— Поверь мне, когда ты узнаешь, куда я тебя веду, ты полюбишь меня, — сказала она, подходя ко мне и забирая ведерко мороженого у меня из рук. — Кроме того, ты только вчера сказала мне, что готова начать жить. Только не говори мне, что я сидела на твоем грязном диване и слушала часовую слезливую историю, но все это было чушью собачьей.

Проклятье. Ненавижу, когда мои слова возвращаются и кусают меня за задницу.

— Мой диван не грязный, — говорю я, принимая это оскорбление близко к сердцу. — Просто он с характером.

— Аспен, — говорит она, окидывая меня тяжелым взглядом. — Вчера вечером я вытащила целый “Pop-Tart” из-под подушек. Твой диван — просто мечта кладоискателя. А теперь скажи мне, что ты имела в виду все, что говорила. Что ты, наконец, готова вытащить занозу в форме Айзека из своей задницы и начать жить как обычная двадцатидвухлетняя студентка колледжа.

Я тяжело вздохнула, закатывая глаза.

— Это была не чушь собачья, — застонала я, сожалея о своем решении быть открытой книгой прошлой ночью. Должно быть, это была текила. — Я говорила серьезно. Я хочу начать получать удовольствие, но я не имела в виду, что мне нужно начинать прямо сейчас. Облегчи мне задачу.

— Облегчить? — усмехнулась она.

Я с энтузиазмом закивала.

— Да, облегчи мне задачу, — предложила я. — Потому что мы обе знаем, что опасно слишком быстро переходить к решительным действиям.

Лицо Бекс поморщилось.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

На моем лице расплылась широкая улыбка.

— Помнишь, когда ты впервые попробовала анальный секс? Ты была чертовски уверена, что не согласишься легко на него, — засмеялась я. — Ты вошла в игру вслепую и неподготовленной, забыла смазку и чуть не разорвала свою задницу пополам. Так что, как подруга подругу, я прошу тебя не допустить повторения истории. Облегчи мне задачу. Не торопи. Не трахай меня в задницу без смазки.

— Ты же не всерьез сравниваешь наложение швов на мою задницу и ночь в больнице с походом в клуб со мной.

— Я подумала, что это отличное сравнение, — призналась я, пожимая плечами и глупо ухмыляясь, втайне надеясь, что клуб, в который она планировала меня повести, не принадлежит Айзеку.

Ему принадлежит три клуба — "Пульс", "Вишня" и "Скандал" — его новый, — но Бекс знает, что лучше не водить меня ни в один из них, даже если это лучшие клубы в городе.

Бекс закатила глаза и пошла на кухню с мороженым, направляясь к моей морозилке, где остановилась, замечая другое пустое ведерко на стойке.

— Подожди, — сказала она, оглядываясь на меня, ее глаза расширились от неприкрытого отвращения. — Ты уже ешь вторую порцию?

Я сжимаю губы в жесткую линию, не желая признавать то, что она и так прекрасно видит. Я также не хочу признавать, что мой желудок, кажется, кричит на меня из-за того, что во второй половине дня он подвергся холодному насилию.

— Эм… нет.

— Аспен! Это отвратительно. У меня непереносимость лактозы, — говорит она, и намек на страх, промелькнувший в ее медово-карих глазах, немедленно вызвал в моем мозгу нежелательный образ. — От такого количества мороженого я бы несколько дней заново отделывала ванную.

— Спасибо за такую наглядность, — пробормотала я себе под нос, втайне гордясь своим железным желудком, который еще ни разу не подвел меня, даже несмотря на сомнительные тако из фудтрака возле кампуса.

— В любое время. А теперь иди и подставь свою задницу под душ. Он тебе понадобится там, куда мы едем. И не забудь помыть свою задницу. И раз уж ты будешь там, может, достанешь свою старую бритву. Ты захочешь сбрить все, от подбородка и ниже, — почти пропела она, одаривая меня самодовольной ухмылкой. — Только побыстрее. Я умираю от желания выбраться отсюда.

— Почему тебе так не терпится? — спросила я, снимая пижаму с Гринчем по пути в ванную.

