— Да, хочу попробовать одна, без всех соглядатаев и советчиков. Вдруг получится лучше, — честно ответила я, старясь не выдать своего смущения.

— Тебе не нравится работать с Эдиком? Или кто-то из коллектива напрягает? — спросил он обеспокоенно.

Я пожала плечами. Что мне ответить? Что Марго вот-вот выцарапает мне глаза? Или что режиссер меня нагло домогается, играя на моем чувстве вины за собственную бездарность? Да кто я такая? Марго давно работает в театре, а Эдик – так вообще друг и правая рука Артура. Я же – вчерашняя безработная, до которой снизошли, вручив главную роль. Да я даже легкой похвалы еще не заслужила.

— Нет, он нормальный режиссер. Хорошо знает свое дело. И ребята все отличные, — ответила я ровным голосом, стараясь не выдать своих истинных чувств.

Артур ничего не ответил, но его палец коснулся нижней губы, и мне пришлось спешно отвести взгляд, чтобы не начать смотреть на него глазами голодной кошки.

— Повтори монолог, — вдруг приказал он. Не попросил, не предложил, а самым натуральным образом приказал.

Я сначала задохнулась от властного тона, но тут же взяла себя в руки. Он ведь не требует чего-то постыдного. И разве не сама я пришла репетировать? То, что не рассчитывала на лишних зрителей, другой вопрос, но может, он сможет помочь?

Я начала речь Катерины в саду сначала, и Артур тут же нахмурился. Как и на кастинге, он подался вперед, словно пытаясь что-то рассмотреть во мне, но перебивать не стал, и я, дочитав два четверостишия, замолчала.

— Скажи, ты же не девственница? —спросил он таким тоном, каким мог бы поинтересоваться у меня врач-гинеколог.

— Разумеется нет, — возмутилась я, и почему-то вспыхнули щеки. — У меня, вообще-то, парень есть.

— Ну да, ну да, я помню, Максим, — задумчиво произнес Артур, продолжая теребить нижнюю губу и разглядывать меня, как будто я новогодняя елка, на которую нужно повесить еще одну шишку, но он никак не решит, куда именно.

— Почему вы спрашиваете? — решила рассердиться я на столь бесцеремонный и, честно говоря, неуместный допрос.

— Да вот пытаюсь понять. Вроде не девочка уже, знаешь, что такое секс, мужчина даже есть. Так в чем дело? Почему на вполне невинных сценах ты тушуешься, как десятилетний ребенок?

— Я не тушуюсь, — попробовала я возразить. Разговор явно вел куда-то не туда, и мне это не нравилось. Особенно потому, что чувствовала: он прав.

— Разве? А я вижу, что стоит Владу к тебе прикоснуться, как ты вся деревенеешь. Так не должно быть, ты должна отвечать ему, а не прятать эмоции. Этому ведь учат в театральном.

— В театральном у меня все получалось, — с досадой проговорила я, пряча в этой досаде свою неуверенность. Сама-то я прекрасно понимала, что получалось у меня не очень, и виной всему была скованность, о чем не раз мне говорили преподаватели.

Артур никак не прокомментировал мой ответ. Он продолжал прикидывать что-то в своей голове. А я стояла на сцене, освещаемая светом рампы, вся у него на виду в этом кринолине и с высокой прической, осознав вдруг, как сильно открыты мои плечи и шея, и почувствовав даже дискомфорт, от которого по открытым участкам кожи пробежали мурашки. Артур же сидел в полумраке зала, и его выражение лица я могла лишь угадывать. Сегодня он не был облачен во все черное, но выглядеть Мефистофелем от этого не перестал. Я не смогла решить, какой образ нравится мне больше. Темные брюки и свободная белая рубашка, которая снова открывала треугольник на груди с поблескивающим крестиком, ему необыкновенно шли.

— Может, этот Максим тебя не удовлетворяет? — продолжил свой странный допрос Артур.

— Нет, у нас с ним все просто чудесно, — вспыхнула я еще больше, не понимая, стоит ли мне оскорбиться или пропустить хамский вопрос мимо ушей. И ведь если бы он пытался обидеть, я бы терпеть точно не стала. Но Артур спрашивал так, будто решал интересную задачку и пытался получить новые данные для уравнения.

— Тогда ты, наверное, его просто не любишь. А может, он тебя? Хотя, скорее всего, тебе просто сравнить не с кем.

