Блядь, почему мысль о том, что она будет с другим мужчиной, так сильно меня раздражает?

Я думаю, вопрос в том, смогу ли я жить с этим? Смогу ли я смотреть ей в лицо, зная, что какой-то другой мужчина был внутри нее, что я был внутри нее, но никогда больше не получу такого шанса?

Если я буду до конца честен с самим собой, я думаю, что знал ответ в ту секунду, когда она попросила меня научить ее, и я был слишком чертовски напуган, чтобы признать, как сильно я этого хочу, и слишком чертовски стыдился того, как быстро я вонзил бы Остину нож в спину из-за этого.

Каким другом это делает меня?

Понимая, что уже достаточно долго тяну с этим, я тянусь к телефону, когда что-то разрастается в моей груди, и я чертовски надеюсь, что это не сожаление.

Открыв новое сообщение, я провожу пальцами по клавиатуре, и с каждой новой буквой, появляющейся на экране, чувствую острое жало ножа, вонзающегося прямо в спину моего лучшего друга.

Айзек: Если я соглашусь, ты не сможешь использовать произошедшее в темной комнате против меня. Мы начнем все с чистого листа. Я научу тебя, на что способно твое тело, а взамен ты простишь меня.

Я чувствую себя чертовски плохо, но это не похоже на последние несколько раз, когда я писал ей. Те сообщения сопровождались удобным оправданием: я был слишком пьян, чтобы соображать, но сегодня у меня нет такого оправдания. Это не что иное, как холодное, жесткое предательство, как и во вторую ночь в "Vixen".

Черт, я действительно мудак.

Почти сразу же под моим сообщением появляется уведомление о прочтении, а через несколько секунд — новое сообщение.

Аспен: Это все, о чем я прошу.

Айзек: Это просто секс. Ничего больше.

Аспен: Я знаю.

Айзек: А Остин?

Аспен: Он никогда не узнает.

Черт! Что, черт возьми, я делаю? Еще не поздно дать задний ход. Только я не хочу.

Айзек: Будь в “Vixen” в воскресенье вечером. В 10.

18

АСПЕН

Моя рука сжимает членскую карточку “Vixen”, которая таинственным образом оказалась на моем кухонном столе прошлой ночью. Ясно, что Айзек положил ее туда, но вопрос в том, почему он не просунул ее под дверь? Как, черт возьми, он проник внутрь, чтобы положить ее на стойку? Я чертовски хорошо знаю, что не оставляла свою дверь незапертой, а это может означать только одно: у этого огромного засранца есть ключ от моей квартиры. Полагаю, теперь, когда я предоставила ему полный доступ к своему телу, он, должно быть, верит, что у него есть доступ и в мой дом.

Этот бесящий засранец.

Хотя это также означает, что в тот день, когда он сидел у моей двери, он делал это с терпением. Он мог воспользоваться этим ключом и ворваться в дом в любое время, но он ждал, пока я буду готова. Конечно, это должно что-то значить, верно?

Боже, почему я должна так сильно любить его? Было бы намного проще, если бы я могла ненавидеть его, и такие вещи, как подготовка к отъезду на встречу с его членом, казались бы немного более простыми. Вместо этого я запуталась в клубке нервов.

У меня столько вопросов о том, как должен пройти сегодняшний вечер. Можно ли мне прикасаться к нему? Он уже дал понять, что поцелуи исключены, но ведет ли он так себя со всеми, с кем встречается, или это правило только для меня, потому что поцелуи могут сделать все слишком… личными? Хотя, я не знаю, что может быть более личным, чем когда он вводит этот огромный член с пирсингом глубоко внутрь меня.

Я так нервничаю. Я сказала ему, что со мной все будет в порядке, что осознание того, что это он, не повлияет на меня, и что я смогу удержать себя от того, чтобы влюбиться в него сильнее, чем уже влюбилась, но я почти уверена, что это была ложь. Думаю, я не узнаю наверняка, пока мы не окажемся в той комнате и он не прикоснется своими руками к моему телу. Но зная, как мне хорошо с ним, как я могу не испытывать определенных… чувств?

