Яростное отчаяние захлестывает меня, и я подхватываю ее на руки, а ее ноги обвиваются вокруг моей талии, когда я рывком открываю дверь и спускаюсь в свою спальню. Она стонет мне в рот, и не успеваю я сделать и нескольких шагов по коридору, как тянусь к маленькой молнии сзади на ее платье — том самом гребаном платье, которым она мучила меня ранее этим вечером.

Аспен хватается за мою футболку, задирая ее вверх между нашими телами и вынуждая меня прервать поцелуй, и как только футболка исчезает, я не теряя времени расстегиваю молнию на ее платье и позволяю ему упасть до талии.

Я прохожу в спальню, мой член уже болезненно тверд и отчаянно хочет оказаться внутри нее. Затем подхожу к изножью кровати, подхватываю ее на руки и бросаю на постель.

Она падает на матрас, едва сумев удержаться на локтях, и смотрит на меня, а ее взгляд наполнен глубочайшим желанием, которое почти невозможно сдержать.

— Черт возьми, — выдыхает она, ее взгляд скользит по моему лицу и опускается к обнаженной груди.

Я тянусь к брюкам и расстегиваю ремень, так как острая потребность в ней почти поставила меня на колени.

— Раздевайся, Аспен. Сейчас же.

Не теряя ни секунды, она хватается за черную ткань на талии и избавляется от нее, прихватив с собой и черные стринги. Она отбрасывает их в сторону, а когда ее локоть возвращается на место, нахмуривает брови и оглядывается по сторонам.

— Подожди, — выпаливает она, как будто только сейчас осознав, что находится на моей кровати. — На твоей кровати. Я думала… Мы не можем…

Мои штаны падают на пол, и я выхожу из них, сжимая в кулаке свой напрягшийся член и становясь на колени у края кровати.

— Сейчас мы нарушаем все гребаные правила.

К тому времени, как она прерывисто выдыхает, моя рука сжимается вокруг ее лодыжки, увлекая ее вниз по кровати к себе, пока ее красивые бедра не оказываются по обе стороны от моих. Я опускаюсь на нее, и от этого движения ее бедра раздвигаются еще больше. Она закидывает ногу на мое бедро, открываясь мне, а аромат ее возбуждения витает в воздухе. Лукавая усмешка растягивается на моих губах, когда я снова наклоняюсь к ней и целую ее, зная, даже не прикасаясь к ней, насколько она чертовски готова для меня.

Мой член упирается в ее живот, и она обхватывает меня рукой, и это мягкое прикосновение заставляет меня вздрогнуть.

— Детка, — выдыхаю я ей в губы, а моя рука скользит по ее телу вниз и к бедру.

— О Боже, — вздыхает она. — Я могла бы привыкнуть к тому, что ты называешь меня так.

Мои губы спускаются к ее шее, и ее тело выгибается дугой на матрасе, а ее полные сиськи прижимаются к моей груди.

— Я никогда к этому не привыкну.

Она крепче сжимает мой член.

— Не заставляй меня ждать, — она тяжело дышит, и ее большой палец проводит по моему кончику и пирсингу. — Мне нужно, чтобы ты был внутри меня.

Когда мы оба на грани, и я не могу больше ждать ни секунды, я опускаю руку между нами и беру свой член. Я устраиваюсь поверх нее, поравнявшись с ее входом, и когда я прижимаюсь к ней, толкаясь внутрь, она ахает, а все ее тело сотрясается вокруг меня.

— Глубже, — выдыхает она.

Я медленно надавливаю, проникая в нее дюйм за дюймом, а моя рука обхватывает ее, и наши пальцы переплетаются. Она крепко сжимает ее, и я проникаю еще на дюйм.

— Айзек, — простонала она, но все, что она хотела сказать, было проглочено, когда мои губы вернулись к ее губам.

Я не останавливаюсь, пока не вхожу в нее полностью, и стону ей в рот, и этот звук вибрирует в моей груди. Я обхватываю рукой ее колено, подтягивая его повыше, и когда она ахает, я наконец начинаю двигаться.

Я делаю это медленно, потому что никогда еще не испытывал столь сильных эмоций, от того, что наши тела переплелись настолько, что невозможно определить, где кончается мое и начинается ее. Ее рука проскальзывает под моей, и она снова загибает ее, чтобы сжать мое плечо, держа его так чертовски крепко, словно боится, что я проснусь от этого лихорадочного сна и уйду, но я не могу уйти сейчас.

