— Прости меня, милая. Я действительно хотела бы, чтобы у меня были ответы для тебя, — говорит она мне, ее рука двигается вверх и вниз по моей спине, совсем как раньше, когда она пыталась успокоить меня маленькой девочкой. — Все, что я знаю, — это то, что тебе нужно попробовать. Тебе нужно найти другую версию счастья. Оно где-то рядом. Путешествие заключается в том, чтобы узнать, где, но настоящее приключение — это то, что произойдет, когда ты его найдешь.
5
АЙЗЕК
Двигаясь по длинной подъездной дорожке к поместью Райдеров, я смотрю на дом, в котором практически вырос. Каждый праздник, день рождения, каждое событие я проводил здесь, не говоря уже о каждой минуте своего свободного времени. После школы я приходил сюда. После футбольной тренировки — сюда. После того как я облажался на своем первом свидании, — сюда. Не поймите меня неправильно, мы с Остином частенько зависали у меня дома, но мой семейный дом — это холод, в то время как четыре стены поместья Райдеров… это настоящий дом.
У меня замечательные родители. Они усыновили меня, когда мне было шесть лет, дали мне теплую постель и дом, и они любили меня так сильно как только могли, но для них работа всегда была на первом месте. Они привили мне важность быть зверем в зале заседаний, но когда дело дошло до обучения любви и важности семьи, я перенял это у Райдеров.
Мой отец создал свой бизнес с нуля и стал именно тем, кем он всегда хотел, чтобы и я стал — убийцей в бизнесе. Он владеет огромным виноградником в долине Напа, который принес богатство нашей семье, и с тех пор наследие моего отца стало не похожим ни на одно другое. Он работал до изнеможения, и я быстро иду по его стопам, вкладывая все свои силы в создание своего имени как владельца лучших ночных клубов в стране. Мне еще предстоит пройти долгий путь, но меня всегда учили мечтать по-крупному. Небо — это не гребаный предел и все такое.
Что касается мамы, то она, по-моему, даже не знает, чем занимается. Она живет жизнью светской львицы и возглавляет женский комитет в загородном клубе. Но, честно говоря, я думаю, что это выдуманная группа, которую создали их мужья, чтобы им было чем заняться, пока они пьют и играют в гольф.
К тому времени, когда мне исполнилось тринадцать, мои родители почти забыли, что я живу в их доме. Но это было прекрасно, потому что я предпочитал жить здесь.
Я всегда предпочитал быть здесь.
Это место — мой второй дом, и даже сейчас, когда я уже взрослый мужчина, я бы не хотел, чтобы было иначе. Марку и Анджелле не потребовалось много времени, чтобы смириться с тем, что я стал постоянным гостем в их доме. Как только мы с Остином сблизились на хоккее, все было решено.
Мой “Escalade” останавливается в начале кольцевой подъездной дорожки, прямо между “Range Rover” Остина и белым “Corvette” Аспен — подарком родителей ей на двадцать первый день рождения. Я не могу удержаться от улыбки, когда мой взгляд скользит по машине. Нельзя отрицать, что это хорошая машина. Это была машина мечты Аспен с тех пор, как я себя помню, и в тот день, когда она ее получила… черт. У меня до сих пор звенит в ушах от того, как она кричала. Я до сих пор помню ее потрясающую улыбку. Я никогда не видел, чтобы кто-то так сиял.
Выйдя из машины, я поднимаюсь по ступенькам парадного крыльца поместья Райдеров, бросая взгляд на розы Анджеллы, чертовски хорошо зная, что она спросит меня, что я думаю. Она одержима этими чертовыми растениями с того самого дня, как их посадили, когда я был еще ребенком, и, хотя они великолепно растут в ее саду, на мой взгляд, они выглядят так же, как и десять лет назад.
Дойдя до входной двери, я сразу же захожу внутрь и иду на шум. В столовой раздается знакомый звук перекладываемых тарелок, и я бросаю взгляд на часы, проверяя, не опоздала ли я, но еще без четверти двенадцать. Я как раз вовремя.
Войдя в столовую, я нахожу Аспен с тарелками в руках, и я останавливаюсь, рассматривая ее, у меня перехватывает дыхание.
Черт, она отлично выглядит в этом зеленом платье.