Свет будет включен или выключен? Встретится ли он со мной в баре или я должна сама его найти? Он планирует трахнуть меня и уйти, или это будет приключение на всю ночь? Так много переменных, так много вопросов без ответов, и каждый из них вращается вокруг него.

Полагаю, я бы предпочла эту безумную нервозность душевной боли и предательству, с которыми мне приходилось сталкиваться последние несколько недель. Когда пришло его сообщение, в котором говорилось, что он в деле, оно показалось почти нереальным. Я так долго этого хотела… Ну, альтернативную версию этого. Я бы предпочла, чтобы, когда между нами что-то произошло, это было бы потому, что он был настолько увлечен мной, что не мог оторваться от меня. Что он влюбился в меня. Но это совсем другое. Он не любит меня, даже не видит во мне ничего, кроме младшей сестры своего лучшего друга, и это заставляет меня чувствовать себя посмешищем.

Согласился ли он на это, потому что думал, что это его единственный способ искупить вину за содеянное? Или это потому, что идея снова быть со мной была слишком заманчивой, и он был готов рискнуть всем?

Как я уже сказала, так много вопросов без ответов.

Я стою перед зеркалом в ванной, проводя руками по своим длинным волосам, когда мой взгляд падает на членскую карточку, лежащую рядом с моей косметичкой.

Участник № 02684.

К этому моменту я уже выучила его наизусть.

Я уже почти собралась уходить, когда в ванной раздается звонок телефона, и мое сердце вырывается из груди. Я сразу же предполагаю, что это звонит Айзек, чтобы сказать мне, что это была ужасная ошибка, но когда я смотрю вниз, то вижу, что это всего лишь Бекс.

— Просто проверяю, как дела, — говорит она, не тратя время на дурацкие приветствия. — Так, как дела?

Я закатываю глаза. Я никогда не говорила ей, что Айзек был тем парнем в “Vixen” или что случилось после этого, и я точно не говорила ей, что встречаюсь с ним сегодня вечером. Не знаю, почему. Обычно я рассказываю ей обо всем, но это не значит, что она не заметила, что в последние несколько недель что-то не так, а когда что-то не так, она достаточно умна, чтобы связать это с Айзеком.

Все всегда связано с Айзеком.

— Я в порядке, — говорю я со стоном. — Точно так же, как я была в порядке вчера, и позавчера, и еще за день до этого.

— Хорошо, хорошо, — говорит она. — Не вини девушку за то, что она спросила. Ты была практически в коме две недели подряд. Я беспокоилась о тебе.

— Я знаю, — говорю я, наклоняясь к зеркалу в ванной и накладывая еще немного туши. — Я действительно ценю, что ты беспокоишься обо мне. Приятно знать, что ты так сильно заботишься, но, на самом деле, сейчас у меня все хорошо. Просто у меня был тяжелый период.

— Ты когда-нибудь собираешься рассказать мне об этом тяжелом периоде?

— Тут нечего рассказывать.

Бекс усмехается.

— Ну да. Это Айзек, не так ли? Он сделал что-то, что причинило тебе боль? Потому что, клянусь, если он это сделал, я так сильно врежу ему по яйцам, а потом, для пущей убедительности, врежу и твоему брату, потому что ты знаешь, что они — идут в комплекте и все такое.

Я смеюсь.

— Не надо никого бить по яйцам. Хотя, честно говоря, если бы кто-то и собирался это сделать, то это была бы я. Я двадцать два года прожила с этими придурками. Конечно, я заслуживаю какой-нибудь награды за свои хлопоты.

— Знаешь что? Ты права. Я что-нибудь организую, — говорит она. — Мы можем пригласить их к тебе, а потом бросить ничего не подозревающих придурков прямо в коридоре.

— Звучит как хороший план, — смеюсь я.

— Хорошо, — говорит Бекс. — Если ты уверена, что с тобой все в порядке, тогда я оставлю тебя в покое. Мне нужно отдохнуть. Утром у меня важный экзамен, и я не могу его провалить.

— Хорошо, поспи сколько сможешь.

— Я планирую провести всю ночь, видя сексуальные сны о твоем брате, так что, если я тебе нужна, то меня нет, — смеется она.