Черт.

Остин исчезает, а я сжимаю руки в кулаки.

Добром это не кончится. Я последний человек, которого она хочет видеть прямо сейчас, но нельзя отрицать, что мысль о том, что она проведет ночь сломленной на своем диване, разрывает меня на части.

Во всем этом виноват я. Я сломал ее, и моя ответственность — собрать ее обратно. Если есть хоть малейший шанс, что она сможет простить меня и мы сможем как-то преодолеть все это с минимальными разрушениями, тогда я должен попытаться.

И с этими мыслями я встаю из-за старого стола и вылетаю обратно за дверь, полный решимости стоять у нее под дверью столько, сколько потребуется.

16

АСПЕН

Если вы были бы так сильно влюблены в кого-то большую часть своей жизни, статистически неизбежно, что в какой-то момент этот человек причинит вам боль. Поэтому, естественно, за последние двенадцать лет я пролила много слез по Айзеку Бэнксу. Иногда я плакала из-за его действий или комментариев, которые были призваны оттолкнуть меня, а иногда мои слезы были вызваны душевной болью из-за того, что я никогда не могла получить то, чего всегда хотела.

Последние две недели были не такими, как раньше. Это разрывало душу.

Я никогда не сталкивалась с подобным предательством, и до сих пор не понимаю многих деталей этой головоломки. У меня так много вопросов, на которые нет ответов, но все они сводится к тому, что, когда я вошла в ту темную комнату, он точно знал, кто я, и, не говоря ни слова, прикоснулся к моему телу. Он засунул свои пальцы внутрь меня, пока его губы скользили по моей коже, и, будь у него такая возможность, он бы трахнул меня.

За последние две недели я только и делала, что пыталась все переварить, и пришла к выводу, что в день маминого дня рождения, когда Айзек стоял позади меня в бассейне, он все понял и именно тогда должен был признаться. Конечно, это был бы неловкий разговор, но никто из нас не знал, никто из нас не был виноват. Это было совпадение, ни больше и ни меньше. Мы бы легко пережили это, а в какой-то момент, возможно, даже посмеялись бы над этим.

Но он сделал все, чтобы этого никогда не случилось.

Он предал мое доверие. Он знал, что я пришла туда, чтобы побыть с кем-то… с кем угодно, только не с ним, и когда он сознательно прикоснулся ко мне, он отнял у меня эту возможность. И теперь единственный человек, которого я всегда любила и хотела, точно знает, какова я на вкус. Он знает, как я звучу, когда кончаю, что чувствую, когда мои стенки растягиваются вокруг него, и, хотя это должно быть тем, что можно отпраздновать, я чувствую себя грязной.

В детстве я всегда надеялась, что Айзек будет тем мужчиной, который лишит меня девственности, а теперь… думаю, надо мной подшутили. Жестокий мир, в котором мы живем, потому что я получила именно то, что хотела, только совсем не так, как я хотела.

Я представляла это миллион раз за эти годы, как я отдамся ему, как он прикоснется ко мне, поцелует меня и заставит меня ожить. Это был бы идеальный момент, но только после того, как он признает, что я — та самая женщина для него. Все должно было быть наполнено волшебством и любовью. Он должен был стать моим всем, и когда я наконец поняла, что этого никогда не случится, я отдалась совершенно незнакомому мужчине.

Только это было не так, и теперь все омрачено предательством.

Как могло то, чего я так сильно хотела, стать чем-то настолько ужасным? Не поймите меня неправильно, мой первый раз был невероятным. Секс с Айзеком, безусловно, невероятен, и он точно знает, как дать женщине именно то, что ей нужно, а этот пирсинг… боже мой! Но если бы я знала, что у меня есть шанс быть с ним, по-настоящему подарить ему свою девственность, я бы сделала это по-другому, и уж точно не стала бы делать это в темном клубе, веря, что он кто-то другой.

Я чувствую себя ограбленной. Преданной. Побежденной и разбитой.

Мое сердце никогда так не болело. Болит все.

Как он мог так поступить со мной? Как он мог сознательно прикоснуться ко мне? Чего он ожидал от этого? Что я продолжу навещать его в “Vixen” и неосознанно стану его маленьким грязным секретом?

