— Вот, — наконец говорит он, протягивая мне напиток, над которым усердно работал. — Выпей это и подожди здесь, пока остынешь. Мне нужно встретиться с менеджером моего бара и выяснить, что происходит с нашим ассортиментом. Я буду максимум через десять минут. Как ты думаешь, ты сможешь так долго держаться подальше от неприятностей?

Ухмылка растягивает мои губы.

— Кто знает? Я чувствую себя немного… необузданной с прошлой ночи, — говорю я, подначивая его, и поворачиваясь, чтобы посмотреть на людей, которые пришли отлично провести вечер. — Возможно, мне придется найти кого-нибудь, кто прижмет меня к стенке в туалете.

— Черт возьми, — бормочет Айзек себе под нос. — Из-за тебя у меня будут неприятности.

Я оглядываюсь на него как раз вовремя, чтобы поймать его взгляд, прежде чем он поворачивается и уходит.

Итак, какого черта мысль о том, что я трахаюсь с каким-то случайным парнем, может навлечь на него неприятности?

Я смотрю, как он отходит, останавливается возле какой-то женщины и отводит ее в сторону. Она берет папку из-под барной стойки и начинает листать страницы, но я не могу не заметить, как часто взгляд Айзека возвращается ко мне. Пытается ли он присмотреть за мной, чтобы убедиться, что со мной все в порядке? Или убеждается, что я не сбежала с каким-нибудь незнакомцем и не трахаюсь на его танцполе? Могу только представить, что скажет на это Остин.

При одной мысли о моем брате я беру свой напиток и подношу его к губам, делая изрядный глоток, и с удивлением обнаруживаю, что он не так уж плох. Я продолжаю потягивать его, и пока я это делаю, мой взгляд задерживается на Айзеке, пока он работает. В своей темной рубашке на пуговицах он — идеальное воплощение женской эротической мечты. Она осталась расстегнутой вверху, демонстрируя идеальную форму его мускулистой груди, и каждый раз, когда мой взгляд опускается вниз и задерживается там, у меня начинают течь слюнки.

Он может быть греком или итальянцем, мы не знаем. В документах об усыновлении не было никаких подробностей, но ему нравится думать, что он какой-то греческий бог, так что мы всегда соглашались с этим. Каждый дюйм его тела совершенен. Он такой высокий, с широкими плечами и накачанными мышцами. Никогда еще мне так не хотелось вонзить в него ногти, а при тусклом освещении в клубе, освещающем рельефы его подтянутого тела, он просто восхитителен.

Мой напиток практически закончился к тому времени, как он возвращается к стойке, и, увидев мой почти пустой бокал, он убирает его со стойки и принимается за новый.

— Тебе понравилось, да?

Я улыбаюсь.

— Полагаю, твои навыки бармена не так плохи, как ты притворяешься.

Айзек ухмыляется, прежде чем протянуть мне мой новый напиток. Он берет еще один бокал и начинает готовить что-то для себя.

— Ты достаточно успокоилась, чтобы прикусить язык в присутствии своего брата? Потому что если нет, то мне придется сделать двойную порцию.

Я закатываю глаза.

— Я в порядке, — говорю я. — Кроме того, насколько я могу судить, похоже, Бекс вонзила когти в Остина. Если она продолжит так флиртовать, он даже не вспомнит, кто я такая.

Айзек смеется, и его взгляд задерживается на мне.

— Это невозможно, — бормочет он, прежде чем обойти бар и подойти ко мне. — Давай. Ты сказала, что хочешь напиться, и это именно то, что мы собираемся сделать.

Напиться с Айзеком? Можете на меня рассчитывать.

Мы возвращаемся к Остину и Бекс, и когда я подхожу к ним, то вижу, что Остин окидывает Бекс тяжелым взглядом, а она смотрит на меня со зловещей ухмылкой. Я нахмуриваю брови, гадая, что же такого могла натворить Бекс, чтобы заслужить такую враждебность со стороны моего брата. Она поворачивается к нему с ожиданием.

— Разве тебе нечего сказать?

Губы Остина сжались в плотную линию, и в его взгляде промелькнул гнев, когда он обратил свое внимание на меня.

— Прости, что был мудаком, — заявляет он. — То, что ты делаешь со своим телом, не мое дело, и я никогда не имел права подвергать это сомнению или заставлять тебя чувствовать себя плохо из-за этого.

