— Включи гребаный свет, Айзек. Мне нужно увидеть тебя своими глазами. Мне нужно знать, что человек, стоящий передо мной, не тот, за кого я его принимаю, потому что Айзек, которого я знаю, и в которого я влюблена всю свою чертову жизнь, никогда бы не предал мое доверие вот так.

Чувство вины разрывает меня на части, и я чувствую тот самый момент, когда мое сердце разбивается. Я должен был заставить Кейси прогнать ее. В этом и был весь гребаный смысл запрета на посещение клуба для нее. Ее фотографию повесили на стойке администратора, и я дал Кейси конкретные указания позвонить мне, если Аспен снова появится. Я подумал, что, возможно, она появится через несколько месяцев из чистого любопытства, но, когда Кейси позвонила и сказала, что Аспен стоит на ресепшене, я не смог удержаться и сказал ей, чтобы она отправила ее в VIP-зал.

Как только слова сорвались с моих губ, я понял, что это неправильно. Позволив ей войти в дверь, я предал не только ее доверие, но и доверие Остина. Но мысль о том, чтобы снова быть с ней, особенно после того, как я весь день думал о том, что она вступила в эру шлюхи с каким-то неудачником c “Tinder”… блядь. Я должен был напомнить ей, как охуенно хорошо было все между нами.

Я только приехал в "Вишню", когда раздался звонок Кейси, и, прежде чем я успел переступить порог, я уже вернулся в свой “Escalade”, мчась в сторону “Vixen”. В это время ночи ехать восемь минут, но я управился за пять, и все это гребаное время я мог думать только о других мудаках, которые наблюдали за ней в баре, пока я мчался к ней.

Что, черт возьми, со мной не так? Одно дело случайно трахнуть младшую сестру моего лучшего друга, но взять ее намеренно… Я не просто переступил черту, я, блядь, ее уничтожил.

Не желая заставлять ее ждать, я пересекаю комнату и поспешно засовываю член обратно в штаны, прежде чем нахожу планшет у стены. Я включаю освещение, и комната наполняется тусклым сиянием.

Я чертовски боюсь обернуться.

Несмотря на шум и расстояние между нами, я слышу, как она вздыхает, когда наконец видит меня, или, может быть, я просто настолько настроился на нее сейчас, что мука в ее тоне просто пронзает мою грудь.

Я медленно поворачиваюсь и поднимаю на нее взгляд, стараясь не задерживаться на ее теле. Она бы этого не хотела. По тому, как она пытается прикрыться, пряча от меня свое тело, становится ясно, что мои руки только что были повсюду, мои пальцы погрузились глубоко внутрь, а мой рот блуждал по этим сладким соскам. Но что-то подсказывает мне, что такого подарка я больше никогда не получу.

Сожаление тяжким грузом ложится на мои плечи. Как я мог позволить этому зайти так далеко? Она никогда не простит меня, да и не должна. Прошлая неделя была чистым совпадением, но сегодня… Это было явное предательство. Я злоупотребил ее доверием, и я чертовски противен самому себе.

— Я… я не понимаю, как это произошло, — говорит она, качая головой.

Я медленно приближаюсь к ней, не сводя с нее взгляда, пока она стоит там и наблюдает за мной с величайшей печалью. Слезы выступают у нее на глазах и медленно скатываются по щекам. Она, блядь, меня ненавидит.

— Аспен, я… мне жаль, — говорю я ей. — Я никогда не хотел, чтобы все так получилось, и когда я понял, что девушка с прошлой недели — это ты, я просто… Мне очень жаль. Ты должна знать, как мне чертовски жаль.

— Тебе жаль? — она усмехается, а ее голос срывается от отчаяния. — Ты был внутри меня, Айзек. Ты лишил меня девственности, а потом позволил мне вернуться сюда, не сказав ни единого чертова слова. Предполагается, что ты моя семья. Ты должен защищать меня от людей, которые хотят использовать меня, как ты только что сделал. Разве не поэтому ты рассказал Остину о моем сегодняшнем свидании, или это было просто для того, чтобы самому воспользоваться мной?

— Блядь, Аспен. Все не так. Мне просто… мне так чертовски жаль. Я не думал, что все так обернется.

