Он смотрит прямо на меня в ответ, и озорная усмешка растягивает его идеальные губы, когда он поворачивается и переступает порог моей спальни.

— О, я более чем могу это осуществить.

— Докажи это, — бросаю я вызов, чувствуя, как его руки сжимают мою задницу. — Но ты должен знать, я не планирую менять свое мнение, пока меня хорошенько не оттрахают, а что-то подсказывает мне, что это может занять часы.

— Твой брат вернется максимум через двадцать минут, — предупреждает он меня.

Я широко улыбаюсь, отчаянно желая снова почувствовать, как он с легкостью воспламеняет мое тело.

— Тогда тебе лучше запереть дверь, потому что я не собираюсь превращать это в быструю игру, и я могу гарантировать, что ему не понравится то, что он услышит, когда вернется.

— От тебя одни неприятности, Птичка.

Я слышу тихий щелчок замка двери спальни, и когда разгоряченный взгляд Айзека возвращается ко мне, воздух между нами становится наэлектризованным. Он крепко целует меня и мгновением позже бросает на кровать, прежде чем стянуть с себя футболку. Когда мой жадный взгляд окидывает его скульптурное тело, он опускается на меня сверху, более чем готовый потратить каждую минуту оставшейся нашей жизни, отдавая мне все, что у него есть.

АСПЕН

ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ

Когда я переступаю порог ресторана "У Аспен", на моем лице расплывается широкая улыбка. Сегодня у Остина открытие, и все места заняты. У дверей стоит очередь, несмотря на то, что ресторан был забронирован на несколько месяцев вперед. Перед входом журналисты берут интервью у людей, стоящих в очереди, и фотографируют знаменитостей и светских львиц, которым каким-то образом удалось забронировать столик.

Рука Айзека ложится мне на поясницу, ведя меня через ресторан к нашему столику, за которым уже сидят мои родители, и они быстро встают, приветствуя нас. Я подхожу к маме, и она быстро обнимает меня, целуя в щеку.

— Как у тебя дела, милая?

— Отлично, — говорю я, окончив колледж несколько недель назад и теперь наслаждаясь каждой минутой жизни с Айзеком, несмотря на то, что он каждый день выставляет меня за дверь, чтобы идти на работу.

Не поймите меня неправильно, я работаю в одной из лучших пиар-компаний штата, и каждая секунда этой работы невероятна, но вставать с постели каждый день — самое сложное, что я когда-либо делала.

— О, хорошо, — говорит мама, прежде чем я наклоняюсь к папе и быстро обнимаю его.

Он быстро целует меня в лоб, и, поздоровавшись с Айзеком, мы все садимся. Я вижу, как Остин мечется по ресторану, обходя столики и проверяя, все ли идет гладко. Он останавливается поздороваться, целует меня в щеку и называет неудачницей, прежде чем искоса взглянуть на Айзека. Это заняло некоторое время, и, несмотря на его способность держать рот на замке и радоваться за меня, отношения между мальчиками остаются напряженными. Но Остин старается, и это все, о чем могла просить.

Он убегает, позаботившись о том, чтобы его лучшая официантка остановилась у нашего столика и обслужила нас так, как обслуживают королевских особ. Она принимает наши заказы, и пока мы ждем свои блюда, я потягиваю бокал вина, а рука Айзека лежит на моем бедре.

— Как продвигается работа? — мой отец спрашивает Айзека, зная, что разговоры о его клубах всегда приводят его в восторг. — Занят?

— Все время занят, — говорит Айзек, бросая взгляд в мою сторону. — Но произошли некоторые новые события.

Я нахмуриваю брови, пытаясь понять, о чем, черт возьми, он говорит. Я не думаю, что в каком-то из его клубов сейчас идет ремонт, если не считать темной комнаты в “Vixen”, которую он решил полностью снести, чтобы увеличить площадь VIP-зала, но не то чтобы он много рассказывал мне об этом. Он старается не поднимать эту тему, если я специально не спрашиваю, а я не спрашиваю.

Айзек продолжает наблюдать за мной, словно пытаясь разгадать мою реакцию, но все, что я могу сделать, это в замешательстве смотреть в ответ.

— О чем ты говоришь?

Айзек ухмыляется, и когда он смотрит на меня вот так, кажется, что все остальные отходят на второй план.

— Я, э-э-э… возможно, купил еще один клуб.