— Ну хватит, — мое терпение все-таки лопнуло, и я поспешила к боковой лесенке, намереваясь спуститься со сцены и покинуть зал.

Сейчас Артур забрался слишком далеко, перешел грань, коснулся тех вопросов, которые не только не имеют к работе никакого отношения, но и его лично не касаются никоим образом. А еще он затронул тему, о которой я запрещала рассуждать даже самой себе. Да, я любила Максима. Но любил ли он меня? Мне стало больно, и я с обидой и злостью подумала, что Артур не имел никакого права так грубо и беспардонно лезть в мою душу.

Сбежать я не успела. Артур просто запрыгнул на сцену и оказался передо мной, заступил мне дорогу. Ну конечно! Я же со своей пышной юбкой не могла двигаться так ловко и быстро, как он. Не удивлюсь, если эти издевательские наряды придумали сами мужчины, чтобы бедные девушки просто не успевали от них смотаться.

Артур вдруг крепко обвил ладонями мою талию, и я оказалась к нему так близко, что перехватило дыхание, а ощущение сильной руки на пояснице показалось ужасно интимным. В нос ударил его запах, не сильный, какого-то незнакомого парфюма, но такой вкусный, что я забыла выдохнуть, желая дольше задержать этот запах в себе. Книга, которую я до этого держала в руках, все-таки свалилась на пол, но Артур даже не посмотрел на упавший реквизит.

— Давай сначала, — вкрадчивым голосом, от которого по позвоночнику пробежал ток, снова потребовал он, продолжая прижимать меня к себе и не отпуская моего взгляда.

— Эта сцена не предполагает объятий, — проговорила я строго, упираясь ладонями в твердую грудь, чтобы отвоевать хоть немного пространства. Точнее, попробовала строго, но получилось скорее жалобно.

— Я думаю, что близость тут не помешает.

Многообещающая улыбка озарила вдруг его лицо, я и подумала, какой же он красивый. Демон-искуситель должен был выглядеть и вести себя именно так, и то ему пришлось бы кое-чему поучиться у господина Данилевского.

— Прочитаю – отпустите? — спросила я.

— Нет, — прищурил Артур свои необыкновенные глаза. — Сначала я хочу увидеть тебя настоящую, твои истинные эмоции, а не глухую стену, которую ты нам всем демонстрируешь.

— Не знаю, что вы имеете в виду, но ваше поведение неприлично.

— Зато я знаю. И ничего неприличного в объятиях мужчины и женщины не вижу. Читай.

Я выдохнула. В конце концов, Влад меня на сцене тоже обнимает, но именно это часто мне мешает собраться. Может, Артур действительно поможет мне раскрепоститься? Только вот объятия Влада просто сильные и дружеские. А от рук Артура показалось, что сейчас вспыхнет кожа. Да что там кожа, вся одежда вот-вот охватится пламенем и осыплется пеплом, оставив нас в костюме Адама и Евы. Я отогнала непрошенные ассоциации и все же начала монолог заново.

Но стоило мне начать, как Артур сжал пальцы, сминая, собирая в них ткань платья на спине. Та тут же натянулась на груди, и я почувствовала, как корсаж трется о нежную кожу. Артур тут же ослабил хватку, будто это было его секундной слабостью, но ощущения ткани на груди, не стесненной бельем, никуда не делись, и любое трение теперь ощущалось острее. Это все показалось мне таким интимным, так на меня подействовало, что дыхание сбилось.

Но Артуру словно было мало этого, потому что он поднял ладонь к моему лицу и провел пальцами по щеке, нежно убрал выбившуюся прядку за ухо. И смотрел он так, что я вдруг почувствовала себя единственной женщиной на свете. Дышать вдруг стало сложнее, в горле пересохло, и монолог я дочитала с легким придыханием.

— Уже лучше, — выдохнул Артур мне на ухо. Он прижал меня теснее, хотя секунду назад мне казалось, что это невозможно. Он и не думал переходить от ласкового урчания к нормальным интонациям, как и продолжая ласково нашептывать мне на ухо. — Ты знаешь, тебе очень идет это платье. Именно такую Катерину я хотел видеть на сцене.

— Нравятся кринолины? — попробовала пошутить я, пытаясь хоть немного отстраниться. Но прозвучала моя колкость не слишком убедительно, и избавиться от властной руки не удалось.