Мой пристальный взгляд скользит по ней, отмечая, как низко спадают на плечи ее короткие рукава, подчеркивая кремовую кожу, но то, как оно опускается сзади… черт возьми.
Я отвожу взгляд. Какого черта я делаю? Я не могу так на нее смотреть. Она практически ребенок. Если бы Остин застукал меня за разглядыванием его младшей сестры, он бы меня кастрировал.
Ни для кого не секрет, что она была влюблена в меня с детства. Я всегда думал, что, когда она станет старше и достигнет подросткового возраста, она перерастет это, но этого так и не произошло. Вместо этого она научилась маскировать это… Не очень хорошо, но я ценю, что она всегда старалась. Последние несколько лет я наблюдал, как она надевала маску каждый раз, когда я входил в комнату. Она слишком осторожна со мной, уже не тот беззаботный ребенок, каким была раньше. Она следит за тем, что говорит, и старается не подходить слишком близко.
Я никогда не отвечал взаимностью на это увлечение и не смотрел на нее как на что-то большее, чем как на младшую сестру Остина, но, если бы я когда-нибудь сделал шаг к ней, Остин никогда бы мне этого не простил. Да это и не важно. Несмотря на то что она чертовски великолепна, я никогда не переступлю эту черту. Я всегда веду себя наилучшим образом, никогда не позволяю своим рукам или глазам задерживаться слишком долго, и я, конечно, не скрываю подробностей о женщинах, с которыми я встречаюсь. Я замечаю боль в ее глазах, когда она подслушивает мои разговоры с Остином, и мне чертовски не хочется причинять ей боль, но важно, чтобы она знала, где проведена черта.
Она застенчивая девушка, тихая и робкая. И хотя ей нравится время от времени устраивать безумные ночные попойки, она предпочитает тихие вечера дома в своей нелепой пижаме с Гринчем с ведерком мороженого и хорошим сериалом для просмотра запоем. С другой стороны, я живу ради своей работы. Я провожу дни, мечтая о том, как я могу расширить свой бизнес, а ночи — в своих клубах.
Аспен и я… мы не похожи.
Мы не совместимы.
Заходя в столовую, я веду себя так, как будто сам ее вид не сводит меня с ума. То, что я не хочу ложиться с ней в постель, не означает, что я не замечал, насколько она охуительна.
— Эй, что происходит? — спрашиваю я, наблюдая за тем, как она складывает тарелки, старательно выравнивая их, и, хотя я не слишком разбираюсь в организации шикарных обедов, я почти уверен, что она убирает со стола, за которым еще не ели.
Голова Аспен вскидывается при звуке моего голоса, и ослепительная улыбка озаряет ее лицо. Черт возьми, она действительно великолепна.
Я продолжаю обходить большой стол и приближаюсь к ней, не в силах не заметить, что в ней что-то изменилось. В том, как она себя ведет, что-то поменялось. В ней есть сияние — счастье, которое кричит об уверенности, и ей она чертовски идет. Она всегда была застенчивой, но не сегодня. Она выглядит так, будто вырвалась из своей скорлупы, и на мгновение я застигнут врасплох, лишившись дара речи.
Ослепительная улыбка исчезает, сменяясь фальшивой, которую она всегда старается использовать в моем присутствии, и она небрежно ставит поверх стопки еще одну тарелку.
— Даже в шестьдесят моя мама все еще способна свести меня с ума, — говорит Аспен, закатывая глаза и тяжело вздыхая. — Она целый час хлопотала над сервировкой стола, а потом за пятнадцать минут до начала обеда выглянула в окно и решила, что хочет поесть на улице.
Я смеюсь, наконец-то добравшись до нее и становясь сбоку. Я немедленно обнимаю ее, кладу ладонь ей на спину и быстро целую в щеку.
— Как у тебя дела? — спрашиваю я, понижая тон, и, когда отстраняюсь, замечаю, как по ее коже пробегают мурашки.
Аспен, кажется, обдумывает вопрос, словно размышляя, какой ответ она хочет дать, как вдруг на ее щеках появляется румянец, и она нервно прикусывает нижнюю губу. В ее глазах вспыхивает нежность, и, когда она поднимает на меня глаза, я просто охреневаю от ее красоты.