У меня отвисает челюсть, и я таращусь на него.

— Что ты сделал?

— Да, я закрыл сделку на прошлой неделе.

— Срань господня, — выдыхаю я, обнимая его одной рукой и неловко прижимаясь к нему со своего места за столом. — Это потрясающе.

— О, поздравляю, милый, — воркует мама, прежде чем подозвать официантку и заказать еще бутылку вина. — Мы должны отпраздновать!

— Вау. Празднуем? Что, блядь, празднуем? — требует Остин, резко останавливаясь позади нас, когда делает еще один круг по основному этажу.

Его глаза расширяются от ужаса, когда он переводит взгляд с меня на Айзека, и после того, как он опускает взгляд на мою правую руку и видит кольцо с бриллиантом на моем пальце, его рука опускается на плечо Айзека, и он наклоняется, чтобы не устраивать сцену.

— Ты сделал предложение моей гребаной сестре, даже не поговорив сначала со мной об этом?

Руки Айзека невинно взлетают вверх.

— Не на той руке, брат.

— О, э-э-э… — Остин прочищает горло, прежде чем выпрямиться и неловко улыбнуться мне. — Виноват. Что мы празднуем?

— Айзек купил еще один клуб, — сообщает мама.

— Ни хрена себе, — говорит он. — Где?

Айзек начинает вкратце рассказывать о новом клубе, делясь с нами всеми своими невероятными планами по мере доставки наших блюд. Он сообщает нам все, что нам нужно знать. Расположение, размер, вместимость и даже описывает свое видение планировки, хотя это трудно представить, не взглянув на клуб, но он обещает, что мы сможем заскочить завтра, и он мне все покажет.

Остин поздравляет его и быстро извиняется, когда слышит небольшой шум, доносящийся из кухни, и в ту же секунду, как он уходит, Айзек поворачивается ко мне с ленивой, понимающей ухмылкой.

— Я подумываю назвать его “Маленькая птичка”.

Я таращусь на него, и мое сердце бешено колотится.

— Что?

— Ну, не могу же я все свои клубы называть в твою честь, а этот — нет.

Мое лицо хмурится от замешательства.

— О чем ты говоришь? Они названы не в мою честь.

Он смотрит на меня в ответ, выгибая бровь, прежде чем одарить самодовольной ухмылкой.

— Ты уверена?

Я качаю головой. Возможно, весь этот умопомрачительный секс повредил клетки его мозга.

— Как?

— “Вишня”, — говорит он. — Тебе было девятнадцать, когда открылся этот клуб, и как бы мне ни хотелось сказать, что это потому, что ты была в фазе красной помады, это не так.

Он пристально смотрит на меня, желая, чтобы я поняла, к чему он клонит, чтобы не пришлось говорить это в слух при моих родителях, и я судорожно вздыхаю. Речь идет о моей девственности. Но как это может быть? Зачем ему называть свой клуб в честь этого, особенно в те времена? Разве что он всегда хотел меня, всегда хотел быть тем, кто лишит меня девственности.

Срань господня.

Я ловлю его взгляд.

— Но это было задолго до того, как…

— Угу, — говорит он, словно читая, о чем я думаю. — Даже тогда я думаю, что любил тебя. Я просто не осознавал этого, пока ты не вынудила меня.

Внутри меня все смягчается, и когда он сжимает мое бедро, я пытаюсь вспомнить, что мои родители сидят прямо напротив меня.

— “Пульс”? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами, и его взгляд останавливается на мне.

— Тебе было двадцать. И тогда я впервые заметил, как учащается мой пульс каждый раз, когда ты входишь в комнату.

Мои щеки вспыхивают, и я изумленно смотрю на него. Наверняка он все это выдумал.

— А “Скандал”?

— Разве это не очевидно? Ты и я вместе…

— Это был бы самый большой скандал, который когда-либо потрясал наши семьи, — заканчиваю я за него.

Айзек кивает, поднимая руку с моего бедра к щеке, и в ту секунду, когда его пальцы касаются моей кожи, я наклоняюсь навстречу его прикосновению. Он выдерживает мой взгляд, как бы заканчивая наш разговор безмолвными сообщениями, желая, чтобы я поняла, почему он назвал свой последний клуб “Vixen” (прим.: в английском жаргоне так называют сексуально привлекательную и энергичную женщину), и, честно говоря, я думаю, что смогу разобраться и с этим.