Она снова усмехается, только на этот раз из-за обильных слез, текущих по ее лицу, ее голос разбивается на миллион маленьких кусочков.

— И что дальше? Когда хостес позвонила и сказала, что я здесь, каковы были твои намерения, когда ты сказал ей отправить меня сюда? Ты хотел снова трахнуть меня и надеялся, что я никогда об этом не узнаю? Прийти в дом моих родителей, улыбаться и смеяться со мной, как будто ты никогда не был внутри меня? Пить с моим братом, как будто ты не обманул его доверие?

Я с трудом сглатываю комок, образовавшийся в горле, никогда в жизни не испытывая такой неприкрытой ненависти к себе. Она права. Предполагается, что она моя семья. Я клялся всегда защищать ее, а теперь я тот, от кого ее нужна защита.

Только все гораздо хуже, потому что я только и делал, что думал о том, чего хочу от нее, а как же она? Для Аспен это больше, чем просто секс. Она любила меня годами, и от такого предательства она просто так не оправится. Я разбиваю ее гребаное сердце.

Аспен отводит взгляд, ослабляя свою власть надо мной, и когда следующие слова срываются с ее губ, я, блядь, рассыпаюсь.

— Убирайся, — умоляет она.

— Аспен, пожалуйста. Выслушай меня, — говорю я, ища ее взгляд, только чтобы понять, что она больше не может смотреть на меня. — Мы можем обсудить это. Просто дай мне шанс все объяснить.

— ВОН! Я не хочу тебя видеть.

Осколки моей души разлетаются вдребезги, и все, что я могу сделать, это склонить голову, когда поворачиваюсь и иду к двери, а каждый шаг кажется таким чертовски неправильным. Потянувшись к двери, я открываю ее, когда ее мягкий тон прорывается сквозь тяжесть.

— Айзек, — говорит она таким чертовски надломленным голосом, что он убивает меня. Я оборачиваюсь, ловлю ее взгляд и жду того, что она хочет сказать. — С тех пор как я была маленькой девочкой, я всегда думала, что ты не можешь сделать или сказать ничего такого, что заставило бы меня разлюбить тебя, даже за эти последние несколько лет, когда ты целенаправленно давал понять, что между нами никогда ничего не может произойти. Ты был солнцем на моем небосклоне, и я всегда думала, что мои чувства к тебе непреодолимы, но я ошибалась, потому что никогда в жизни я не могла подумать, что ты способен причинить мне такую боль. Никогда больше не заговаривай со мной, Айзек. Я ненавижу тебя.

Я киваю и с этими словами выхожу из приватной комнаты, слушая, как она в агонии оседает на пол. Ее рыдания заполняют пространство позади меня, и когда я закрываю дверь между нами, весь мой гребаный мир сгорает дотла у моих ног.

15

АЙЗЕК

Улыбка растягивается на моем лице, когда я прохожу через строительную зону, иначе известную как ресторан Остина. Его ремонт был наконец одобрен, и, как только появилась возможность, он приступил к работе со своей командой.

Это был чертовски долгий путь к такому результату, и теперь, когда все начинает складываться воедино, я никогда не видел его таким гордым.

Прямо сейчас все выглядит как гребаный бардак. Они все еще находятся на стадии сноса, но к концу недели все начнет обретать форму, и Остин будет готов к торжественному открытию осенью.

Он показывает мне все вокруг, указывая на проблемы, которые удалось устранить моему архитектору, а я изо всех сил стараюсь выглядеть заинтересованным. Не поймите меня неправильно, я чертовски рад за него, но есть еще и тяжесть, которая тяготит меня с той ночи, когда Аспен сказала, что больше не хочет со мной разговаривать, и она начинает меня доставать. Я не могу сосредоточиться, едва могу работать, а притворяться, будто ее разбитое сердце ничего для меня не значит, с каждым днем становится все труднее.

Раньше мне никогда не приходилось притворяться, что я рад за Остина, я всегда прикрывал его спину и всегда радовался его успехам, как и он моим, но сегодня мне приходится нелегко. Я просто благодарен, что он так увлечен своим рестораном, что, кажется, не замечает, как гаснет моя улыбка.