, отказываясь отпускать. — Мне так жаль, что ты прошла через все это. Ты, должно быть, была так напугана.

Волна эмоций захлестывает меня, и я крепче прижимаю ее к себе, на мгновение не в силах выдавить ни слова из-за комка, образовавшегося у меня в горле. Несмотря на то, что прошло уже несколько дней и я долго разговаривала с ней по телефону, в материнских объятиях все еще есть что-то такое, что дает мне чувство безопасности, которого я никогда не смогла бы получить нигде больше, даже с Айзеком.

Ее рука блуждает по моей спине, и, когда я наконец начинаю обретать самообладание, я поднимаю взгляд. Поймав на себе пристальный взгляд Айзека, я вижу, что воспоминания о той ночи будоражат множество эмоций в нас обоих. Он выдерживает мой взгляд всего лишь мгновение, а затем неохотно отводит глаза, потому что, если бы он этого не сделал, я бы точно выдала нас.

Папа наклоняется и обнимает маму и меня, прежде чем поцеловать меня в висок.

— Ты правда в порядке, милая? — спрашивает он. — И даже не думай, чтобы лгать своему старику.

— Правда, — говорю я, вырываясь из их мертвой хватки. — Я в порядке. Я была немного потрясена, и ситуация определенно была не из лучших, но я в порядке. Скорая помощь увезла его в сопровождении полиции, и мы с Айзеком дали свои показания. Так что, если вы не против, я была бы очень признательна, если бы вы все убрали свои задницы с кухни, чтобы я могла приготовить нам всем потрясающий обед.

Мама закатывает глаза, а папа что-то бормочет себе под нос, и я вздыхаю с облегчением, когда они наконец направляются в гостиную. Только Айзек остается там, где и был.

— Эээээ. Неужели никто больше ни капельки не обеспокоен? — спрашивает он, заставляя маму, папу и Остина остановиться и оглянуться. — Аспен ни хрена не умеет готовить, и я не знаю, как вы, ребята, но у меня впереди напряженная неделя. Я не могу рисковать пищевым отравлением.

Моя челюсть практически отвисает до пола. Он не просто так это сказал.