Мы с Айзеком оба уставились на Остина, совершенно ошарашенные. Не думаю, что я когда-либо слышала, чтобы мой брат за всю свою жизнь искренне извинялся перед кем-то, кто не является нашей матерью.

— Какого хрена? — я краснею.

— И? — подсказывает Беки, прочищая горло и подталкивая Остина локтем.

Он тяжело вздыхает.

— И я надеюсь, ты сможешь принять мои извинения в виде шотов.

Моя челюсть падает, пока я по-прежнему пялюсь на моего брата.

— Ты заболел? — я задаю вопрос, торопливо шагая к нему и прижимая руку к его лбу. У него нет температуры.

— Я в порядке, — бормочет он, отталкивая мою руку и закатывая глаза. — Ты хочешь эти чертовы шоты или нет?

— Ухххх, конечно. Это вообще настоящий вопрос? Но я приму шоты в качестве извинения только в том случае, если ты действительно заплатишь за них, — заявляю я, вызывающе вздернув подбородок.

— Но я…

Я поднимаю палец, призывая его замолчать.

— Сказать бармену, чтобы он записал их на твой счет, когда ты чертовски хорошо знаешь, что Айзек обнулит его в конце вечера, не считается. Ты должен отдать эти холодные, жесткие деньги, брат.

Айзек смеется позади меня, его явно забавляет, как опускаются плечи Остина.

— Прекрасно, — бормочет он, и его взгляд возвращается к Бекс, словно ища какого-то одобрения. Я внимательно наблюдаю за ними, не понимая, как ей удалось так глубоко вонзить свои когти в него за такой короткий промежуток времени.

— А теперь, — объявляет Бекс. — Обними его.

Мы с Остином оба краснеем. Обнимашки? Она, должно быть, бредит. Не поймите меня неправильно, я люблю своего брата больше жизни, но мы подводим черту под проявлением любой формы физической привязанности. Его способ сказать мне, что он любит меня — это швырнуть меня на диван и сесть на меня своей задницей. Никаких объятий, конечно.

Остин вздрагивает и переводит взгляд на меня, прежде чем сделать движение, чтобы встать. У него такой вид, будто он только что случайно съел лимон. Он делает шаг ко мне, широко расставив руки, и выглядит так же испуганно, как и я, когда я смотрю на него тяжелым взглядом, скрещивая руки на груди.

— Если ты хотя бы подумаешь о том, чтобы обнять меня своими вонючими руками, Остин Райдер, я повалю тебя на пол так чертовски быстро, что ты даже не успеешь понять, в каком веке мы находимся.

— О, черт возьми, спасибо, — говорит он с тяжелым вздохом, отступая так чертовски быстро, что все это могло быть лишь в моем воображении. Он выдерживает мой взгляд, и в его глазах вспыхивает облегчение. — Это было очень близко.

— Расскажи мне об этом, — бормочу я, подходя ближе к бару. — Мне нужны эти шоты прямо сейчас.

— Сейчас, — говорит Остин, прежде чем привлечь внимание бармена, и, учитывая, что с нами Айзек, бармен сразу же обслуживает нас, несмотря на переполненные очереди, делая нас своими самыми ценными VIP-персонами на этот вечер.

Когда наши рюмки наполнены, я поднимаю взгляд на Бекс.

— Что, черт возьми, ты сделала с моим братом?

— О, ничего, — воркует она, и в уголках ее губ появляется ухмылка, а в глазах вспыхивает беззвучный смех. — Просто помогла ему увидеть ошибочность его суждений, вот и все.

— Я думаю, ты только что стала моим героем, — смеюсь я.

Бекс ухмыляется, и мгновением позже каждому из нас вручают по рюмке, и я с нескрываемым восторгом наблюдаю, как Остин лезет в свой бумажник и расплачивается. Айзек встает между мной и Остином, подхватывая последний шот со стойки.

— Вау, никогда не думал, что доживу до того дня, когда ты сам заплатишь за свою выпивку, — дразнит Остина Айзек, и смех подкатывает к моему горлу.

— Заткнись и пей, — говорит Остин, и с этими словами я подношу рюмку к губам и опрокидываю всю до последней капли в горло.

8

АЙЗЕК