Всю неделю после дня рождения мамы он флиртовал со мной. Он танцевал со мной в “Пульсе”, а потом той ночью… Я подумала, что наконец-то между нами что-то начало меняться, что он, наконец, понял, что я больше не просто младшая сестра Остина, что я — та, кого стоит добиваться. Вместо этого он просто вспоминал, как хорошо было находиться внутри меня.

Звонок той ночью, все эти заигрывающие сообщения, я думала, что они что-то значат, но теперь все это испорчено. Как мне пережить это? Айзек Бэнкс далеко не тот человек, каким я его считала, и теперь мне кажется, что я скорблю по тому представлению о нем, которое у меня всегда было.

Я хочу ненавидеть его. Я хочу накричать на него и причинить ему такую же боль, какую ощущаю я, но одно я знаю точно: мы никогда не сможем вернуться назад. Это все изменило, и рано или поздно Остин заметит, что что-то происходит. Когда он, наконец, соберет все воедино, его отношения с Айзеком навсегда изменятся, и, несмотря на то, как сильно я хочу стереть Айзека в порошок и заставить его заплатить за мою боль и смущение, как я могу так наказать Остина?

Раздается стук в мою дверь, и я поворачиваю голову в ее сторону.

Я чертовски уверена, что запомнила бы, если бы позвала кого-нибудь в свой дом.

Встав с дивана, я ругаю Нейтана с третьего этажа за то, что он такой засранец, и направляюсь к двери. Я возлагала большие надежды на Нейтана. Предполагалось, что он будет хорошим соседом, который никогда не побеспокоит меня, но я начинаю пересматривать свои взгляды.

Уже мысленно готовя свою речь, чтобы послать Бекс или Остина подальше, я тянусь к замку, прежде чем наклониться к двери и быстро взглянуть в глазок.

Мое тело замирает, и я отдергиваю руку от замка.

Вот ублюдок!

Айзек стоит по другую сторону моей двери, его руки вцепились в косяки с обеих сторон, голова низко опущена. Он был здесь несколько раз за последние две недели, и каждый раз выглядел еще хуже. Я ненавижу, что это его съедает, но в то же время — это не моя проблема.

Он был тем, кто принял решение держать меня в неведении, и он был тем, кто решил войти в ту комнату, чертовски хорошо зная, кто стоит перед ним.

Мои руки дрожат, а глаза наполняются слезами. Боль в груди усиливается с каждым разом, когда я вижу его. Могу ли я любить того, кто мог так поступить со мной? Он не тот человек, за которого я его принимала.

— Открой дверь, Аспен, — грохочет он в коридоре. — Я знаю, что ты там. Я тебя слышу.

— Ты мог бы оказаться в этом коридоре в разгар психического срыва, и я все равно не открыла бы тебе дверь, Айзек, — говорю я, разворачиваясь и тяжело ударяясь о дверь. — Я уже говорила тебе, что тебе здесь не рады. Больше нет.

— Впусти меня, Аспен. Я просто хочу поговорить.

— У тебя серьезно поехала крыша, если ты думаешь, что я собираюсь впустить тебя сюда. Просто уходи.

— Ты не думаешь, что я буду ждать? — спрашивает он, когда я чувствую, как он приваливается к двери, вероятно, подражая моей позе. — У меня впереди вся ночь.

Я закатываю глаза, раздраженно усмехаясь.

— Ты и двух минут не можешь прожить без еды. Ты умрешь с голоду.

— Говори что хочешь, но я предвидел это, — говорит он, его голос доносится уже не сверху, а снизу, поскольку он сел, прислонившись к двери. — Я принес закуски.

Гребаный мудак.

— А когда тебе захочется в туалет?

Что-то стучит по двери.

— А как ты думаешь, для чего это?

— Ха, — говорю я с усмешкой. — Как хочешь.

А потом, просто чтобы подчеркнуть свою точку зрения, я шагаю обратно через всю квартиру и опускаюсь на диван, готовая провести здесь каждый час бодрствования. Если этот мудак хочет сидеть у меня под дверью в обозримом будущем, то это его плохое решение. У меня есть «Анатомия страсти», и просто потому, что я мелочная сучка, я прибавляю громкость настолько, чтобы заглушить все, что он может сказать, но не настолько громко, чтобы он действительно мог наслаждаться сериалом. Если он хочет просидеть там всю ночь, то пусть мучается, пока делает это.