— Как раз вовремя вы пришли сюда, дамы, — говорит Айзек тем глубоким тоном, который будоражит что-то дикое во мне.

Его пристальный взгляд блуждает по моему лицу, лишая меня дара речи, и когда в его глазах вспыхивает что-то порочное, чего я никогда раньше не видела, — черт возьми, от этого у меня учащается пульс, и я отчаянно хочу большего.

Он был странным после сегодняшнего дня в бассейне, как будто что-то его встревожило, и я не купилась на его оправдание о том, что он не подал какие-то документы для “Скандала”. Когда хочешь кого-то так долго, как я хотела его, ты узнаешь о нем все. Ты узнаешь, что заставляет его напрягаться, что задевает его за живое, каждый его пунктик, и когда дело доходит до Айзека Бэнкса, я знаю все. Он лгал. Не было никакого заявления, которое ему нужно было подать, что-то еще его насторожило, и я не могу не задаться вопросом, не я ли это.

— Не стоит торопиться с совершенством, — говорит Бекс, указывая на наши тела и потрясающие наряды, которые она выбрала, одновременно спасая меня от неловкого молчания.

Взгляд Айзека опускается вниз по моему телу, медленно скользит по груди и талии, прежде чем проплыть прямо по бедрам и до самых каблуков. Он неторопливо поднимает его обратно, и на его губах задерживается знакомая ухмылка, а затем он встречает мой взгляд с глубокой удовлетворенностью в своих темных глазах.

— Нет, не стоит, — рычит он.

Охренеть. Почему у меня вдруг между ног разгорается огонь? И почему, черт возьми, он так на меня смотрит, особенно в присутствие Остина? Последние несколько лет он намеренно старался не смотреть на меня.

Айзек выдерживает мой пристальный взгляд, пока мое сердце выпрыгивает из гребаной груди, и когда Бекс прочищает горло, чары внезапно рассеиваются. Я отвожу взгляд и успеваю заметить, как Остин закатывает глаза, а из его горла вырывается раздраженный смешок. Он берет свой стакан и быстро выпивает почти половину, а затем ставит его обратно на барную стойку, слишком грубо, чтобы считать это безопасным.

Он не говорит ни слова, но я знаю своего брата достаточно хорошо, чтобы понимать, что он не сможет так просто это оставить. Он испортит весь вечер, если я ему это позволю, а я не для того дала Бекс полную свободу действий в отношении моего наряда, чтобы мой засранец брат передал мне свое плохое настроение.

— Уф, серьезно? — я стону. — Тебе было недостаточно испортить обед в честь дня рождения мамы, теперь ты должен испортить еще и сегодняшний вечер?

Голова Остина резко поворачивается ко мне, и в его глазах пульсирует ярость.

— Ты, блядь, издеваешься надо мной, да? — он требует ответа. — Это я испортил мамин обед? Иди на хуй, Аспен. Я люблю тебя, но ты, блядь, бредишь. Это ты появилась со штампом “Vixen” на запястье. Вся эта херня сегодня — на твоей совести.

— Черт возьми, Остин. Ты такой лицемер.

Его глаза практически вылезают из орбит.

— Лицемер? — он шипит.

— Ты меня слышал, — бросаю я ему в ответ. — Ты точно знал, что это за штамп, а учитывая эксклюзивность клуба, узнать его можно, только если ты сам там побывал. А это значит, Остин. Ты чертов лицемер. Почему для тебя это нормально, а для меня нет?

Он смотрит на меня пустым взглядом.

— Потому что ты… ты хорошая девочка. Ты не занимаешься таким дерьмом. Предполагается, что ты лучше меня.

Я усмехаюсь.

— А ты не усложняешь мне задачу.

— Оооооо, дерьмо, — говорит Бекс, втягивая воздух.

Остин качает головой, глядя на меня как на незнакомку.

— Удар, блядь, ниже пояса.

— Хочешь поговорить об ударах ниже пояса? — спрашиваю я, медленно приближаясь и становясь перед Айзеком, чтобы быть ближе к моему брату, когда гнев захлестывает меня. — Удар ниже пояса предполагает, что только потому, что я, возможно, немного потрахалась однажды ночью, внезапно означает, что я никуда не гожусь. Пошел ты, Остин. Мне двадцать два. Я больше не гребаный ребенок. Ну и что с того, что, может быть, мне нравится, когда меня трахает куча мужчин в комнате, полной незнакомцев.

— БЛЯДЬ!

