— Что ж, к счастью для тебя, ты сорвался с крючка, — говорю я ему, когда он подходит ко мне, и боль пронзает мою грудь. — Я объявляю, что все кончено. Я против того, чтобы быть для тебя боксерской грушей. У меня настоящие чувства, Айзек, и ты предельно ясно дал понять, что никогда не захочешь большего, так какой смысл возвращаться за чем-то еще? Все, что ты делаешь, — это причиняешь мне боль и обманываешь себя в процессе, а я не хочу принимать в этом никакого участия. Я попросила тебя показать мне на что способно мое тело, и ты это сделал, так что поздравляю. Теперь у тебя есть карточка "Выйди из тюрьмы на свободу", и ты можешь уйти с чистой совестью. Мы можем притвориться, что ничего не произошло.

Он качает головой.

— А если я не готов уйти?

Я пожимаю плечами.

— Это не моя проблема, — говорю я ему. — Я не могу продолжать спать с тобой, зная, что для тебя это всего лишь секс, когда для меня это гораздо больше. Мы установили основные правила того, как это должно было работать, и эти правила для меня больше не работают. Так что, если ты не готов сказать то, что, как мы оба знаем, ты отказываешься признавать, тогда я ухожу. Я не заинтересована позволять тебе причинять мне боль снова и снова. Я заслуживаю лучшего. Я заслуживаю того, кто будет любить меня так, как мне нужно. Ты сказал, что не можешь дать мне это, так что, с твоего позволения, это именно то, что я собираюсь найти.

Я собираюсь обойти его, но он ловит меня за локоть и притягивает к себе, положив руки мне на талию.

— Не надо, Аспен. Не встречайся с этим парнем.

— Почему?

— Потому что я с тобой еще не закончил и не готов смотреть, как ты падаешь в объятия какого-то другого мужчины.

— Тогда поцелуй меня.

Его брови хмурятся, и он отстраняется всего на дюйм, крепче сжимая мою талию.

— Что?

— Нарушь все правила и поцелуй меня, — умоляю я его. — Докажи мне, что есть причина, по которой я должна терпеть это, когда ты не хочешь дать мне то, чего я хочу.

Он качает головой, и в его глазах мелькает страх.

— Ты сказала мне, что справишься. Ты сказала, что этого не случится. Это не я все испортил. Это все из-за тебя.

— Возможно, это правда, — говорю я, отводя взгляд, слишком хорошо помня, что я сказала. — Но ты тот, кто нарушил правила, когда прижал меня к двери в “Вишне”. Разве ты не помнишь, что ты мне сказал? Как ты рычал мне на ухо с отчаянием? Стиснул зубы и сказал: “Видишь, что ты со мной делаешь?” Как ты сказал мне, что моя сладкая маленькая киска может поставить тебя на колени. Это дерьмо что-то значит, и ты это знаешь.

— Аспен, я…

Я усмехаюсь, видя неприятие в его глазах, и вырываюсь из его объятий, прежде чем устремить на него тяжелый, сокрушенный взгляд.

— Возможно, я была недостаточно сильна, чтобы не испытывать эмоциональной привязанности, но ты не можешь быть единственным из нас, кто может выбирать, каким правилам следовать, а какие нарушать.

Он просто смотрит на меня, видя, что спорить бесполезно, и опасаясь, что это последний раз, когда я его вижу, я снова оказываюсь в его объятиях и приподнимаюсь на цыпочки. Я прижимаюсь своими губами к его губам, как всегда хотела, и когда отстраняюсь, выдерживаю его мрачный взгляд, замечая, каким напряженным он стал.

— Если я тебе не нужна, тогда отпусти меня, — говорю я ему, прежде чем высвободиться из его крепкой хватки. — Запри дверь, когда выйдешь. Мне нужно кое-где быть.

И с этими словами я выхожу из своей квартиры, оставляя позади Айзека Бэнкса и всякую надежду на будущее между нами.

26

АСПЕН

Зайдя в бар “У Джо”, я замечаю Бекс, сидящую в маленькой кабинке, и в тот момент, когда ее взгляд поднимается на меня, она слегка улыбается. Но как только она видит выражение моего лица, ее улыбка исчезает. Я направляюсь к ней и опускаюсь в кабинку.

