— Воу, — говорит он, прерывая меня. — Избавь меня от подробностей. Достаточно тяжело знать, что это произошло, не говоря уже о том, чтобы представить это в своей голове.

Я морщусь.

— Извини, — говорю я. — Но просто знай, что никто из нас намеренно не хотел причинить тебе боль. Это просто… случилось.

Остин поднимает руку: разговор слишком близко подошел к теме секса, чтобы он мог продолжать его.

— Просто… остановись, — умоляет он. — Я не могу слышать о том, что между вами произошло. Может быть, однажды я смогу смириться с этой мыслью, но не сейчас.

— Принято к сведению, — киваю я.

Остин на мгновение задерживает на мне взгляд, и между нами возникает напряжение.

— Послушай, насчет того, что я сказал у себя дома, — начинает он, и в его тоне слышится смирение. — Ты, конечно, знаешь, что я совсем так не думаю. Я знаю, что чрезмерно опекаю тебя и теряю самообладание всякий раз, когда слышу, что ты с кем-то встречаешься, но ты, конечно, знаешь, что на самом деле я так не думаю. Просто есть что-то такое при мысли о тебе и Айзеке вместе, от чего у меня по коже бегут мурашки, и после того, как ты была безумно влюблена в него всю свою жизнь, это был просто самый простой способ нанести ответный удар.

Я киваю и подхожу к нему.

— Ты знаешь его, Остин. Ты знаешь, что он хороший человек с моральными устоями и добрым сердцем. Я знаю, ты всегда хотел для меня кого-то, кто защищал бы меня так же, как защищаешь ты, но открой глаза. Он всегда был таким парнем, — бормочу я, бросая взгляд в сторону этого невероятного мужчины, о котором идет речь, и тая от того, как он смотрит на меня в ответ, от мягкости в его глазах, которую я всегда любила. — Когда я пряталась в кустах, а тебя не было в городе, он, не колеблясь, пришел за мной, и так было с тех пор, как мы были детьми. Почему ты не хочешь этого для меня?

Остин прижимает руки к вискам и начинает мерить шагами мою маленькую гостиную.

— Конечно, я хочу этого для тебя, — наконец говорит он. — Просто… эту пилюлю трудно проглотить.

— Я знаю.

Он делает паузу, оглядываясь на меня с той же болью в глазах.

— Ты действительно переезжаешь к нему?

Я пожимаю плечами, зная, что все происходит слишком быстро, даже по стандартам нормальных отношений.

— Очевидно, я представляю опасность для себя и нуждаюсь в постоянной няньке, чтобы быть в безопасности.

Остин закатывает глаза.

— Ну, я и сам мог бы тебе это сказать.

Я сжимаю губы в тонкую линию.

— Ты все еще злишься.

— Какое-то время я буду злиться, — признается он. — Мне потребуется время, чтобы привыкнуть, и я не могу гарантировать, что каждый раз, когда я буду видеть вас двоих вместе, мне не захочется вырубить этого ублюдка, но ты моя сестра, и, несмотря на все, что я сказал, и на то, как я себя вел, ты мой самый любимый человек в мире, и если это то, что действительно делает тебя счастливой, то я хочу этого для тебя.

Я чувствую, как первый луч надежды расцветает в моей груди, быстро распространяясь по телу и рассеивая тьму, как будто ее никогда и не было.

— Правда? — спрашиваю я, отстраненно наблюдая за тем, как Айзек поднимается на ноги.

— Да, правда, — подтверждает Остин. — Просто не выставляйте себя напоказ передо мной, и у нас все будет хорошо.

Я бросаюсь к своему брату, и мои руки чертовски крепко сжимаются вокруг него. Я почти уверена, что душу его, но вместо того, чтобы жаловаться или отталкивать меня, как он обычно делает, он заключает меня в объятия и держит так же крепко.

— Ты прощаешь меня? — он шепчет мне на ухо.

— Зависит от обстоятельств. Ты собираешься стоять здесь и притворяться, будто я единственная, кто действовал за спиной у другого и влюбился в его лучшего друга?

Остин напрягается и отстраняется, а его глаза расширяются от тревоги.

— Ты, ээээ… знаешь обо всем этом, да?

— Конечно, знаю. Тебя трудно назвать скрытным, а у Бекс длинный язык. Она рассказывает мне все.