Ярость пробегает рябью по его лицу, и он вскакивает на ноги, а его темный взгляд устремляется на Айзека со странным предательством, которое я ни за что на свете не смогу понять. Он исчезает так же быстро, как и появился, но у меня не остается времени на размышления, прежде чем эта ярость направляется на меня. Он делает шаг ко мне, в мгновение ока оказываясь на грани срыва.

— Скажи мне, что ты этого не делала.

— Ну и что, если бы я это сделала? — я выплевываю в него, чертовски хорошо зная, что делаю только хуже, но ублюдок этого заслуживает. — Делает ли это меня шлюхой за то, что я наслаждаюсь сексом, как и любой другой гребаный человек в том месте? Так же, как, я уверена, и ты. Я все еще твоя младшая сестра, Остин. Я все тот же человек, какой была всегда. Но все сводится к тому, что моя сексуальная жизнь — не твое собачье дело.

Его челюсть сжимается, и большая рука обхватывает меня за талию, отрывая от пола.

— Ладно, хватит, — говорит Айзек, оттаскивая меня, прежде чем у меня появляется шанс выцарапать брату глаза. — Вы двое не собираетесь выяснять отношения посреди моего клуба.

— Дай мне добраться до него. Я оторву его яйца прямо от тела.

Айзек ехидно смеется, ставит меня на ноги и подталкивает, чтобы я двигалась.

— Это что, твой новообретенный фетиш? — он шепчет мне на ухо, и, если бы я не была так взвинчена неодобрением Остина, я бы пришла в замешательство от одной мысли о том, что Айзек Бэнкс произнес слово «фетиш» где-то рядом со мной.

Вместо этого я снова пихаю его локтем в живот.

— Яйца моего брата и слово «фетиш» никогда не должны упоминаться в одном предложение.

Айзек смеется, его рука опускается мне на поясницу, и он ведет к другому концу массивной стойки.

— Как думаешь, тебе удастся усадить свою задницу, не ввязываясь в драку с кем-нибудь из моих платящих клиентов?

Я закатываю глаза и опускаю задницу на один из барных стульев, когда Айзек обходит меня и направляется к другой стороне бара.

— Он мудак, — напоминаю я Айзеку, на случай, если он мог это забыть за последние десять секунд.

— Он чрезмерно заботлив и находится в шоке. Разница есть, — говорит он, а затем берет стакан и что-то наливает, и я надеюсь, что это не для меня, потому что напиток, который он приготовил мне сегодня днем, был ужасен. Не могу представить, что этот будет лучше. — Он был бы меньше удивлен, если бы ты пришла домой и объявила, что выходишь замуж за египетского принца. Узнав, что твоя младшая сестра ходила в секс-клуб… мужчине требуется минутка, чтобы осознать это. Кроме того, мы с тобой оба знаем, что ты его просто дразнила.

— Я его не дразнила.

— Дразнила, Аспен, — упрекает он, бросая взгляд через длинный стойку бара, где Бекс оживленно флиртует с Остином, что мгновенно действует мне на нервы, несмотря на то, что я сказала ей флиртовать сколько душе угодно. Я вдруг перестала чувствовать себя такой великодушной. — Кроме того, не хочу обидеть Бекс, но между вами двумя, если бы кто-то и устроил дикую оргию на глазах у толпы незнакомцев, то это была бы она. Не ты. Это не твое.

— О, — говорю я, выгибая бровь. — И ты вдруг понял, в чем заключается мой фетиш?

На губах Айзека растягивается ухмылка, и он смотрит на меня из-под густых темных ресниц, и что-то сжимается глубоко внутри меня. Он не говорит ни слова, но выражение его глаз говорит о том, что он точно знает, что мне нравится.

Айзек задерживает мой взгляд на мгновение дольше, чем нужно, прежде чем, наконец, опустить его и ослабить свою власть надо мной, давая мне возможность отдышаться.

Что, черт возьми, на него сегодня нашло? Возможно, он упал и ударился головой, и в настоящее время у него сотрясение мозга. Эта его дерзкая, самоуверенная версия не дает мне покоя. Айзек, которого я знаю, из кожи вон лезет, чтобы напомнить мне, что между нами никогда ничего не будет, но то, как он продолжает смотреть на меня и придумывать предлоги, чтобы прикоснуться ко мне… черт. Я не знаю, что с этим делать. Он заставляет меня чувствовать то, что, как мы с ним оба знаем, я не должна чувствовать, но чем больше внимания он мне уделяет, тем сильнее я чувствую голод.