— Мне нужно выпить.

— О черт, что случилось? — спрашивает она, когда я устраиваюсь поудобнее и забираю стакан прямо у нее из рук.

Я подношу его к губам и выпиваю весь, прежде чем, наконец, поставить его на стол. Когда я поднимаю глаза, то обнаруживаю, что ее обеспокоенный взгляд прикован ко мне.

— Айзек — вот что случилось, — говорю я ей, и она указывает бармену, чтобы тот принес нам еще по две порции того, что она только что пила. — Он такой мудак. Я имею в виду, наглость этого человека сводит меня с ума. Он заслуживает гребаной награды за то, что он самый чокнутым человек на планете.

Она морщится.

— Что он сделал на этот раз?

— Я сказала ему, что все кончено, что визитов в “Vixen” больше не будет, если он не сможет нарушить свои собственные чертовы правила и признать, что что-то чувствует ко мне, а если он не сможет этого сделать, тогда я ухожу, потому что заслуживаю лучшего…

— Чертовски верно, заслуживаешь, — вмешивается она.

— Но потом у этого долбаного придурка хватило наглости сказать мне, чтобы я не ходила на свидание с Харрисоном сегодня вечером, потому что он со мной, видите ли, еще не закончил. Что это за бред? Он только вчера сказал мне по телефону, что никогда не сможет меня полюбить.

— Подожди. Что? Ты должна была пойти на свидание с Харрисоном сегодня вечером? — спрашивает она. — Но как будто… Ты ведь шутишь, на самом деле он этого не сказал. Ты перефразировала, да? Потому что если бы он это сделал, то это было бы жестоко.

— О, он определенно это сказал. Я спросила его прямо. Ты когда-нибудь полюбишь меня, и он прямо сказал "нет". Но я должна отдать ему должное. По крайней мере, он был честен и не смеялся надо мной за то, что я была такой чертовски слепой.

— Да ладно тебе, ты же знаешь, что он никогда не стал бы смеяться над тобой из-за этого, — говорит она мне. — Несмотря на все твои странности, он всегда заботился о тебе.

— Ага, — усмехаюсь я. — Как о младшей сестре Остина.

Она морщится. Она знает, что это правда, но, к счастью, переключается на другую тему.

— Итак, о чем вы говорили с Харрисоном? Ты должна быть с ним сегодня вечером?

— Нет, но, если уж на то пошло, я переписывалась с ним вчера, и мы собираемся встретиться позже на неделе, — объясняю я. — Но, когда Айзек ворвался в мою квартиру после того, как я отказалась от запланированного им траха, я, возможно, сказала ему, а возможно, и нет, что сегодня у меня свидание с Харрисоном и что я отшиваю его ради другого парня.

— Срань господня, — смеется Бекс. — Могу только представить, как он это воспринял.

— Он был не совсем в восторге от этого, — замечаю я. — Но готовиться к моему горячему свиданию, пока он был в моей квартире, пытаясь убедить меня, что мы должны просто притвориться, что всего дерьма на выходных никогда не было, на самом деле было довольно забавно.

— Понятно, — говорит она, когда к нашему столику приносят напитки. — Ты явно приложила все усилия. Ты выглядишь как закуска! Держу пари, у него все это время текли слюнки.

Я не могу удержаться от смеха, поднимая свой бокал.

— Не буду врать, я определенно сыграла на этом в свою пользу.

— Так что же теперь будет?

Я пожимаю плечами, делая глоток из своего бокала.

— Честно говоря, понятия не имею. Я сказала ему, что если он не в состоянии нарушить правила и признать, что здесь происходит, то я не заинтересована быть его боксерской грушей. Я сказала ему, чтобы он отпустил меня.

— Ты думаешь, он согласится?

— Вот в этом-то я и не уверена.

— Я думаю, ты поступаешь правильно, отдаляясь от него, — говорит она мне. — Я знаю, ты надеялась на другой исход, и я действительно болела за тебя. Я хочу, чтобы у тебя было все, о чем ты когда-либо мечтала, но не ценой твоего сердца. Если то, что вы с ним делаете, будет продолжать причинять тебе боль, тогда, я думаю, тебе нужно сделать шаг назад и переосмыслить, что для тебя является правильным.

Я киваю.