Мой взгляд останавливается на салфетке, брошенной на журнальном столике, и я не могу не потянуться за ней, обнаружив на ней написанный номер Харрисона, порванный в тех местах, где он слишком усердно нажимал на ручку. Мое сердце не колотится, и я не чувствую, что это должно стать каким-то монументальным, потрясающим моментом в моей жизни, но я обязана попытаться ради самой себя.

Затем, записав его номер в свой телефон, я быстро отправляю сообщение.

Аспен: Привет, это Харрисон? Это Аспен. Ты разлил на меня всю свою содовую в салат-баре.

Его ответ приходит почти мгновенно.

Харрисон: Как я мог забыть? Я думаю об этом с тех пор, как вылил жидкость на твои сиськи.

Смех вырывается из моего горла, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Мне нравятся мужчины, которые способны понять шутку и продолжить ее, не заходя слишком далеко. У него явно хорошее чувство юмора, но в салат-баре он доказал, что он также добрый и вдумчивый. Он без колебаний исправляет что-то, когда облажается, и прямо говорит о том, чего хочет.

Он именно тот, кто мне нужен, только, несмотря на наглую ухмылку и дерзкие слова, он не заставил мое сердце биться быстрее, не так, как это всегда делал Айзек.

Аспен: Я знаю, что опоздала на несколько дней, но не будет ли это слишком неожиданно, если я приму твое предложение и позволю тебе пригласить меня на свидание?

Харрисон: Я знал, что ты вернешься! Это мое дерзкое мальчишеское обаяние, не так ли? Ты не смогла устоять.

Аспен: Не мог бы ты хотя бы на секунду отбросить свое дерзкое мальчишеское обаяние и ответить на вопрос?

Харрисон: Я бы чертовски сильно хотел пригласить тебя на свидание.

Улыбка застывает на моих губах, и я делаю все, что в моих силах, чтобы вытереть слезы. Это может стать для меня новым началом, чем-то, к чему стоит стремиться, а если ничего не получится, то это неважно, ведь в море всегда есть другая рыба. Правда, в море есть и кровожадные акулы, но я не думаю, что какая-нибудь акула сможет откусить от меня больше, чем уже откусил Айзек.

Мой телефон снова жужжит, и я опускаю взгляд, ожидая найти еще одно сообщение от Харрисона, излагающее все, что у него могло быть на уме относительно нашего свидания, но вместо этого я нахожу имя Айзека на экране.

Вот дерьмо. Что он может хотеть сейчас? Неужели он не думает, что уже причинил мне достаточно боли?

Я должна удалить его.

Только нездоровое любопытство берет надо мной верх, и, несмотря на то, что я знала лучше, я открываю его сообщение.

Айзек: “Vixen”. 8 вечера. Завтра. Я собираюсь трахнуть этот умный ротик, и только когда ты будешь умолять о большем, я вытрахую из тебя эти мысли.

Я смотрю на его слова, понимая, что он думает, что может исправить это сексом. Но этого не исправить. Как он вообще может думать, что я захочу встретиться с ним после того, как услышала эти слова из его уст? Он никогда не полюбит меня. Я никогда не стану той, кто ему нужен. Я не более чем приятное времяпрепровождение.

С меня хватит.

Этому должен быть положен конец.

Я не вернусь в “Vixen”, и я чертовски уверена, что не позволю Айзеку использовать мое тело. Я обманывала себя, когда просила об этом, и, как и предсказывала Бекc, пострадала именно я. Пришло время предложить моему сердцу уважение, которого оно всегда жаждало.

С этого момента Айзек Бэнкс мертв для меня.

24

АЙЗЕК

Я сжимаю челюсть, когда смотрю на часы. 8:30 вечера.

Аспен хронически опаздывает. Это болезнь. Но когда она встречается со мной, она всегда приходит вовремя. Иногда даже раньше, но сегодня все по-другому. Вчера я причинил ей боль. У меня не было гребаного выбора. Она просила о том, чего я не могу дать, что бы я ни чувствовал по этому поводу.

Мне пришлось солгать. Я должен был сказать ей, что никогда не полюблю ее, но думаю, что уже люблю.

Я не способен дать ей то, что ей нужно. Не достоин этого. Я даже не знаю, как любить кого-то, и я точно не собираюсь использовать ее для экспериментов. Она заслуживает гораздо большего. Все, что я сделаю, — это причиню ей боль, так что лучше закрыться от нее, пока я не зашел слишком далеко.