— Черт, — ворчит он, когда Айзек приближается ко мне, и я замечаю, как Остин отслеживает каждый его шаг, но, к счастью, Айзек достаточно умен, чтобы держать свои руки подальше от меня. — Тебя это устраивает? Ты не ненавидишь меня?

— Есть много вещей, за которые я хочу тебя ненавидеть, но это не одна из них. Вы идеально подходите друг другу, и если кто-то и будет сводить тебя с ума и заставлять страдать из-за того дерьма, которое ты на нас выплеснул, так это Бекс.

Остин хватается за шею и закатывает глаза.

— Да, она такая.

Гордость переполняет мою грудь. Я знала, что Бекс поддержит меня в этом.

Я широко улыбаюсь, но улыбка быстро исчезает, когда я перевожу взгляд с одного парня на другого.

— А что касается вас двоих? — спрашиваю я, нервы режут мои вены, как миллион крошечных бритв. — У вас все будет хорошо?

— Он сказал то, что должен был сказать, — сообщает мне Остин, бросая осторожный взгляд на Айзека. — И, несмотря ни на что, он по-прежнему мой лучший друг. При условии, что он тоже снизойдет до того, чтобы простить меня.

Айзек усмехается.

— Зависит от обстоятельств. Ты собираешься помочь мне перевезти все ее барахло ко мне домой? Один я не справлюсь.

— Э-э-э… А как же я? — спрашиваю я, обиженная мыслью, что от меня будет мало толку.

— А ты-помеха, — поддразнивает Айзек, прежде чем сосредоточиться на стоящем перед ним засранце. — Что скажешь? Я не планирую уходить от нее, и мне бы чертовски понравилось, если бы мне не пришлось уходить от тебя.

Остин стонет и оглядывает кучи моего дерьма, разбросанные от одного конца моей квартиры до другого.

— Мы не можем просто позвонить в компанию по переезду и вместо этого пойти выпить пива?

— Не-а.

— Тогда ладно, — говорит он с тяжелым вздохом. — Но сделай мне одолжение, держи свои руки подальше от нее, пока я не скроюсь из виду. Я даже близко не готов снова увидеть это дерьмо.

Широкая улыбка растягивает мои губы, и, хотя между нами все еще сохраняется напряжение, я знаю, что все будет хорошо, особенно когда я снова бросаюсь к нему, а он быстро уклоняется от моих объятий.

— Фу-у-у, перестань, — ворчит он, мой игривый, заноза в заднице, брат восстал из мертвых. — Никто не знает, где были эти руки.

Я не могу удержаться от смеха, когда Остин закатывает глаза, и не прошло и минуты, как у него в руке оказались ключи от машины.

— Я пойду найду коробки и скотч, — говорит он, поворачиваясь на пятках, явно не в восторге от того, что его заставили помогать нам. — И когда я вернусь, клянусь Богом, если я почувствую запах секса в воздухе, у нас действительно будут проблемы.

Остин исчезает за дверью, и я разражаюсь смехом как раз в тот момент, когда Айзек хватает меня и прижимает к своей груди, а его сильные руки так идеально обвивают меня.

— Я так чертовски сильно тебя люблю, — говорит он, и каждый слог из его уст делает со мной то, о чем я и не подозревала.

Его губы опускаются к моим, и он крепко целует меня.

— Скажи это снова, — шепчу я в его теплые губы, зная каждой клеточкой своей души, что никогда не привыкну к тому, как приятно слышать эти слова из его уст.

— Я люблю тебя, Аспен, — говорит он мне, отстраняясь всего на дюйм, чтобы встретиться со мной взглядом. — Я устал отстраняться и отрицать то, что было правильным все это время. Ты моя, а я твой, и я готов начать строить жизнь с тобой. Я и так уже потратил впустую так много времени.

— Ты действительно так думаешь? — спрашиваю я. — Мы сделаем это?

— Черт возьми, да, сделаем, — говорит он мне, хватая меня за задницу и поднимая на руки. — А теперь заткнись и поцелуй меня, прежде чем я буду вынужден бросить тебя на этот кофейный столик и трахать, пока ты не закричишь.

Я вскидываю бровь, не сводя с него пристального взгляда, а моя киска уже пульсирует.

— Не угрожай мне хорошо провести время, Бэнкс, — предупреждаю я его, уже покрываясь мурашками при одной мысли о том, что он может со мной сделать. — Только если ты не сможешь это осуществить.