Бекс, несомненно, собирается выбрать мне наряд на вечер, и я могу гарантировать, что почти каждый дюйм моей кожи будет обнажен. Но я не могу лгать, у Бекс невероятный вкус, когда дело касается моды. Если ее бизнес-образование не сработает, я уверена, что она сможет сделать невероятную карьеру стилиста, если когда-нибудь решит пойти по этому пути.

Бекс следует за мной в ванную и останавливается у зеркала, когда я захожу в душ.

— Просто доверься мне, — говорит она, пока я включаю краны и жду, пока вода нагреется. — Я не хочу ничего говорить, иначе я никогда не вытащу тебя отсюда. Все, что я скажу, это то, что это новый клуб и суперэксклюзивный. Один мой знакомый работает в баре каждую пятницу вечером и смог получить приглашение плюс один, так что мы приглашены.

— Черт? Правда? — спросила я, заходя в воду и позволяя ей струиться по моей голове, как водопаду. Мысль о посещении эксклюзивного клуба наполнила меня глубоким любопытством. — Что это за клуб?

— Это та часть, о которой я не могу тебе рассказать, — сказала она, встречаясь со мной взглядом в зеркале, а ее медово-карие глаза потемнели от волнения.

Вот дерьмо. Это нехорошо.

— Тогда что ты можешь мне сказать? — спрашиваю я, намыливая шампунем свои густые каштановые волосы и надеясь, что я не забыла купить новые бритвы.

— Только то, что у тебя будет невероятная ночь. И ради тебя я очень надеюсь, что ты воспользуешься тем, что тебе предложат. Расширь свои границы, может быть, даже попробуешь то, чего никогда раньше не делала.

Какого хрена?

— Я… подожди, — проворчала я, морщась. — Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? — спросила я, пытаясь осмыслить то, что она только что сказала.

Не то чтобы я никогда раньше не была в клубе. Что такого нового я могу испытать сегодня ночью?

Бекс смеется и выходит из ванной.

— Мой рот на замке, — пропела она, а ее глаза заискрились юмором. — И поторопись. Я подберу тебе что-нибудь милое, и обещаю, что к концу ночи Айзек Бэнкс останется далеким воспоминанием.

И с этими словами она ушла.

Айзек Бэнкс.

Боже, от одного его имени у меня в животе запорхали бабочки.

Он был лучшим другом моего брата с тех пор, как я себя помню. Мой брат Остин на шесть лет старше меня, и, сколько я себя помню, они с Айзеком были связаны по рукам и ногам, сея хаос повсюду, куда бы ни пошли. Каждое мое детское воспоминание об Остине также включает Айзека. Он часть прошлого, практически семья. Вот только в этом-то и проблема. Для Айзека я всего лишь ребенок, младшая сестра, о которой он всегда заботился, но для меня это никогда не было так.

Я была очарована им с десяти лет. Я была маленькой девочкой, по уши влюбленной в него. Он всегда был для меня целым небом. Идеальный рельефный пресс с восхитительной дьявольской улыбкой. Единственная проблема в том, что он также являлся идеальным воплощением ходячего красного флага.

Хa. Единственная проблема. Кого я обманываю? Проблем гораздо больше, чем одна эта. Есть целый список проблем, которые сопутствуют тому, почему Айзек никогда не захочет меня. Черт возьми, тот факт, что он лучший друг Остина, — главная из них. Все остальные причины не имеют никакого значения, когда эта самая главная стоит на самом верху списка.

Женщины, с которыми встречается Айзек, — великолепны, чертовы супермодели, и когда он смотрит на меня… Я вижу это. Жалость. Несмотря на мои двадцать два года, он все еще видит во мне жалкую сестренку своего лучшего друга, которая пускала слюни по нему большую часть своей жизни.

Все в нем должно заставлять меня бежать от него, но каждый раз, когда этот темный, порочный взгляд падает на меня, у меня слабеют колени. Ни один его поступок не заставил бы меня бежать в противоположном направлении, даже то, что два Рождества назад он трахал какую-то случайную женщину. Я просто продолжаю надеяться, что однажды что-то изменится.

Как я уже сказала — жалкая.

Я бы все отдала, чтобы он думал обо мне так же, как я думаю о нем. Но, просидев двенадцать лет на обочине, я поняла, что этого никогда не случится.