Эта женщина, единственная женщина, которую я когда-либо приводил в свою постель, — моя, и я не собираюсь от нее отказываться.

Я совершаю глубокие, точные толчки, каждое движение делается с намерением доставить ей удовольствие, и, черт возьми, я никогда не хотел, чтобы кто-то кончил так сильно. Я хочу, чтобы она почувствовала все, что я могу ей дать. Я хочу, чтобы она выкрикивала мое имя и знала, что это именно я заставил ее ожить. Я хочу погубить ее для любого другого мужчины, чтобы, когда она наконец поймет, что меня недостаточно, она все равно вернется в мои объятия.

Я хочу всего этого.

Наши тела покрываются потом, наши поцелуи становятся неряшливыми и отчаянными, но я никогда не чувствовал ничего настолько чертовски приятного. Это не так, как когда я был с ней в темной комнате или в "Вишне", и уж точно, черт возьми, никогда ни с кем другим такого не было. Это личное, это эмоциональная связь, а не просто желание кончить. Это то же самое, как когда я держал ее за руку на заправке — это значит гораздо больше, и теперь, когда я знаю, насколько чертовски невероятным это может быть, как я могу хотеть чего-то меньшего?

— Блядь, Маленькая Птичка, — стону я напротив ее кожи, входя в ее сладкое влагалище. — Ты губишь меня.

Она улыбается, и ее тело начинает дрожать, а глаза прищуриваются, когда они встречаются с моими.

— Это все, чего я когда-либо хотела.

Гребаный ад.

Ее стенки растягиваются с каждым толчком, и когда мои яйца напрягаются, она сжимается вокруг меня.

— О Боже, Айзек, — выдыхает она, впиваясь ногтями в мое плечо. — Я собираюсь кончить.

— Позволь мне почувствовать тебя, — шепчу я ей на ухо, мои губы покусывают мочку ее уха, прежде чем опуститься к чувствительной коже под ухом. — Кончай для меня, детка. Обхвати меня своей идеальной маленькой киской.

Аспен судорожно вздыхает, и когда я вхожу в нее снова и снова, ее стенки сжимаются вокруг меня, и она откидывает голову на матрас.

— О, черт, — стонет она, превращаясь в дрожащее месиво, ее бедра подрагивают от удовольствия, но я не осмеливаюсь остановиться, пока она насаживается на мой член.

Когда ее стенки сотрясаются вокруг меня, а эти красивые бедра вздрагивают и увлекают меня в дикую гребаную скачку, я не могу больше сдерживаться ни секунды. Она царапает мою спину, ее кайф усиливается, и я кончаю вместе с ней, выстреливая горячими струями спермы глубоко в нее.

Моя хватка на ее теле усиливается, и она снова прижимается своими губами к моим, ее пальцы запутываются в мои волосы на затылке, пока мы оба не оказываемся в гребаном беспорядке на матрасе.

Когда мы спускаемся с нашего кайфа, а ее тело расслабляется вокруг меня, я обхватываю ее рукой за спину, приподнимаюсь на кровати и перекатываюсь, пока она не оказывается надо мной. Она мгновенно кладет голову мне на грудь, и ее рука оказывается прямо на моем бьющемся сердце.

— Это было…

— Интенсивно, — заканчиваю я за нее.

Я чувствую, как она улыбается мне в грудь, а моя рука задерживается на сладком изгибе ее обнаженной попки. Я не могу удержаться, чтобы не сжать ее, а она стонет и поднимает голову с моей груди, и затем взбирается по моему телу, прежде чем оседлать мою талию. Она смотрит на меня сверху вниз, когда я обхватываю ее бедра, и я не могу не заметить маленькую вспышку сожаления в ее глазах. — Полагаю, мне, вероятно, следует пойти в комнату для гостей.

Я просто смотрю на нее.

— Детка, ты никуда не уйдешь. Ты будешь спать здесь, со мной, — говорю я ей. — Но я надеюсь, ты не думаешь, что закончила на сегодня, потому что я чувствую, как моя сперма вытекает из тебя, и теперь, когда ты оседлала меня, я не могу дождаться, когда увижу, как ты скачешь на мне.

На ее губах появляется ухмылка.

— О да?

Я киваю.

— Возьми гребаные поводья, Птичка. Покажи мне, какая ты хорошая маленькая шлюшка, и оседлай меня.