Сейчас ей больно, но со временем она сможет жить дальше, несмотря на то, как сильно мысль об этом разрывает что-то в глубине моей груди.

Я не ожидал, что она бросит мне вызов прошлой ночью. Я подумал, что после того, что произошло в “Вишне”, мы будем спорить. Когда я позвонил ей вчера, я знал, что она даст волю чувствам. Я ожидал, что она закричит, придумает все возможные оскорбления на свете и обрушит их прямо на меня, но я не ожидал, что она выплеснет на меня мое же дерьмо. Я не ожидал, что она бросит мне вызов.

Она спросила меня, значит ли это что-то большее, собираюсь ли я когда-нибудь полюбить ее, и то, что она спросила меня об этом, означает, что она уже знает правду. Она чувствует изменения в наших отношениях так же, как и я, и она права, я чертов трус, раз не могу признать это.

Я подумал, что, может быть, сегодня вечером мы сможем поговорить об этом с глазу на глаз. После того как мы выплеснем всю накопившуюся злость, мы могли бы сесть в баре “Vixen’ в VIP-зале или, возможно, найти кабинку, где можно уединиться, и, блядь, поговорить в первый раз… в жизни. Выложить все на стол и восстановить границы, которые стали настолько размытыми, что я их уже не вижу.

Но что-то подсказывает мне, что она не просто опаздывает — она не придет.

Лед звенит в моем бокале, когда я подношу его к губам и выпиваю то, что осталось на дне.

Почему я чувствую себя таким чертовски взвинченным при мысли о том, что Аспен меня отшила? Все должно было быть не так. Она бы пришла, мы бы потрахались, и я бы выкинул ее из головы… по крайней мере, на ближайшие несколько дней. Но отчаяние, которое я испытываю к ней, всегда возвращается, и с каждым разом оно становится все сильнее, и его гораздо труднее игнорировать. Это было доказано в “Вишне”, когда я нарушил все свои гребаные правила и увел ее в свой кабинет.

Я не должен был нарушать правила. Мы установили их не просто так, и теперь все пошло наперекосяк, и из-за этого я стою один в баре, и меня бросает женщина, которую, как я всегда клялся, я никогда не захочу.

Что, черт возьми, со мной не так?

Черт, после “Вишни” я ни разу не задумался о чувствах Остина, потому что внезапно то, чего он хочет, перестало иметь для меня значение. По крайней мере, на каком-то уровне. Он всегда будет моим лучшим другом, и я всегда буду ценить его мнение, но сейчас главное — это она. Она — мой приоритет, и прямо сейчас ей так чертовски больно, что она даже не смогла появиться, чтобы назвать меня гребаным мудаком.

Черт.

Мне нужно к ней.

Мне нужно все исправить, но я не знаю, как это сделать, особенно учитывая, что я не могу дать ей то единственное, чего она хочет. Как я должен это исправить?

Достав телефон из кармана, я набираю ее имя, прежде чем нажать "Вызов" и прижимаю телефон к уху, затем, пока он звонит, я выхожу из клуба. Ответа нет, но я не удивлен. После того, как она попросила меня не звонить ей вчера, я, конечно, пытался, но каждый звонок был отклонен. Она даже не ответила на мое сообщение.

Блядь. А что, если что-то не так? Что, если я зашел слишком далеко, причинил ей слишком сильную боль? Что, если она лежит на полу в ванной и не может дышать?

Ускоряя шаг, я пролетаю мимо Кейси, игнорируя какую-то чушь, исходящую из ее уст, и снова набираю номер Аспен.

Ответа нет.

Блядь.

Выбравшись на улицу, я запрыгиваю в свой “Escalade” и жму на газ, направляясь к квартире Аспен. Это всего лишь короткая десятиминутная поездка, но я преодолеваю ее за шесть, проскакивая на красный свет и значительно превышая разрешенную скорость.

Переднее колесо наезжает на бордюр, когда я с визгом останавливаюсь возле ее квартиры, и через несколько секунд я уже выхожу из машины и врываюсь в подъезд комплекса. Сердце колотится с каждым шагом, и я заставляю себя ускорить темп, уверенный, что случилось что-то ужасное.